Левиафан - Эндрюс Хелен-Роуз

— Прежде вам приходилось давать показания?

Сестра снова покачала головой.

— Что же, в данном случае это говорит в вашу пользу, — заметил судья. — Не секрет, что люди иногда снова и снова обращаются в суд с обвинениями такого рода, — вздохнул Мэйнон. — Ну, чем чаще мальчик кричит «волки, волки», тем меньше доверия. Кроме того, применение черной магии очень трудно доказать, вот почему мы тщательно проверяем мотивы заявителя.

— Да-да, конечно, — несколько оживилась Эстер.

Но серьезное выражение на лице Мэйнона снова выбило ее из колеи и заставило умолкнуть.

— Сэр, если позволите, — вмешался я. — А самих обвиняемых уже допрашивали?

Мэйнон, пристально наблюдавший за Эстер, перевел взгляд на меня.

— Нет. Сперва мы стремимся собрать все возможные доказательства. Разумеется, мы отправим наших людей на место предполагаемого преступления. И, само собой, каждая женщина будет подвергнута медицинскому осмотру.

— Что за осмотр? — резко спросил я, представив перепуганное личико Джоан.

Меня возмутила сама мысль о том, что ее заставят снять одежду в какой-нибудь грязной комнатенке и незнакомый человек станет рассматривать ее и задавать кучу бестактных вопросов.

— Наша повитуха — она специально обучена этим вещам — осмотрит тело женщины в поисках определенных знаков, которые могут указывать на общение с дьяволом. Это стандартная процедура. И, уверяю вас, она будет сделана с уважением к подозреваемой.

— И после этого принимают решение, достаточно ли доказательств, чтобы перейти к судебному процессу?

— Да. Хотя может потребоваться время не только для подбора доказательств, но и на то, чтобы начать процесс. Это будет зависеть от того, насколько война повлияла на ассизы[13]. Пока не ясно, смогут ли они в этом году провести заседание в Норидже. Многим судьям по всей стране приходится самим собирать присяжных за свой счет, особенно если местное общество оказывает давление на судью. И я должен предупредить вас обоих: обвинительные приговоры по делам о колдовстве выносятся все реже и реже.

— Почему так? — спросил я.

Мэйнон криво усмехнулся.

— Возможно, потому, что мы переходим в более просвещенные времена. Или потому, что люди стали лучше разбираться в мотивах тех, кто выступает с подобными обвинениями. Не то чтобы я подвергаю сомнению ваше заявление, — добавил он, оборачиваясь к Эстер. — Мы внимательно рассматриваем каждый случай и разбираем дело по существу. — Судья с нетерпением перевел взгляд на дверь: — Особенно когда в нашем распоряжении имеются толковые секретари.

— Должен заметить, сэр, — кашлянув, начал я, — что хотя мне не приходилось встречаться с Криссой Мур и я не могу ничего сказать об этой девушке, а также о подозрениях сестры, кроме голых фактов — болезнь отца и какая-то инфекция, выкосившая почти все наше стадо, — но я прекрасно знаю семью Гедж, мать и дочь, и мне трудно поверить, будто они…

— Умоляю тебя. Том, не спеши. — Мэйнон поднял руку, заставив меня умолкнуть. — Я старик, и память у меня как дырявое решето. Поэтому, пока у нас не будет возможности должным образом записать твои слова, подожди. Но куда же запропастился секретарь?

Прошло еще несколько секунд. Мэйнон с недовольным видом поднялся из-за стола. Но едва только судья направился к двери, как она приоткрылась и в комнату тихо, словно кошка, проскользнул Резерфорд. Секретаря с ним не было.

— Мне очень жаль, сэр, но Тимоти пока не приехал. Думаю, он вот-вот появится, однако, если позволите, я сам с радостью…

— Нет! — рявкнул Мэйнон. — Мы должны соблюдать процедуру: показания свидетеля записывает секретарь суда. Подождем. А пока, моя дорогая, — обратился он к Эстер, — не будете ли вы так любезны пройти с мистером Резерфордом и подтвердить личность Джоан Гедж?

— Джоан задержана? — удивился я.

— Да, — кивнул Мэйнон. — Констебль Диллон оказался расторопным человеком. Он задержал девушку, когда та явилась утром в город на поиски врача. Собственно, от нее мы и узнали, что ваш отец заболел. Диллон отправил Джоан в тюрьму. Кстати, твой мул, Том, находится у нас в конюшне.

Резерфорд протянул руку Эстер, но прежде чем та успела подняться, я первым вскочил со стула:

— Я сам провожу сестру.

— Том, я хотел бы поговорить с тобой наедине, — сказал Мэйнон. — Нужно обсудить еще одно дело…

Я решил, что речь пойдет о заявлении Криссы Мур и ее отношениях с моим отцом, но заколебался: у меня не было ни малейшего желания отпускать Эстер одну с Резерфордом. С другой стороны, неизвестно, представится ли еще такая возможность побеседовать с судьей с глазу на глаз и объяснить ему, насколько это нелепо: подозревать моего отца, честного и достойного человека, в столь гнусном поступке.

— Не волнуйся, брат, я справлюсь. — Эстер встала. — Это очень простая задача. И я не сомневаюсь, что мистер Резерфорд сумеет оградить меня от разного рода неожиданностей. — Уверенность сестры была встречена заискивающей улыбкой ее провожатого.

Охотник за ведьмами придержал дверь перед Эстер, а когда та вышла, несколько смущенно поклонился нам и устремился следом.

Мэйнон помолчал, затем указал на графин с вином и вопросительно приподнял бровь. Чтобы не обижать хозяина, я кивнул.

Разливая вино, судья заговорил дружелюбным тоном:

— Похоже, храбрости твоей сестре не занимать. Удивительно для столь юной девушки.

— Верно, — согласился я, принимая бокал. — Эстер… многие назвали бы ее кроткой, но на самом деле…

Мэйнон сделал глоток и улыбнулся:

— А на самом деле altissima quaeque flumina minimo sono labuntur.

Полноводные реки текут бесшумно? Интересно: Мэйнон пытается таким образом что-то выведать о характере сестры?

— Да, сэр, в том возрасте, когда дети обычно становятся жестоки и нетерпимы друг к другу, Эстер, напротив, искала дружбы с девочками из деревни. Помню одну — дочь шорника, крупная и грубоватая. Эстер даже жаловалась, что девочка обижает ее, обзывает серым мышонком, а проходит пара дней — и они вновь лучшие подруги. Ну, вы знаете, какими бывают девчонки.

Мэйнон вздохнул:

— Знаю, у меня три дочери. Извини, продолжай, пожалуйста.

— Однажды Эстер вернулась домой заплаканная и с расцарапанным лицом. Я спросил, что случилось. Сестра рассказала, что они играли с девочками возле старого дуба и нашли в траве упавшее с дерева гнездо. Одно яйцо в нем оказалось целым, без единой трещинки. Кто-то из старших девочек предложил разбить его, чтобы посмотреть, есть ли внутри птенчик. Она думала, что подругам захочется поиграть с ним. Но Эстер решила, что ни за что не позволит им мучить живое существо. Сестра встала над гнездом и никого не подпускала. Когда же девочка попыталась оттолкнуть ее, Эстер бросилась в драку. — Меня переполняла гордость за младшую сестру, которая расстраивалась до слез, если забывала слова псалма, и не могла видеть, как режут домашнюю птицу. А сейчас Эстер стояла передо мной, покрытая боевыми шрамами и сжимая в ладошке крапчатое яйцо, спасенное в неравном бою. Помню, она стыдилась, что повела себя столь дерзко, отчего слезы еще сильнее бежали по ее щекам. Я подхватил сестру на руки и сказал, как мне кажется, то, что ей следовало знать: нет ничего недостойного в том, чтобы защищать слабых и беспомощных! Бог видел ее поступок и наверняка считает, что она совершила доброе дело.

— Птенец вылупился? — спросил Мэйнон так, словно история его захватила.

Я решил, что это умение выглядеть заинтересованным, когда на самом деле тебе совершенно неинтересно, — на мой взгляд, история была самой заурядной.

— Вылупился, — ответил я, припомнив собственное удивление, когда это произошло. — Галка. Умная птица. Обосновалась у нас в сарае и прожила там несколько лет. Мне же в результате пришлось еще и кормить птенца, — усмехнулся я, — потому что Эстер оказалась слишком жалостливой, чтобы добывать для него червяков.

— А потом?

— Однажды он улетел, и больше мы его не видели. Горю Эстер не было предела.