Возрождение Вечного Человека - Друри Д. Шарп

Рух свидетельствовал против него, показав, что Цюлерих рассказал ему о секретном эликсире вечной жизни и пообещал его ему в обмен на одежду, и что Цюлерих взял одежду, но не раскрыл секрет элексира.

Судья был возмущен тем, что такое дело было передано на его рассмотрение. Он отпустил Цюлериха и отчитал Руха за то, что тот поверил в такую глупость. Но позже ночью судья разыскал Цюлериха, заговорил с ним и попытался выпросить у него порцию бледно-зеленых капель.

Цюлерих, пораженный подобострастием судьи, сказал:

— Вы высмеиваете меня в своем суде, но ищете меня ночью. Судьи моей эпохи не осмелились бы на такую наглость.

Поэтому он отказал ему и был призван на совет высших Правителей. Поначалу они проявили к нему большое уважение, пригласив во дворец, как если бы он был почетным гостем. Они задавали ему коварные вопросы и, наконец, устроили пир в его честь. На нем присутствовали все члены Совета Десяти.

Он испытывал некоторое благоговение, разделяя вместе с ними еду и питьё, потому что Цюлерих всегда был скромным человеком, занимавшимся исследованиями ради поиска истины и не жаждавшим почестей.

Когда пир закончился, все некоторое время сидели молча и внимательно наблюдали за ним. Цюлерих чувствовал себя несколько неуютно под их пристальными взглядами и тоже сидел молча, гадая, что бы могла означать их серьезность.

Наконец один из них спросил:

— Время вышло?

Невысокий темноволосый мужчина с вандейковской клиновидной бородкой, наблюдавший за Цюлерихом пристальнее, чем остальные, сдержанно кивнул. Затем он повернулся к сидящим за столом и проговорил:

— В этом человеке, Цюлерихе, есть что-то странное. Он выпил яд. Каждый из вас видел, как я наливал его ему в бокал. Но он кажется совершенно невредимым!

— Вы думаете, он тот, за кого себя выдает? — спросил Председатель.

— Я не знаю, — ответил обладатель вандейковской бородки, качая своей косматой головой. — По всем законам природы этот человек должен быть мертв, но мы должны признать, что он жив!

Тогда Цюлерих осмелел. Они проверили правдивость его заявления и практически убедились в этом.

— Я владею секретом вечной жизни, — уверил их он, — и я тот, кто любит своих собратьев-людей. Когда вы, во имя справедливости, решите довольствоваться тем, что позволите каждому человеку распоряжаться лишь собой, а не другими, я добровольно поделюсь этим даром и с вами, и со всеми людьми.

Они осмеяли его речь, называя его сентиментальным и непрактичным. И когда их насмешки не возымели действия, они попытались выторговать секрет, но Цюлерих, в свою очередь, посмеялся над ними, высмеяв их за то, что они предлагают так мало за такую великую вещь, как секрет бессмертия.

Не добившись успеха, они сократили свои требования до одной порции для каждого из Правителей, но Цюлерих покачал своей седой головой и пробормотал:

— Вы не достойны вечной жизни.

— Мы почти совершенны, — настаивал Председатель. — Нам не хватает только одного. Мы покорили Землю. Мы познали все законы природы, за исключением закона жизни и смерти. Люди и природа служат нам. Мы дадим вам место во власти, позволим вам разделить нашу власть, хотя мы заслужили эти места своей смелостью и готовностью идти на риск, а вы — не рисковали ничем. Дайте нам возможность жить вечно, и мы дадим вам власть над Землей.

Тем не менее, Цюлерих покачал головой и, обращаясь к Председателю Совета, сурово сказал:

— Вам не хватает больше, чем вы думаете.

Легкая усмешка тронула губы Председателя, и он спросил:

— Старик, чего нам не хватает, кроме тайны жизни и смерти?

— Воображения, — медленно произнес Цюлерих, делая ударение на каждом слоге. — Вы не можете мыслить за пределами собственного эго!

ГЛАВА 3

Цюлерих смягчается

Председатель наставил на него длинный белый палец и едко сказал:

— У меня нет желания слушать вашу болтовню. Мы больше не станем предлагать никаких сделок. Мы выведаем у вас тайну!

Справа от Председателя сидел крупный блондин лет сорока с бычьей шеей. Он закричал так, что его зычный голос заполнил весь зал:

— Именно это я и хотел сделать с самого начала! Выведать у старика тайну или удавить его!

— Шах и мат, джентльмены! — возразил обладатель вандейковской бородки. — Если этот старик действительно владеет секретом вечной жизни, он не сможет умереть. Нам мешает то, чего мы больше всего желаем!

Лохматый черноглазый мужчина рядом с Цюлерихом протянул руку, схватил ученого за ухо и сильно дернул.

Цюлерих невольно поморщился от боли.

Лохматый мужчина усмехнулся и заговорил глубоким басом:

— Джентльмены, я показал вам способ. Пытайте его! Он все еще может чувствовать боль.

Весь совет с облегчением заулыбался. Блондин с бычьей шеей громко закричал:

— Вытяните из него всё!

Председатель сказал очень тихо:

— Ну же, старина, раскройте нам тайну, или вам придется обитать вечность в искалеченном теле.

Цюлерих содрогнулся. На мгновение он пожалел, что выбрался из своей тихой могилы. Он был человеком чести и предпочел бы скорее обречь себя на вечную ночь, чем дать этим жестоким людям вечную жизнь, чтобы они могли бесконечно эксплуатировать Землю. Он вспомнил искалеченную крысу, жгучую боль в ее глазах. Он знал, что, где бы она ни находилась, она все еще испытывает боль от удара, полученного в тот день в музее более двухсот лет назад. Если они искалечат его, он будет страдать вечность. Он понимал, что не может смириться с этим, и все же он знал, что смерть была единственным врагом, которого боялись эти тираны. Только смерть могла победить их и возвести на престол новых правителей с более добрыми сердцами. Если он раскроет им свою тайну, то навсегда подчинит всех людей их власти. И все же он чувствовал, что не сможет смириться с вечной болью. Это была слишком высокая цена, которую пришлось бы заплатить за комфорт других людей.

Председатель что-то прокричал на каком-то особом языке.

Снаружи зала послышался мерный топот. Казалось, весь дворец содрогается от этого звука. Приближались телекопы! Его отдадут им, чтобы они могли изувечить его!

Большие дубовые двери в конце зала распахнулись. Цюлерих поднялся из кресла, когда гиганты с квадратными головами и отвратительными глазами прошли сквозь них с размеренной чёткостью, от которой задрожал