Код Гериона: Осиротевшая Земля - Людмила Брус

Ознакомительный фрагментего посадил, чтоб не мучить кошек и кур, а то для плаванья сейчас холодновато. – И вообще, надо было взглянуть, как эта штука при отрицательной температуре летает, потому как сегодня, скорее всего, будет плюс…

– Может, тебе еще и нарваться на чаек захотелось?..

Здесь Рэнди поспорить с отцом не мог. В последние дни в городе стали часто находить дохлых птиц: чаек, поморников, альбатросов, прилетавших подкормиться рыбными отбросами да потиранить домашних животных. Хуже того, рыбак Свэн, два дня тому назад добывший на побережье буревестника – «супчик сварить» – теперь валялся у доктора Осокина в клинике вместе со всей семьей – в жару и в беспамятстве. И если раньше морские птицы избегали прямого столкновения с горожанами, опасаясь стать добычей, то сейчас они нередко пытались наброситься на людей, из-за чего маленьких детей в школу сопровождали родители. За чертой города, особенно на побережье, риск быть атакованным и подцепить заразу был еще выше.

– …В последний раз тебе говорю – не смей соваться за ворота. Иначе… – он задумался, изобретая кару пострашней. – Иначе будешь ночевать в сарае!

Рэнди вздёрнул брови и глотнул из стакана воды, делая вид, что угроза его напугала. На самом деле в сарае для него была своя прелесть: можно хоть всю ночь что-нибудь собирать, пилить да сколачивать – и никто не будет жаловаться на шум.

– Хотя почему «иначе»?.. Cегодня же отправишься спать туда! Может быть, это пробудит твою сознательность!..

Рэнди с трудом сдерживал улыбку. Неужто доктор до сих пор держит его за ребёнка, которого можно наказывать?

– Что за шум? – послышался с лестницы голос проснувшейся Альды. – Я, кажется, слышала слово «сарай»?

Сердце юноши взволнованно застучало. Заступничество матери страшило его куда больше отцовского гнева, потому что низводило его до уровня неразумного малыша. Альда не спеша спустилась к ним. Двигалась она как всегда неспешно, можно сказать, величественно, словно входила в тронный зал. Рэнди эта материнская черта всегда завораживала.

– Это что – новая традиция – ругаться, даже не успев поесть? – спросила она с теми нотами в голосе, что напоминают ещё слабые, отдаленные раскаты грома перед тем, как гроза грянет во всю мощь.

– Предлагаешь притвориться, что ничего не было? Что наш оболтус не творит глупостей семь раз в неделю?

У Рэнди вспыхнуло лицо. Какие такие семь раз? Времени на развлечения у него на самом деле с гулькин нос, но отец, похоже, уверен, что кроме него самого в семье никто не работает…

– Бать, хорош бушевать, а? – флегматично бросил с печи Арсений, уже расставшийся с надеждой поспать лишних пять минут.

– Ты б умылся, лежебока, – огрызнулся доктор, в пылу спора забыв, что в этот день дежурство парня было вечером.

– Хорошо, Илья, сарай так сарай, – поддержала мужа Альда, украдкой подмигнув Рэнди: мысли сына были для неё как открытая книга, а его стремления дальше и выше она всячески поддерживала, особенно после того, как в гостях у них побывал Рахманов. – А ты, Рэндольф, угомонись с экспериментами хотя бы до лета.

Полную версию своего имени юноша терпеть не мог, считая его слишком помпезным, чем родители и пользовались, когда хотели его повоспитывать. Население Антарктиды, особенно белое, перемешалось между собой так, что редко соблюдало национальные традиции в присвоении имён. Исключением, пожалуй, были корейцы, японцы и русские, чаще других создававшие семьи со «своими». Но если первая жена Осокина, Нина, погубленная внезапным осложнением беременности, была русской, то предки Альды были из Аргентины. И теперь в семье выросли два совершенно разных парня, как день и ночь, а имена лишь подчеркивали контраст. Даже Илья Осокин называл их в шутку «лед и пламя»; подо «льдом» подразумевался молчаливый, флегматичный, неторопливый Арсений, а под «пламенем» – Рэнди, чей характер походил на мерцающий, неугомонный огонёк свечи.

После завтрака cемья разбрелась по делам: Рэнди – в кузницу, Альда – в школу, учить ребятишек всему, что некогда узнала от собственного отца, доктор Осокин – в клинику, продолжившую работать и после Блэкаута со всем тем инструментарием и запасом лекарств, которые удалось спасти. Арсений отправился нести еженедельную вахту в городской оранжерее: уход за растениями был обязанностью каждого горожанина. Так жители решили между собой вскоре после катастрофы, чтобы защититься от голода. Здесь выращивали репу, съедобные лишайники и грибы, холодостойкие сорта картофеля, а в более теплые месяцы – овощи. Здесь же стояли садки с улитками и cверчками, поедавшими растительные отходы. Беспозвоночными, в свою очередь, разнообразили рацион люди.

Садик имелся у каждой семьи – внутри дома или непосредственно рядом с ним, но именно здесь усилиями всего города температура поддерживалась выше нуля в любое время года. Благодаря материалам и конструкции Золотого века оранжерея, единожды прогревшись изнутри, долго не отдавала тепла. Отапливалась она благодаря подвижным зеркалам на крыше, ловившим мощный свет антарктического солнца и направлявших его в чан с водой, откуда, нагревшись, она поступала по трубам через всё здание. Эту систему придумали на станции Новолазаревской, и со временем она широко распространилась по континенту.

Был в Мак-Мёрдо ещё один примечательный объект – закрытый Зал Состязаний, с полукруглой крышей, светлой, как отполированная кость. В просторном светлом здании, когда-то предназначенном для спортивных игр, горожане держали яков – потомков экспериментальной популяции, которую лет восемьдесят тому назад завезли в Антарктиду из Бурятии.

Лечебница доктора Осокина стояла на холме и имела на крыше собственную вертолётную площадку, на которой остались два вертолёта (их впоследствии разобрали по частям для хозяйственных нужд). Больница возвышалась над остальными зданиями города; выше был лишь мусороперерабатывающий завод, вынесенный на отшиб.

По пути на работу Рэнди зашел с Арсением в оранжерею – купить пару сверчков для Масако, но не в качестве угощения, а ради развлечения: меланхоличный свист насекомых заменял ей музыку. Последнюю хозяйка кузницы очень любила и никогда не упускала возможности послушать, как играет на гитаре с потемневшими от времени струнами рыбак-латинос по прозвищу Мариачи.

– Дохлятины на улице многовато, – тревожно сказал молодой врач.

– А?.. Что?.. – переспросил застигнутый врасплох Рэнди. В который раз он так увлекся мыслями о перемещении предметов по воздуху, что не замечал происходящего вокруг и шел рядом со сводным братом «на автомате», точно ноги несли его сами.

Арсений вздохнул и махнул перед собой рукой. Только в пределах видимости лежало пять белых тушек и уличный сквозняк перебирал на них перья. Некоторые, оторвавшись, кружились по улице в траурном танце. Среди вишневых и ярко-синих модульных домиков Старого квартала, под безоблачным небом, залитом красками рассвета, эта картина выглядела особенно мрачной.

– Дело дрянь, – Арсений осторожно приблизился к одной из мертвых птиц и брезгливо поморщился: тушку успели сильно расклевать другие птицы. – Вчера они тоже умирали, только не в таком количестве.

– Сколько, говоришь, заболело людей?

– Четверо…

– Главное, чтоб не случилось «черной смерти», которой нас в детстве отец пугал, – прошептал Рэнди, борясь с накатившей тошнотой.

– Ну тебя в пень! Накаркаешь! – буркнул Арсений: младший брат только что озвучил его собственные мысли. – Сказать ему, что ли?

– Он мог увидеть не меньше нашего по пути…

– Кто знает. Только бы куры не заразились. Тогда как минимум яичница со стола пропадёт, – мрачно пошутил Арсений. – Ступай в оранжерею сам, а я сгоняю в клинику.

Пожав Рэнди руку, старший брат удалился подпрыгивающей походкой, ероша на ходу короткие, соломенного цвета волосы.

Рэнди, забравший в оранжерее сверчков и репу, наткнулся по пути на двух павших поморников, причем одну птицу сородичи пожирали посреди улицы, ничуть не боясь прохожих. Разогнав их, юноша поспешил в кузницу почти бегом: из трубы на домике уже тянулась струйка дыма.

До Блэкаута в кузнице Масако находилась ремонтная станция, принадлежавшая её родителям, Хидео и Акеми Мацубара. Здесь чинили электрокары, снегоходы, мебель и портативные приборы. После катастрофы на станции осталась уйма техники, которая без электричества казалась ни к чему не пригодной, однако энергичный Хидео, искушенный в физике, не отчаялся и со временем перестроил часть оборудования так, чтобы приводить его в действие с помощью

---

Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги

---