Воин-Врач VII - Олег Дмитриев

Отец Иван собирался с мыслями долго, как никогда на нашей памяти. И, кажется, трижды порывался не то перекреститься, не то к руке княгини припасть губами, за благословением. Но в конце концов опыт и стаж победили.

— Приветствуй великого князя, Полоцк! — пронеслось над толпой, над площадью, над городом.

И восторженные крики полетели волнами в ответ. Были и «Русь», и «Княже», и «Всеслав», и просто «Ура!». И на поднятую в призыве передохнуть руку патриарха народ не реагировал довольно долго, пока не наорался всласть.

— Всем вам ведомо про то, как началом лета на этом самом месте напали подло на юного княжича Рогволда прислужники бесов лихозубых! И как наказал их потом великий князь Всеслав свет Брячиславич. А после отправился, как правитель мудрый и бесстрашный, в самое логово их, на край земли, чтоб извести всё семя их до последнего, — вещал отец Иван. Народ таращил восхищённые глаза и даже перешёптываться забыл.

— Походом долгим да тяжким побывал батюшка-князь в землях союзных, шведских и датских. Посетил и братские земли, остров Руян святой, Аркону-скалу, где поклонился за всю Русь-матушку белым чу́рам Святовитовым.

Глаза, серые, голубые, синие, карие, переставали помещаться на лицах хозяев. Сам князь выражение серьёзное и невозмутимое удерживал с великим трудом. Слышать такое от патриарха Всея Руси было, мягко говоря, неожиданно. Но, судя по тому, как кивал согласно стоявший рядом Буривой, так и было запланировано.

— Спас Всеслав Брячиславич от засилья лихозубов лютых города и веси по пути. Два из них, в землях датских, подарил ему брат, король-конунг Свен Эстридсон, за доблесть и честь. Живут в тех городах теперь побратимы ваши, хлеб растят, рыбу ловят, детей воспитывают, Господу Христу молятся в тех соборах, что очистил от скверны сатанинской наш князь-батюшка!

Эта фраза от волхва прозвучала не менее шокирующе, чем предыдущая от патриарха. Но, видимо, отцы решили накрепко затвердить в людях то, что спорить про имена и могущество Богов не собираются даже они. Столпы и светочи веры, приветствовавшие Чародея, стоя плечом к плечу.

— А кроме городов-побратимов появилась благодаря великому князю Всеславу и сестрица меньша́я у Руси-матушки. Изничтожил он до единого всех бесов, прогнал да побил смертным боем захватчиков иноземных! Освободил из-под гнёта чёрного землю, что на тамошнем языке звалась Альбой, а по-нашему — Белой!

По слитному взмаху волхва и патриарха толпа взвыла. Наверняка, мало кто представлял, где у мира край и что там на нём за люди жили, может, и вовсе чёрные, как сажа, а то и с пёсьими головами. Но то, что князь-батюшка спас и освободил, перестав мелочиться, аж целую страну за раз, равнодушными горожан оставить не могло.

В этот момент со стороны причалов, со взвоза, показались и сыновья. Рома и Глеб встревоженно водили глазами по бесновавшейся толпе, пытаясь понять, из-за чего орут-то? Ругают? Хвалят? Кого?

Всеслав кивнул успокаивающе, зная, что зрение у них обоих семейное, как и нюх, и отца они оба видят даже с края площади. Парни чуть замедлили шаг до торжественного, вернули лицам сообразные выражения и продолжили шествовать. Толпа с их стороны обрывала один крик, тут же взрываясь новым:

— Сыны́-ы-ы!!! Княжичи!!!

Братья шли гордо, по-царски, аж сияя. Светилась и белая красавица Ак-Сулу, держась за левый локоть Ромы. А вот Одарка возле Глеба будто спрятаться за ним пыталась, явно ужасно робея. Выступать на публике и в моём времени пугались многие, здесь же, когда народу было меньше в несколько десятков раз, редкие единицы не страшились орущих толп.

— Смотри, как Ак-Сулу идёт, как голову держит и ногу ставит, — вдруг шепнула Дарёна. Почти по-нашему с Гнатом, едва шевеля губами.

— Думаешь?.. — насторожился Всеслав.

— Нечего и думать, вижу. Эх, вот и прошла молодость. Была девкой, стану бабкой, — было слышно, что шутит, но князь на всякий случай покосился на жену. Нет, точно шутила, вон как гордо на Ромку глядит.

— Не робей, мать. Любить меньше не стану, даже не надейся. Огонь-бабка ты будешь, молодкам на зависть, — едва слышно шепнул он жене.

— Ой, да ну тебя, засмущал, — фыркнула она, покраснев. Но по глазам было видно, что словам мужниным порадовалась.

Процедура встречи была похожей на ту, когда спрашивал князь у города, готов ли тот был принять его из похода. Только сейчас сыновья по очереди винились перед отцом, что покинули родные зе́мли, пока тот был в отлучке. Но ни ущерба, ни урона не допустили ни границам, ни войску. И за самоуправство своё и удаль молодецкую готовы наказание отцово принять по всей строгости.

Деталей особо в докладах не было, но чувствовалось, что оба их писа́ла-сочиняла одна рука. Ну, максимум две — вон та, с посохом, у которого навершие в форме волчьей головы, и та вон, рядом, где на посохе крест православный.

Патриарх мигнул великому князю незаметно и загудел:

— А давай-ка, люд Полоцкий, глянем да подивимся все вместе, как погуляли буйны княжичи вдали от отчего дома да от родных краёв? Дозволишь ли, батюшка-князь?

Всеслав о том, что должно было произойти, знал лишь очень примерно, но кивнул с важностью и торжественностью, будто давал старт автопробегу или завод открывал.

Упало белое полотно со «стенгазеты», и толпа загомонила, разворачиваясь. Сыны́ поднялись на крыльцо Софии, встав на пару ступенек ниже отца. Ак-Сулу кивнула приветливо, Одарка робко, бледнея на глазах.

— Ты, дочка, уши потри́, чтоб кровь побежала шустрее. А то, не ровен час, ося́дешь на ступеньки без сил, — как-то по-матерински нежно сказала ей Дарёна. Та кивнула благодарно и подняла ладони с тонкими пальцами в чернильных пятнах кое-где, начав тереть и разминать мочки и ушные раковины целиком.

Перед глазами раскинулась широко привычная карта. Только глядели на неё сейчас будто бы находясь дальше обычного, масштаб стал поменьше. Русь гордо располагалась в центре, а значки городов, прежде нарисованные красным, ярко сияли на Солнце золотыми звёздами.

— Как пошёл удалой княжич Роман Вселавич да с другом верным, шурином, Сырчаном Шарукановичем, на ту сторону на далёкую, с какой встаёт на Русь Солнце красное, — начал Буривой. И гипноза в голосе его хватило, кажется, на всю площадь. Притихли все, наблюдая, как двигались отряды резных деревянных фигурок-всадников вверх по Днепру, мимо Переяславля, Киева и Чернигова, а оттуда — на Восток.

— Шли войска лесами дремучими, степями раздольными, да и вышли к берегу реки широкой, что зовут в тех краях Ра-рекой или Ити́лем. Переправились до́бры мо́лодцы да пошли вперёд, к месту важному,