Ленька-карьерист (СИ) - Коллингвуд Виктор

Я понимал. Мои красивые чертежи, мои гениальные идеи натыкались на суровую правду жизни — на отсталость, на разруху, на отсутствие производственной культуры.

— И что же теперь делать? — растерянно спросил я. — Отказаться от всего?

— Отказываться не надо, — сказал Бочаров. — Идеи у тебя правильные. Но действовать нужно умнее. Нельзя пытаться построить паровоз в сапожной мастерской.

Он снова сел за стол.

— Прежде чем мы начнем что-то производить в наших мастерских, ты должен сделать вот что. Ты возьмешь свои чертежи и пойдешь с ними… на наши московские станкостроительные заводы. На «Красный пролетарий», на завод имени Орджоникидзе.

— Зачем?

— А затем, чтобы поговорить с их инженерами, с их технологами. Покажи им свои проекты. И спроси: могут ли они это сделать? Не в теории, а на практике. С той точностью, с теми допусками, которые ты заложил. Могут ли они изготовить нам качественные шестерни? Наладить выпуск надежных штуцеров? Найти нужные подшипники?

— А если не могут?

— А вот тогда, Леонид, и начнется настоящая работа, — усмехнулся Бочаров. — Тогда ты вернешься сюда, и мы вместе будем думать. Будем писать докладные в ВСНХ, в наркоматы. На всех уровнях доказывать, что для производства новых станков нам сначала нужно наладить производство подшипников. Что для производства пневмоинструмента нам нужны заводы резинотехнических изделий. Понимаешь? Твоя идея из простого студенческого проекта должна превратиться в целую государственную программу по модернизации смежных отраслей.

Я молчал, а сердце мое провалилось куда-то в область желудка. Неужели он не поддержит мой проект?

Но, докурив очередную папиросу, парторг вдруг залихватски хлопнул ладонью по столу.

— Ладно, ничего! Нет таких крепостей, что не взяли бы большевики! — неожиданно бодро воскликнул он. — Ты, главное не тушуйся, гни свою линию, и все у тебя получится! С моей стороны получишь всю возможную помощь — это я обещаю. А что же ваш комсомол? Секретарь ваш, Ланской, поддерживает?

Это был тот самый каверзный вопрос, которого я ждал.

— Поддерживает, товарищ секретарь, — ответил я, стараясь говорить как можно более нейтрально. — Правда, не сразу он проникся масштабом задачи. Поначалу были у него сомнения… ну, бюрократические. Согласовать, утвердить, не выходить за рамки плана… Ну, вы же знаете, как это бывает!

Я сделал паузу, давая Бочарову самому додумать недосказанное.

— Но после того, как ребята на собрании горячо поддержали идею, Сергей Аркадьевич тоже загорелся. И теперь он — один из самых активных сторонников!

Бочаров хмыкнул. Он был опытным аппаратчиком и прекрасно понял мой намек.

— Ну что ж, — наконец произнес Николай Пахомович, энергично давя окурок о дно пепельницы. — Раз поддерживает, то и хорошо. Партия всегда приветствует инициативу снизу.

Этих слов я и дожидался!

— Вот именно поэтому я к вам и пришел, товарищ секретарь, — подхватил я. — Чтобы эта инициатива не заглохла, ей нужен начальный толчок, первый реальный заказ. Я предлагаю обратиться на Харьковский паровозостроительный завод. Я там прежде работал, представляю их нужды, знаю кое-кого из руководства. В общем, могу туда съездить и договориться. Но для этого мне нужна командировка — официальная, от парткома.

Бочаров посмотрел на меня пронзительным, изучающим взглядом.

— Командировка, значит? В Харьков?

— Да, товарищ секретарь. Чтобы скрепить, так сказать, союз науки и производства.

Он несколько секунд молчал, потом взял со стола ручку.

— Ладно, Брежнев. Будет тебе командировка. Заодно и посмотрим, какой из тебя переговорщик!

Порывшись в столе, он извлек бланк удостоверения, достал из кармана кителя авторучку (дикий, по местным меркам, дефицит и хайтек! Но совсем не похожа, а привычные мне в будущем), быстро написал на бланке несколько строк, поставил размашистую подпись.

— Вот, держи. Поставишь печать в орготделе. Езжай, и помни: от успеха этого первого дела зависит будущее всего твоего начинания. Идею мало выдвинуть — важно ее дожать, реализовать «в металле». Не подкачай!

Сердце пело, когда я взял эту бумагу. Теперь Ланской, со всеми своими сомнениями и интригами, был мне не страшен.

На следующий день я ехал в так хорошо знакомый мне Харьков как официальный представитель МВТУ, уполномоченный вести переговоры на самом высоком уровне. И я был уверен, что вернусь с победой.

Сергей Аркадьевич Ланской, секретарь комсомольской ячейки Механического факультета, сидел в своем маленьком кабинете в комитете и правил сводку в обком. Но мысли его то и дело возвращались к злополучному собранию. Он чувствовал себя униженным, обойденным, обведенным вокруг пальца, а интуиция, ни разу еще его не подводившая, буквально кричала об опасности.

Вот же сукин сын этот Брежнев! Выскочка чертов! Приехал, и за какой-то месяц перевернул всю их тихую, налаженную жизнь. Такую породу Ланской чуял за версту. Показушник, липач, карьерист проклятый! Еще в Харькове этот тип делал все, чтобы втереться к начальству: то дурацкую парашютную вышку, то радио, то еще какую-то муть. А теперь не успел приехать сюда, и вот — сразу лезет в глаза вышестоящим товарищам с этим своим «конструкторским бюро».

И ведь дураку понятно — ничерта из этого не выйдет. За границей станки конструируют фирмы с вековым опытом, пользуются последними наработками науки, в широкой кооперации с крупнейшими предприятиями всей Европы и Америки. А у нас что? Нихрена не выйдет, кроме очередной показушной компании, на гребне которой этот Брежнев собирается скакнуть наверх. И теперь этот «герой», будет пожинать все лавры, а он, Ланской, секретарь, останется здесь и будет разгребать последствия неизбежной неудачи. Сволочь!

«Нужно было сразу его задавить, — думал Ланской, с ненавистью глядя на стопку бумаг. — Найти повод. Придраться к чему-нибудь — к дисциплине, к посещаемости, выявить оппозиционные настроения, антипартийную направленность… Поднять шум, завести персональное дело, вынести на бюро, влепить выговор. Чтобы сидел тихо и не высовывался!».

А теперь что? Теперь поздно. Теперь этот Брежнев стал слишком заметной фигурой. Его инициативу поддержали студенты, преподаватели. И если сейчас начать вставлять ему палки в колеса, то можно и самому прослыть ретроградом, бюрократом, душителем живого творчества масс.

«Ничего, — решил секретарь. — Ничего. Мы еще посмотрим, кто кого. Идея-то его, а организация — моя. Я так все это тебе „организую“, что от всех этих „гениальных“ планов останется один пшик. Увязнешь ты у меня, голубчик, в бумагах, в согласованиях и отчетах. И посмотрим тогда, какой из тебя организатор».

Он уже начал мысленно составлять план, как «помочь» Брежневу. Создать несколько комиссий. Потребовать сметы, протоколы, отчеты. Запросить характеристики на каждого члена будущего КБ. Согласовывать планы работы, придираясь к каждому пункту. Заставить отчитываться за каждую заклепку. И затянуть все это на месяцы, а то и на годы.

В этот момент на его столе резко, требовательно зазвонил телефон. Ланской вздрогнул. В те времена в Москве не так много было тех, кто мог бы ему позвонить, так что любой телефонный звонок имел значение.

Так и есть. Звонили из парткома.

— Слушаю, — сказал он, стараясь придать голосу бодрость.

— Сергей Аркадьевич? Бочаров говорит, — раздался в трубке гулкий бас секретаря парткома. — Поздравляю, товарищ!

— С чем, товарищ Бочаров? — не понял Ланской.

— С инициативой вашей, комсомольской! С конструкторским бюро! Ко мне тут товарищ Брежнев заходил, докладывал. Молодцы! Правильно действуете! Настоящая, большевистская хватка!

Сергей Аркадьевич почувствовал, как у него перехватило дыхание. Брежнев. Он уже был в парткоме. Он уже все доложил.

— Мы, со своей стороны, полностью поддерживаем ваше начинание, — продолжал Бочаров. — Уже и командировку товарищу Брежневу в Харьков подписали, для заключения первого договора. Так что, давайте, действуйте. Ждем от вас, как от руководителя комсомольской организации, конкретных результатов. Не подкачайте.