Воин-Врач VII - Олег Дмитриев

Да, вид тяжело переваливавшихся десяти корабликов с грузом тяжким, но скучным, одинаковым, навёл меня на воспоминания о военных и послевоенных вокзалах и полустанках, по которым катились тележки и брели люди, навьюченные мешками, узлами и чемоданами. Были тогда в ходу́ такие, фибровыми назывались. А после, когда из побеждённой Германии потянулись победители, на перронах стало и вовсе не протолкнуться. Но об этом караване, что поднимался по Двине следом за нами, пока решено было молчать. И Рысь об этом помнил, если не увлекался.

— Хорошо. Давайте, красавицы, наряжайтесь да сыно́в приоденьте. Надо, чтоб во всей красе мы народу показались нынче. А то перестанет меня в походы пускать, по́ миру пойдём, — пошутил Всеслав.

Семья поднялась, поклонилась ему, даже Рогволд склонил голову важно, по-взрослому. И ушла выполнять поставленную задачу. А вот то, как хитро переглянулись жена с дочерью, князь вряд ли успел бы приметить, если бы не лишняя пара глаз. Моя.

— Никак задумали чего? — кивнул на дверь он.

— Знать не знаю, слыхом не слыхивал, ви́дом… — начал было Гнат, но снова перегнул с экспрессией. — Чёрт ты глазастый и колдун, вот что я тебе скажу! От тебя тайны хранить — последнее дело! А эти, как их… супризы тебе готовить — и того хуже! — буркнул Рысь, косясь на друга недовольно.

— Я сюрпризы не очень люблю, друже. Только если друг мой лучший, первенца крёстный, старший над дружиной и герой, каких мало, мне не скажет, что про все те задумки знает, и в них беды не видит ни семье, ни детям, — проговорил неторопливо Чародей, глядя, как расплывается довольная улыбка на лице воеводы. Доброе слово и кошке приятно, а уж Рыси-то тем более.

— Нет, там точно беды не будет, — успокоил он уверенно. — Только если люд Полоцкий вас ещё сильнее любить да уважать станет, но это вряд ли. Больше-то, вроде как, и некуда уже.

Первые удары ко́локола мы с сотниками и частью мастеров слушали уже стоя на подворье. Все чистые, торжественные и нарядные — куда деваться. Вар переминался с ноги на ногу в остро модных красных сапогах, под цвет короткой курточки из алого бархата, что подарил ему в Аннарю́се Рауль, оказавшийся неожиданным стилягой. Наверное, тяга к ярким шмоткам у франков была в крови́ с каменного века. Привычные здешние сви́тки были длиной по колено, вроде пальто или плащей моего времени. Подарок был значительно короче, Рысь назвал его забавным словом «кургу́зый», но, кажется, из зависти. Нашитые золотые и серебряные пряжки-брошки и застёжки-пуговицы внушительного размера в сочетании с сапогами были по местным меркам неотразимым богатством и роскошью. Я подумал, что стоило бы, наверное, ограничить увлечения заморским барахлом, чтоб не вышло, как в мои годы, когда за светлый плащ люди были готовы ходить под «восемьдесят восьмой» статьёй, а очки «как у Кобры» один модник из советников в Кабуле чуть не сменял у дуканщика на табельное оружие. Пусть они в нашем ходят, в конце концов! Всеслав только хмыкнул, представив франков, тех, что были на встрече в коротких штанишках, в волчьих и медвежьих шубах и высоких бобровых шапках, взяв образы снова из моей памяти.

«А высокие-то такие на кой им?» — удивился он, глядя на пузатых бояр из старых фильмов.

«Вроде как знатностью рода хвастали», — неуверенно предположил я. «У кого шапка выше — тот и главнее, тому и ближе к великому князю, а потом и царю, садиться на пиру. И снимать их, кажется, нельзя было, невместно».

«Вот дурни-то… Нашли, чем мериться, шапками! А за столами в них сидеть — мозги варить только, да вшей па́рить. Так посидишь, как ты говоришь, с обутой головой — все волосья повылазят!» — возмутился князь. Но тут же позабыл напрочь о чём шла речь. Потому что на высоком крыльце показались княжна с княгиней.

Нет, правды ради, там и княжичи оба младших были, и ещё с десяток подружек и помощниц. Но на них вряд ли кто-то обратил внимание.

— Ма-а-ать моя! — ахнул Рысь поражённо.

И был прав.

Я такого не видел ни в кино, ни в музеях, кажется. То, что стояло за стёклами Алмазного Фонда и прочих Грановитых палат ни в какое сравнение не шло с тем, в чём появились Всеславовы красавицы. Я даже названия забыл подглядеть в его памяти, так восхитился.

Длинные, до пят, платья были расшиты золотыми и серебряными нитями, на которых густо нанизаны были жемчужины, явно натуральные, не пластмассовые, и бусины разных цветов: синего, красного, зелёного. Красовались на рукавах и подолах крошечные бубенчики, но при ходьбе не шуршали или глухо цокали, а переливались тонким мелодичным звоном. Платок, скрывавший, как было положено, волосы жены, был расшит, кажется, полностью — ткани будто бы даже видно не было. Наряд Леси был белым, в украшениях преобладали синий и голубой, серебро и жемчуг. Замысловато сплетённые косы были убраны жемчужными сетками с бусинами сапфирового цвета, что так шли к её радостным глазам. На затылке была не то заколка, не то ещё что-то, напоминавшее серп молодого месяца. Со ступеней спускались мать и дочь, а будто бы плыли сама Родина-матушка и Синеокая Россия, Богиня Макошь и Царевна Лебедь.

— Не посрамим ли мы тебя при честно́м народе бедностью одёжек, муж дорогой? — с довольной улыбкой совершенно счастливой женщины спросила Дарёна.

— Сдвинь брови, — посоветовал Гнат, не сводивший с красавиц обалдевшего взгляда.

— Сам сдвинь. И рот закрой — ворона залетит, — Всеслав потряс головой, прогоняя оторопь. Вот дают бабы-девки, давно такого не бывало, чтобы и сам князь, и воевода его, и даже верный Вар так долго в одну сторону глядели, про всё на свете позабыв. Но красота и впрямь была неописуемая.

Мы шли улицей, и волна восхищённых вздохов катилась впереди нас. То тут, то там в толпе слышались возгласы:

— Анька, ты глянь, ты глянь, каки-и-ие!..

— Ленка, а монисто-то, монисто! А кольца височные!

— В таких нарядах самим Ладе с Жи́вой не зазорно выйти, а то и матушке Пресвятой Богородице!

Дарёна плыла, держа мужа под левый локоть, с Юркой на руках. Леся ступала справа, держась за князя и придерживая Рогволда, что ехал на правой отцовской руке. Сотники шли чуть позади, сверкая начищенными бронями. Но, кажется, мужики могли быть хоть голыми, хоть дома остаться вообще — на