Последнее фото - Ковальски Дмитрий

— И то верно, — почесал за ухом Федор, затем вплотную прижался к двери и прошептал адрес.

— Хорошо, — сказал Макар. — Только помните: тысячу рублей! Все же у меня дети.

***

Макар защелкнул замок на двери кареты, когда к нему подошел другой городовой. Он с любопытством заглянул внутрь, но увидел только фигуры людей с мешками на голове.

— Куда ты их? — спросил он.

— Фролов приказал доставить их в управление, — спокойно ответил Макар.

— Понял, — городовой почесал бороду. — Сопроводить?

— Не нужно. Он приказал остальным остаться, чтобы лично дать указания, когда вернется.

— Хорошо, — довольно ответил городовой и зашагал прочь. Ему явно не хотелось везти заключенных. Обычно в такие моменты происходили разные случаи. И чаще всего не пользу городовых.

Макар запрыгнул на козлы и взмахнул поводьями. Полицейская карета медленно выехала со двора. Чтобы подать сигнал, Макар дважды стукнул в стенку. Один раз стукнули в ответ.

Он ехал около получаса. До конца пути оставалось столько же, когда на козлы запрыгнул незнакомец в капюшоне.

— Сворачивай, — приказал он.

— Но…

— Нужны рубли — сворачивай!

Макар повиновался. Он съехал с главной дороги, проехал один квартал и по указанию попутчика завернул в темную арку.

— Славно, — сказал незнакомец. — Теперь давай свой пистолет.

— Зачем вам? — испуганно спросил Макар.

— Чтобы не вздумал вспомнить свои обязанности, — ответил мужчина и скинул капюшон.

— Вы?! — У Макара свело дыхание. Он никогда не думал, что воочию увидит воскресшего из мертвых человека.

— Ха! — улыбнулся Мастер. — Узнал, подлец. Вот же ты дров мне наломал, из-за тебя честных людей арестовали. К твоему счастью, в моей голове мозгов столько, что за двоих думать могу.

Все еще не веря тому, что видит, Макар достал из кобуры пистолет и протянул его мастеру. Тот взял оружие и спрятал под плащ.

Затем Макар расстался с ключом.

— Теперь свободен.

— А деньги?

— Считай, за них ты жизнь себе купил. Проваливай, идиот. — Он пихнул ногой испуганного Макара, тот, не сопротивляясь, спрыгнул.

— Привет Фролову и писателю! — выкрикнул Мастер и взмахнул поводьями.

Отъехав на небольшое расстояние, Мастер остановился. Он спрыгнул с козлов, обошел карету и открыл дверь.

— Выходите, бездельники, — сказал он и рассмеялся.

Но никто не вышел, только прозвучал удивленный голос:

— Вот же Николас, вот же гений…

— А я вам говорил, — подхватил его второй голос.

Затем, скинув с головы мешок, из кареты выскочил Юрий Михайлович, а за ним и Петр Алексеевич.

— Знаете, — сказал редактор. — Николай был уверен, что вы обязательно вылезете из укрытия.

Уязвленный тем, что его провели, Мастер достал пистолет.

— Какая разница? — Он навел оружие на Петра Алексеевича. — Если я все равно на шаг впереди.

— Э нет, — замотал головой редактор на радость сыщику. — Николай предупредил, чтобы мы не заряжали оружие Макара.

Мастер не поверил, нажал на курок несколько раз, но услышал только щелчки.

— А вот я свое зарядил, — хихикнув, достал пистолет Фролов. — Петр Алексеевич, сжальтесь, откуда же Николай узнал, что Мастер жив?

— К сожалению, у Николая то же дурное пристрастие к опиуму, что и у Мастера. Сегодня днем, когда мы были в ателье, Николай учуял знакомый аромат, словно курили недавно. А так как он видел, что Мастер употребляет опиум, то предположил, что тот жив. И то представление, когда Николас прятался в шкафу, вы устроили только для него. К тому же вся его команда, на удивление, спокойно себя вела. — Редактор почесал затылок и сощурил глаз. — Вроде ничего не забыл.

— Все равно ничего не понимаю, — сказал Фролов, запихивая в карету Мастера с лицом обиженного ребенка.

— Фух! — Петр Алексеевич взъерошил волосы. — Дай бог памяти, просто Николас говорил так быстро, что я могу что-то напутать…

— Ничего страшного, — возбужденно сказал Фролов, запрыгивая на козлы. — Говорите же, иначе лопну от любопытства.

— Значит так, Мастер дурил людей, делая снимки призраков через трафарет. Но Георгий Александрович его поймал на вранье. Тот пришел договариваться вместе с Яковом, но вышло неудачно, и вроде бы пепельницей они расшибли голову начальнику почтовой службы.

— Почему с Яковом? — спросил Фролов.

— Он выглядит сильным парнем. К тому же на следующий день мы его не видели. Людмила Матвеевна сказала, что ему нездоровится. Думаю, получил от Георгия Александровича.

— Хорошо, а дальше-то что?

— Тогда Мастер обвинил Николая, обдурил околоточного, узнав о его истории через Макара. Тот собирал для них информацию в обмен на хорошую плату. Затем побег. — Петр Алексеевич стал загибать пальцы. — Эксперимент писателя, смерть Мастера, визит Макара.

— Вот кто рассказал Федору, где прячется Николай. — Юрий Михайлович хлопнул ладошкой по коленке.

— Не совсем так, он навел Федора на Настю. А тот уже сам узнал адрес и выкрал все инструменты. Затем Николас провернул трюк с письмом и подтвердил догадки насчет Макара.

— Это я помню, — добавил Фролов. — Николас сначала одно говорил, мол, улики есть, а потом во время рукопожатия мне передал записку.

— А дальше вы знаете, — выдохнул Петр Алексеевич. Оказалось, не так просто уместить в короткий рассказ такое количество событий. Но вроде бы редактор ничего не упустил.

— Одного только не предусмотрел Николай, — с грустью сказал Петр Алексеевич. — Того, что Кузьма сговорится с шайкой Мастера. Очень грустно за Савелия. Приди я минутой позже — не спасли бы его. А так и помощь оказали, и в больницу доставили.

— Следует навестить его, — сказал Фролов. — Я распорядился, чтобы их с Николасом в одну палату положили. Так что отвезем фокусника в управление и поедем в больницу.

Сыщик хлестнул поводьями, и карета поехала быстрее.

Из письма Петра Алексеевича

Последняя неделя, моя дорогая Елизавета Марковна, выдалась спокойной. К моей большой радости, вся троица быстро шла на поправку. Первой полегчало Насте. Уже через два дня она ходила без посторонней помощи. Вот только сильный кашель сохранился. К концу недели выписали Савелия. Рана на животе быстро затянулась. Да и долго лежать он не мог. Все же не зря говорят, что врачи болеть не умеют.

Дольше всех восстанавливался Николай. Признаюсь вам, душа моя, что я уже и не надеялся увидеть писателя здоровым. Все-таки он получил ожоги, надышался дымом, сломал ключицу. Да и вообще, бессонная неделя сильно измотала его. Но писатель, будучи упертым типом, как обычно, поступил по-своему. Что меня порадовало больше всего, так это то, что Николай отказался от опиума даже в медицинских целях. Врач предлагал ему употребить раствор, чтобы избавиться от боли. Но писатель отказался, сказав, что уже от нее избавился.

Простите меня, Елизавета Марковна, за мою задержку. Но я не мог покинуть Санкт-Петербург, пока не убедился, что Николас здоров. К тому же все это время я посвятил прогулкам, которые полюбил, и работе.

Со второго дня лечения Николас затеял писать книгу. Вот только он был не в состоянии что-либо делать руками, поэтому задача водить пером по бумаге досталась мне. И я, к своему удивлению, настолько погрузился в писательский процесс, что, сам того не понимая, к концу недели стал полноценным соавтором книги. Каждый день я навещал Николая, он рассказывал историю, я покорно переносил на бумагу. Но вечером, когда я правил текст, добавлял новые детали, и, как сказал Николас, они только сделали рассказ лучше. Писательство мне понравилось гораздо больше, чем редакция. Я чувствовал настоящую власть над словами. Ведь по моему велению они, точно верные солдаты, выстраивались в аккуратную шеренгу и тем самым дарили мне наполненные смыслом предложения. Вот не настоящая ли это магия, спрошу я Вас?

Когда пришло время возвращаться, я ощутил тоску. Ведь за эти пару недель Санкт-Петербург вместе с некоторыми его жителями стал мне родным.