Винделор. Книга вторая - Роберт Д. Митрин

Глава 3

Глава 3

Вечерний «Тридцать первый» не уступал дню своей тяжёлой суете, что гудела, как раскалённый котёл. Солнце скрылось за горизонтом, но фонари — высокие, с тусклым жёлтым светом — заливали улицы холодным сиянием, словно звёзды, что смотрят с небес, не грея. Тени дрожали на чёрном базальте мостовой, длинные и рваные, а гул толпы не стихал: голоса торговцев резали воздух, монеты звенели, сгребаемые жадными руками, шёпот сделок тёк, как дым от плавилен, густой и едкий. Бедняки в лохмотьях, горожане с потёртыми сумками, элита в мехах, чьи кольца блестели, как доспехи, — все говорили об одном: о деньгах, что звенели в их мыслях громче, чем в кошелях, о власти, что сжимала город, как тиски.

Винделор шагал позади, приглядывая за спутниками, ссутулившись под ветром, что трепал его истрёпанный плащ. Пальцы сжимали нож у пояса — привычка, выжженная дорогами, оставлявшими шрамы глубже, чем кожа могла показать. Илай держался за Нэн, шаги его были тяжёлыми, взгляд блуждал по переулкам, рука теребила меховую подкладку плаща, будто ища в ней тепло угасшего прошлого. Нэн вела их, дыхание сбивалось, пар вырывался в морозный воздух, взгляд метался, выискивая убежище среди теней. Она ныряла в тёмные щели между домами, вела через подворотни, где сырость пропитывала воздух, а запах ржавчины цеплялся к горлу, как память о мёртвом. Дважды она толкала двери кабаков — гомон внутри бил по ушам, кружки стучали о столы, торговцы тянули руки: «Меха, ножи, купи, продай!» Винделор отмахивался, бросая хмурый взгляд, Илай шёл молча, Нэн шагала дальше, не оглядываясь, её тень мелькала в свете фонарей.

За гулом города проступали громады заводов и складов — тёмные, точно остовы мёртвых зверей, чьи трубы дымились, выпуская струи, растворявшиеся в небе. Нэн замедлила шаг, пальцы дрогнули у пояса, где ещё чувствовалась память цепей, но тишину разорвал крик:

— Стойте! — Голос хриплый, как треск поленьев, шаги за спиной приблизились, быстрые и тяжёлые. — Мы не желаем вам зла. Госпожа Нэн, постойте!

Винделор обернулся, рука стиснула нож, глаза сузились, как щели в броне. Илай замер, кулаки сжались, дыхание вырвалось паром, острое и живое. Нэн повернулась медленно, лицо застыло, пальцы замерли у пояса, взгляд стал холодным, как лёд. Из тени переулка выступили двое в тёмных плащах — весы на рукавах блеснули в свете фонаря, холодные и равнодушные, как знак судьбы, висевший над городом.

— Мы служим семье Аласад, — сказал один, поднимая пустые ладони, жест мягкий, но напряжённый. — Вас приглашают на беседу. Прошу, следуйте за нами. Вам ничего не угрожает.

Нэн всматривалась в их лица, глаза сузились, тень недоверия лежала в них, как дым. Винделор напрягся, тело застыло, как струна, готовая к рывку. Илай шагнул вперёд, встав перед Нэн, закрывая её спиной, кулаки сжались, взгляд резал тьму.

— Почему мы должны вам верить? — крикнул он, голос острый, как лезвие. — С чего доверять?

— Вы правы, — ответил второй, откинув капюшон, шагнув под фонарь. Свет осветил худое лицо, резкие скулы, глаза, блестевшие, как мокрый камень. — Прошу простить. Меня зовут Альт, правая рука господина Маркуса Аласада. Госпожа Нэн должна помнить моё лицо.

Нэн вгляделась в него, плечи чуть опустились — страх отступил, но не ушёл, уступив место узнаванию, холодному и тяжёлому. В её глазах мелькнула искра, не облегчения — признание неизбежности, легшее на неё, как цепи. Она бросила короткий взгляд на Винделора и Илая — едва заметный кивок, знак, что угрозы нет. Пока.

— Зачем вы гнались за нами? — спросила она, голос низкий, с хрипотцой, цеплявшейся за морозный воздух.

— Нас задержали, — ответил Альт, шагнув ближе, плащ колыхнулся, весы на рукаве мигнули серебром. — Узнали, что вас бросили на рынок, как товар. Спешил выкупить вас — господин Маркус даровал бы свободу, — он замялся, голос дрогнул, — но Вайсы перехватили нас. Может, и к лучшему. Они тоже опоздали на аукцион.

Нэн сузила глаза, пальцы сжались у пояса, где чувствовалась память цепей.

— Что Маркусу от меня нужно? — прошипела она, злость проступила в тоне, как искры из тлеющих углей, память об аукционе жгла её.

Альт склонился, не низко, но достаточно, чтобы тень капюшона легла на камень.

— Просто разговор, — сказал он, голос мягче, но звенела сталь почтения.

Винделор выдохнул, губы дрогнули в усмешке, пальцы теребили нож.

— Так ты принцесса «Тридцать первого»? — бросил он тихо, поддев её, голос хриплый, как шорох ветра.

Нэн метнула на него взгляд — острый, холодный, как лезвие, что предупреждает. Она слышала это раньше, когда отец держал караваны, когда имя Теркол звенело, как монета. Тогда улыбки были мягче, но яд тот же. Теперь всё проще: отец сломался, золото растаяло, имя стало пустым. Лицо застыло, губы сжались, но она не ответила, шагнув вперёд.

— Мы сопроводим вас, — сказал Альт, выпрямившись, рука легла на край плаща. — Следуйте за нами.

Илай шагнул ближе, кулаки сжались, дыхание вырвалось паром.

— Куда нас ведёте? — спросил он, голос тихий, но звенела сталь — отголосок боли.

Нэн повернулась, глаза блеснули в полумраке, тёмные, как пруд у складов.

— В самое сердце, — выдохнула она, в словах сквозила горечь. — В башню Аласад.

Они двинулись за посланниками, шаги гулко отдавались по камням переулка, сужавшегося, как горло зверя. Винделор шёл последним, взгляд цеплялся за тени, рука не отпускала нож — привычка, жившая глубже усталости. Илай шагал молча, плащ колыхался, мех цеплялся за стены, будто удерживая его в прошлом. Нэн держалась впереди, рядом с Альтом, руки растирали запястья, где краснели следы цепей, дыхание срывалось облачками в морозном воздухе.

Переулки сменились широкими улицами, где гул города накатывал волнами: крики торговцев, звон монет, скрип телег с ржавым хламом. Фонари горели ярче, свет резал глаза, отбрасывая тени, тянувшиеся по базальту, как жадные пальцы. Воздух пропитался дымом плавилен, едким и густым, смешиваясь с сыростью из щелей домов. Прохожие — оборванцы и меховые воротники — мелькали в толпе, голоса сливались в гомон, но Нэн вела дальше, шаги резали шум, как нож.

Вскоре проступили башни — тёмные громады, резавшие небо, как копья из стали и гордыни. Башня Аласад стояла ближе, стеклянные стены ловили свет фонарей, отражая его холодными бликами. Она возвышалась над складами и пустырём, где ржавые остовы гнили, а дым поднимался струями,