Огни Хафельберга - Ролдугина Софья Валерьевна

Я видела одного мальчика в городе, далеко отсюда, он сидел на ступенях ратуши и смотрел на людей, точно это были куклы. И позже, много позже, я снова встретила его, и он был таким же, как прежде, но не узнал меня. Во рту Марцеля пересохло. Холод просачивался уже со всех сторон, через сыроватый флиз, через каменный пол и даже через ульрики.

— Насколько позже? — Через семьдесят три года, кажется. Ульрики ответила ровным голосом, каким говорят либо полностью уверенные в себе люди, либо окончательно поехавший из катушек-психи. — Конечно, семьдесят три года. — Ну да, обычное дело. — Вполне.

Ничего такого. — Ага. Интеллектуальная беседа увяла сама собой. У Мартеля появилось ощущение, что он ходит по самому краю крыши небоскреба и пытается опереться на ветер. — Э-э, Ульрике, если я сейчас спрошу тебя, кто ты и что — Что тебе нужно? Ты ответишь? Вдалеке бабахнуло. То ли гром, то ли взрыв, то ли земному диску надоело смирно лежать на трёх китах, и он кувыркнулся куда-то в бесконечность.

— Да. — А-а-а! — Марцель хотел задать вопрос, нет, миллион вопросов, но язык присыхал к нёбу, и в темноте мерещились то огненные сполохи, то чёрная желтоглазая кошка, то девушка, распадающаяся пеплом. — Семьдесят три года, семьдесят три… Ульрике… А если она… Ульрике… Как те огненные, уже мертвые… Ульрике, а ты правда ждала меня здесь? Я имею в виду в Хаффельберге.

У него как гора с плеч свалилась. Это был вполне безопасный вопрос. По крайней мере, в ответе Марцель не сомневался. — Не только я, и не обязательно тебя, — улыбнулась Ульрике, и он ощутил ее улыбку на ощупь и мысленно.

— А зачем мы пришли сюда, в башню? — Догадайся. Она вытянулась и поцеловала его в уголок рта, легко, едва коснувшись. Марцель инстинктивно облизнулся. — Значит, зажигалка, плед и еще влажные салфетки. — А ты предусмотрительная, — поперхнулся смехом Марцель.

Отчего-то стало легче. — Скажи еще, что это ты посоветовала Ноа Штайну залечь на дно в Хаффельберге? Он прикусил язык, но было уже поздно. — Черт, Шелтон меня убьет. — Ноа Штайн? Ульрике нахмурилось. — Не знаю никаких Штайнов. Хотя Ноа… Ноа… Внезапно она вывернулась из его объятии, подскочила и начала одеваться в темноте.

Лопнувшая телепатическая связь ударила на отмашках струна на несколько секунд, полностью дезориентируя Марцеля. — Эй, ты куда? — он перекатился по флисовому пледу, наткнулся боком на бутылку с водой и выругался. — Да ульрики, твою мать! — В церковь! — коротко ответила она. — Если твой Ноа родился в этом городе, то его имя есть в церковной книге.

Но я не знаю никаких «но», а разве что «вставай, надо пройти тихо, иначе горит нам в аду» или где-нибудь еще. Она опять засмеялась, но это был не зловещий, а нервный смех. Так быстро Марцель никогда не одевался. Как хорошо, что я не имею привычки разбрасывать одежду в пылу страсти. По лестнице они спускались держать за руки.

Первый Марцель, как отважный мужчина, не боящийся навернуться со ступенек, затем Ульвике, как единственная дама и особо способная в случае чего удержать спутника за шиворот одной рукой. — И дальше куда? — шепотом поинтересовался Мартель, когда они добрались до галереи. Здесь было даже темнее, чем в башне, и намного тише. — Прямо, — также тихо ответила Ульвике, — а потом бегом по улице.

Надеюсь, не слишком промокнем. — Разве что дождь за это время прекратится. Конечно же, когда они добрались до крыльца, лило как из ведра. До церкви Марцель доковылял промокшие до нитки, в ботинках и то ухлёпало. Ульрике покошачьи встряхнулась на ступенях и осторожно толкнула дверь. Внутри было тихо и тепло, где-то в глубине горели свечи. — Никого.

А ты кого ожидал увидеть? — Ну, Александра Декстера. Ульрике зашипело и отвесило Марцелю под затыльник. — Придурок! — Вы с Шелтоном были бы прекрасной парочкой, — съязвил он. — Ну, где твоя книга? — Иди ближе к свечам, — Ульрики кивнула на крайнюю скамью. — Попробуем хоть что-нибудь прочитать. Так, где она? Пока Ульрики рыскала по тайникам, Мартель плюхнулся на скамейку и достал из кармана фотографии.

Сам альбом так и остался наверху, в сырой башне, и совесть в образе прекрасной Евангелины Штернберг уже начинала маячить на задворках подсознания. Надеюсь, это все не зря. Свечи давали более ровный свет, чем зажигалка, и теперь становилось очевидным, что на обеих фотографиях рядом с Иоганном один и тот же человек, очень похожий на образ из воспоминаний. Только на ранней фотографии у него были длинные волосы и более мягкое выражение лица.

Со второй же смотрел по-военному стриженный молодой мужчина лет 30, обнимающий за плечи уже не улыбчивого ребенка, а подростка в кадетской форме. «Между фотографиями лет семь разницы, и это совершенно точно один человек, но глаза, глаза, почему он так изменился?» Марцель попытался вновь прочитать надпись на обороте, но буквы расплылись от времени.

«Йон?» «Нет, не похоже». «Лао?» «Не, это что-то китайское, а парень европеец». От размышлений его отвлекла Ульрики. Она в полном молчании подошла и села рядом, положив раскрытую книгу на колени. — Ничего себе, Фолиант! — Марцель спрятал фотографии в карман и склонился над записями. — Сколько тут страниц? Тысяча? Две? И почему ты открыл её именно здесь?

Записи двадцати двухлетней давности. — А-а-а… — Марцель не успел договорить, Ульрике ткнуло пальцем в строчку в нижней части листа. — Посмотри сюда. Это запись о рождении близнецов. Мальчику дали имя Николас, в миру — Клаас, а девочка — Наоми, — прочитал Марцель, чувствуя, как у него немеют губы. — Наоми и класс Веберы — внуки Маркуса и Катарины Вебер, дети Валентина и Урсулы Вебер, в девичестве Штайн.

Твою мать! Они у нас под носом были! Все сходится! Происхождение псевдонима, родной город, эти чертовы способности к стратегии, которые в их семейке у каждого второго… Нет, я не верю, что Шелтон все еще не догадался. Марцель осёкся. — А ведь он ходил к Вебером, дважды, причём давно, и уже тогда он понял.

Сердце застучало так, что стало больно, в глазах заплясали золотые пятна. — Почему он не сказал мне? — Марцель. Кулирики потрясла его за плечо, и он с трудом вынырнул из вязких мыслей. — Круто! Просто супер! — нервно улыбнулся. — Слушай, ты сильно обидишься, если я сейчас трусливо сбегу!» Ульрике опустила взгляд, как будто всё поняла. Впрочем, может, и не как будто.

Беги, — она шаркнула ногой по каменному полу. — Промокнешь ведь до нитки. Ты вернёшься? — Наверно. Марсель старался не смотреть на неё, врать было неприятно. — Буду ждать, — пообещала Ульрике без улыбки. — А если не дождусь, сама за тобой пойду. Ты ведь так и не ответил мне на вопрос. — На какой? — Насчёт нового пути и другой судьбы.

А-а-а! — Марцель с трудом взглотнул и ухмыльнулся. Образ Шелтона, пинком вышвыривающего его из своей жизни, был до ужаса реалистичным. — Не уверен, что у меня вообще выбор есть. Давай потом об этом, а? — Хорошо. — Покорно согласилась Ульрике, всё так же глядя в пустоту и поглаживая живот кончиками пальцев. — Иди. Она зажмурилась, и в воображении у неё вспыхнуло лицо Марцеля, — как ярко освещенная афиша или единственная цветная фотография в черно-белом альбоме с траурной лентой через уголок.

Марцель поднялся на ватных ногах и побрел к выходу. Почему-то натолкнуться на Александра Декстера теперь было совсем не страшно. За недолгие четверть часа дождь превратился в невнятную морость. Марцель шлепал по сырой мостовой, запрокинув лицо к небу, иногда оступался, но чудом держал равновесие, как пьяница. Иногда в придорожных кустах что-то шуршало и покошачий фыркало, и тогда появлялось ощущение, что затылок сверлит дружелюбный, но слишком внимательный взгляд.

Окно на втором этаже дома Вальцев горело мутным, тревожным, красно-желтым светом. Шелтон не спал. Он ждал. Ты в последнее время особенно непредсказуем. Стратег не злился, не упрекал и даже не пытался уязвить тонким сарказмом. Спокойная констатация факта, легкая усталость, легкий привкус вины.

Из-за последнего было страшновато. — У меня уже крыша едет, — нервно хохотнул Марцель, — с этим чокнутым городом, его кошками, призраками и прочей хренью. Извини, что сбежал утром, просто мне надо было голову проветрить. — Проветрил? — также спокойно поинтересовался стратег. — Ну да. — Замечательно. В таком случае у тебя есть пятнадцать минут на какао, переодевание и укладку волос, а затем мы уезжаем.