Возрождение Вечного Человека - Друри Д. Шарп

Друри Д. Шарп

Возрождение Вечного Человека

ГЛАВА 1

Вы, наверное, помните старого Цюлериха, сидевшего парализованным в стеклянной витрине по причине того, что выпил бледно-зеленые капли, разработанные им после долгих поисков некоего химического вещества, способного даровать вечную жизнь.

Вы также помните, что после того, как он выпил их, он был совершенно не в состоянии двигаться, потому что у него не было сил выпить несколько капель щелочного раствора, что он держал в руке.

Как вы помните, никто не подозревал, что он был жив, но все думали, что старый учёный открыл чудесную жидкость для бальзамирования, сохранившую в нем видимость жизни. Поэтому его поместили в стеклянный футляр и выставили в музее, где другие ученые могли исследовать его.

Годы проходили за годами, а он всё сидел в своей стеклянной витрине, совершенно неспособный пошевелиться, даже поднять бровь или двинуть пальцем. Но он не становился старше. Однако с годами манеры и чувства людей, каждый день проходящих мимо него, с любопытством бродя по музею, изменились.

Чувства разгорались и крепли, оказывая огромное влияние на умы и поступки людей. Они все больше поддавались сентиментальным порывам безрассудных личностей. Люди были глубоко тронуты судьбой старого Цюлериха и требовали его похоронить. Некоторые даже пролили слезы из-за того, что они назвали осквернением мертвого тела старика.

Ученые, контролировавшие музей, противились таким сентиментальным настроениям. Они почти были уверены, что Цюлерих все еще жив и нуждается всего лишь в каком-то таинственном эликсире, чтобы прийти в себя, хотя и понятия не имели, что это может быть за элексир.

Цюлерих, слыша перешептывания и произносимые возле него речи, понял, что началась кампания за то, чтобы похоронить его. Естественно, находясь в беспомощном состоянии, он пришел в ужас, потому что не мог говорить, не мог двигаться, не мог издать ни одного протестующего звука. Он мог только смотреть прямо перед собой, испытывая сильный страх.

Шли месяцы, и кампания ширилась. Цюлерих размышлял день и ночь, пытаясь придумать какой-нибудь способ убедить лидеров нового движения оставить его в покое. Но он никак не мог понять, как это сделать.

Он всматривался в уборщиц, мывших его футляр, обильно плеща водой со щелочью из своих ведер. Несколько капель этой жидкости помогли бы ему освободиться. Но не было никакой возможности намекнуть, что он хочет выпить мыльной пены.

Тянулись ужасные часы. Он со страхом прислушивался к каждому шагу, раздававшемуся в узком проходе. Он наблюдал за каждым суровым выражением лица. Он боялся каждого приближающегося к нему человека. Любой посетитель в черном казался ему гробовщиком, желающим забрать его из ярко освещенного музея и ввергнуть в вечную темноту могилы.

Наконец час настал. В помещение бодро вошли двое мужчин. Цюлерих не догадывался об их цели, пока они не открыли его футляр и не вытащили его оттуда. Хранитель музея с тоской наблюдал за ними и отвернулся, когда они волокли его вниз. Он почувствовал прикосновения их теплых рук, и они заставили его похолодеть от ужаса.

После того, как его погрузили в машину скорой помощи и увезли в морг, его положили в дешевый стальной гроб и отвезли на кладбище. Страх охватил его старую добрую душу, когда он почувствовал, как они достают гроб с его телом и закапывают его в землю. Затем он услышал глухой звук падающей на крышку гроба земли, кидаемой лопатами.

Каждый его нерв был напряжен до предела, он пытался заставить себя закричать, но ни один малейший шепот не сорвался с его губ. Он попытался приподняться, ударить рукой по крышке, но не смог сделать ни малейшего движения. Стук комьев земли становился все слабее и слабее, пока черная тишина не окутала его со всех сторон. Тишина эхом отдавалась в его ушах. Мрак распространился повсюду, подобный бесконечной пустоте.

Что сделал дождь

Так он лежал день за днем, ночь за ночью, и ночь не отличалась ото дня в его черной могиле. И он привык к темноте и безмолвию, и его мысли успокоились и созрели, как старое вино в темном месте. Он стал очень мудрым, размышляя о том, что видел на земле.

Его мысли были о ярком солнечном свете, освещающем цветы, и о теплой влажной земле весной, когда погребенные в ней семена вырываются из своей тюрьмы и дают всходы. Те семена, что так похожи на него, семена кажущиеся мертвыми, но вмещающие в себя вечную жизнь.

Он вспоминал стихи, строчку за строчкой, размышляя над их красотой. Он выдвигал теории. Он размышлял над фактами. Он мечтал. Затем, когда он не мог придумать ничего нового, он начинал все сначала и снова прослеживал свои мысли. Снова и снова его воображение кружилось вокруг бесконечных воспоминаний о старых временах и вплетало в них новые образы.

А вокруг по-прежнему царила черная, безмолвная ночь.

Вечность — это долгий срок, и за это время многое может произойти.

Даже стальной ящик, в котором лежал старик Цюлерих, ржавел, терял прочность и истончался. Наступили дождливые годы. Вода просачивалась в дерн и находила заплесневелую полость в том месте, где ржавел стальной ящик. Сквозь проржавевшее отверстие в крышке гроба начали просачиваться крошечные капельки, и всю ночь ему на лоб капала вода. Всю ночь или весь день, он не мог сказать, потому что в его могиле день был похож на ночь.

Капельки все капали и капали. Кап-кап-кап-кап-кап, словно тиканье останавливающихся часов. Они просочились в новом месте и закапали ему на грудь, на конечности и, наконец, в приоткрытый рот. Его нервы были измотаны непрекращающейся капелью. Он попытался пошевелиться, совсем чуть-чуть. Он хотел, чтобы капли падали на другое место. Он попытался пошевелиться, хотя по опыту знал, что не сможет.

Но он все-таки пошевелился! После более чем ста лет жесткой гипнотической комы он пошевелился! Он вытянул ноги. Он закрыл свои мутные, широко открытые глаза, а затем яростно попытался выбраться наружу.

Капли, просачивавшиеся сквозь гипсовую глину, содержали в себе небольшое количество щелочи, в которой он так нуждался, чтобы восстановить работоспособность мышц!

Он принялся отчаянно биться о стальную крышку, и она, наконец, поддалась, а её часть отломилась и осталась у него в руке. Используя её как лопату, он быстро выбрался наружу и высунул свою седую, наполовину лысую голову в серый свет дождливого дня. Он голым выполз под свежий