Тени зимы (СИ) - Волков Тим

А, собственно, зачем своей же жене врать? Тем более, такой умной, как Аглая… Да правду ей и сказать: мол, собрался прогуляться по деревням, расспросить об Иване Палыче. Мало ли, кто чего видел? Могли ведь и тело найти, да уже и захоронили…

— Да, — выслушав, кивнула супруга. — Так могло быть. Там, по дальним-то деревням, такие бирюки живут — ужас! В Зарное раньше, а ярмарку приезжали раз в год — так на весь год разговоров и хватало! А нынче сами по себе живут, в другие места не выбираются, чужих не любят. Говорю ж — бирюки! Даже если тело и выловили или видели бы чего — мы и не узнаем! Так…

Аглая ненадолго задумалась.

— Рябины нынче немного было… зато много желудей на дубах. Да и октябрь теплый выдался. По всем приметам, морозы еще не скоро падут. Тебе б, Алексей, удобней на лодке… Туда — сюда, думаю, за неделю точно обернешься. Заодно уток по дороге побьешь. Ружьишко-то возьми, да…

Судя по всему, беременность вовсе не помешала способностям женщины к логическим рассуждениям, скорее — наоборот.

— Другой вопрос — лодка… Кто даст? Ноябрь, люди боятся — вдруг да скоро лед? Вот что! — Аглая вдруг усмехнулась. — Ты не говори, куда собираешься. Скажи — просто на охоту, на уток. А лодку можно у отца Николая спросить — он человек не жадный. Да и лодка у него не ахти — обычная ройка… Да ты за лодку-то не держись, Алексей! Коли что — бросай смело да добирайся обратно с оказией! А уж с отцом Николаем мы потом уладим. В конце концов, летом свою лодку просмолим, проконопатим — да отдадим, делов-то!

— Ох, ты моя разумница! — обнял супругу сыскарь. — Ну, где я еще такую нашел бы? Вот ведь, сподобил Господь…

Алексей Николаевич отплыл уже с утра, едва начало светать. С ройкой проблем не возникло — священник отдал ее без вопросов. Да не до лодки ему и было — новая власть открыто провозглашала атеизм!

С помощью своей разумницы-супруги, Гробовский снарядился в путь, как следует. Хоть и ненадолго, но все-таки! Теплая серовато-синяя офицерская шинель со споротыми погонами и красной пехотной опушкой по вороту, овчинная папаха со снятой кокардой, башлык, добротные сапоги, френч, и пехотные суконные шаровары образца 1912-го года. В чем с фронта пришел в том и отправился. Да все фронтовики так и ходили, цивильная-то одежка по нынешним временам стоила ого-го! В шестнадцать раз по сравнению с царским временем подорожала.

Еще имелось запасное весло, ружье — тот самый «Зауэр», ну и, как водится — наган, куда ж по нынешним временам без него-то? На дне лодки примостился почти непромокаемый вещевой мешок образца 1910-го года, в котором уместились запас продуктов на три дня, небольшой мешочек соли, да подробная карта местности из книжки «Землеописание Зареченского уезда с приложением карт и планов». Ну, как же без карты-то? Да простит сие уважаемая Анна Львовна!

Запас пороха и дроби, а так же рыболовные крючки и лески, лежали отдельно, в большой жестяной коробке из-под кяхтинского китайского чая. Да, имелся и бинокль! Хороший, цейсовский — трофейный. Надо сказать, никаким оптически приборами командование господ офицеров не снабжало — каждый добывал себе сам, как уж мог.

Вниз по течению лодка плыла споро, Гробовский лишь чуть-чуть подправлял веслом — подруливал. Налететь с разгона на мель он вовсе не опасался, воды в реке по осени было много.

Внимательно поглядывая по сторонам, Алексей Николаевич уже примерно представлял себе местность. Ниже по реке, верстах в двадцати от Зарного, на границе с соседним уездом, располагались две деревни — Курпаново на левом берегу реки и Сосново — на правом. В каждой проживало по полусотне человек — не так уж и много. В Курпаново из Зарного шла лесная дорога, по которой вполне мог проехать и тот самый бандитский фаэтон, что рванул тогда от больнички! В Соснове же никакой дороги не было, как не имелось и моста. Разве что в жаркое лето вброд, а так — только на лодке. Сразу за Сосново, начинались непроходимые болота и лесные чащобы, тянувшиеся почти до самого Урала! Некогда именно там, на лесных хуторах, проживали старообрядцы-раскольники, зовомые так же кержаками, лет двадцать назад всем скопом подавшиеся от притеснений царского режима в Литву, в Ветку. На карте, кстати, так и было пописано — «Кержацкий мох» — «Староверское болото».

Вот эти-то заброшенные хутора Гробовский и имел ввиду, когда рассуждал о пропавшем докторе. Добраться бы до них, да проверить — вот только как?

Все же, Алексей Николаевич — опытный сыщик и тертый калач — хорошо понимал, что совсем уж невидимкою даже на дальних хуторах никто остаться не сможет. Рано или поздно да себя выдадут! Это ведь только горожанам так кажется, что в лесной непроходимой чаще, кроме зверья, и нет никого. Однако, ведь в чаще-то и охотники, и рыбаки по лесным рекам-озерам, да еще и в сезон — грибники-ягодники. А сейчас как раз клюква пошла! Так что кто-нибудь что-нибудь да, наверняка, видел. Надо только вдумчиво народ расспросить, да проанализировать — основы оперативной работы, ага.

Болота, чащобы, урочища — все по правому берегу. Левый куда более обжитой — там и деревни, и лесоразработки, и железная дорога. Так что бандитский схрон, скорее всего, именно на правом берегу, на каком-нибудь заброшенном хуторе. И не очень далеко от реки — иначе трудно было бы на преступные дела выбираться.

Итак, Сосново. Не может того быть, чтобы лесные братья там ни разу не показывались! Наверняка, захаживают. Соль, спички, мука… Бабы, опять же… да та же самогоночка. Почему бы и не сходить? Росказни про железную дисциплину в бандах — это, в большинстве своем, сказочки. Ни один местный «Иван», слишком уж зажимая братву, добром не кончил — уж кто-кто, а бывший сыскной это знал четко.

Так что наметки на розыск имелись…

Проплыв часа четыре, Гробовский удвоил внимание и осторожность. Он держался сейчас ближе к правому берегу, почти у самой его кромки, и ройка частенько шуршала в зарослях камыша. Здесь, на отмели у самого берега, течение не было таким уж сильным, можно было тщательно все осмотреть.

С погодой пока что везло — небо, с утра затянутое плотными серыми облаками — к обеду посветлело, и даже иногда выглядывало солнце. Хот оно уже и не грело но, все же — приятно. Утренний промозглый холод исчез, испарился вместе с туманом, стало тепло, и Алексей снял шинель, оставшись в одном лишь френче, потерявшего свои строгие уставные очертания еще со времен князя Львова. Всяк нынче шил, как хотел! Даже обычно строгие морские офицеры — и те не соблюдали форму.

Убрав в вещмешок папаху, Гробовский пожалел, что не прихватил с собою фуражку или, хотя бы, картуз: ходить с голой головой было как-то не принято. Ну, так, а что же делать, раз уж выпала такая неожиданная теплынь.

Впрочем, вовсе не неожиданная, права Аглаюшка — все приметы обещали теплый ноябрь и столь же теплую зиму. Теплый октябрь — раз, задержка перелетных птиц — два, скудные гроздья рябины — три, желуди на дубах — четыре. Если б желуди попадали с веток, это было бы к холодной, морозной, зиме. Но, они не попадали…

На берегу, за облетевшими зарослями ивы и краснотала, виднелись чахлые осинки и елочки, а за ним, верстах, в двух, вставал темной стенною лес. Где-то здесь начинались непроходимые болота, урочища — знаменитый Кержацкий Мох, где-то здесь располагались и таинственные брошенные хутора. Идеальное убежище для банды — с одной стороны, полная глушь и, поди, доберись, а с другой — до железной дороги верст двадцать — считай, рядом. Да и наезженный грунтовый тракт проходил по левому берегу, ну, и сама река — дорога.

Были, были здесь люди — не такая уж и глушь! Алексей Николаевич уже неоднократно замечал по бережкам и остатки кострищ, и приспособленные для удилищ рогатки, и выставленные на рыбу крючки да сетки.

Причалив к отмели, Гробовский снова вытащил карту, в который раз уже мысленно поблагодарив Анну Львовну. Судя по всему, именно отсюда удобно было бы выйти к болотам, к гати, которая там, несомненно, имеется. Можно! И сейчас нужно было глядеть во все глаза.