Красавчик. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— Что ещё за стрелка? — спросил Аркадий. — Какого компаса?

Он поставил на край столешницы локти.

Я проигнорировал на этот раз улыбку конопатой девицы, пожал плечами.

Пояснил:

— Это… я её так называю. Это… как почувствовать руку или ногу. Попробуйте сами. Закройте глаза и шевельните пальцем. Сразу сообразите, в каком направлении этот ваш палец находится. Рита сегодня представила Васю, будто «шевельнула пальцем». Я просто почувствовал это «шевеление» и определил, в какой стороне оно случилось.

Я всё же вонзил зубцы вилки в рыбу, разделил её на две неравные части. Сообразил, что головная боль исчезла. Осторожно склонил голову сперва вправо, затем влево — боль не откликнулась, будто уснула. Я улыбнулся — конопатая девица смущённо опустила взгляд, кокетливо подкрутила пальцем локон своих волос.

— Как давно ты такое умеешь? — спросил Александров.

— Всю жизнь… наверное, — ответил я. — Показывал родители такие фокусы ещё в детстве. Но потерял к ним интерес. Из-за головной боли.

Прикоснулся пальцем к левому виску, продолжил:

— Боль появляется всегда, когда я пользуюсь этой воображаемой стрелкой компаса. Всегда. Бывает терпимой. Но чаще всего она на время превращает меня в овощ, если я воспользуюсь ею больше трёх раз: буквально выжигает мозг. Честно скажу: не самое приятное ощущение. Потому я и завязал с фокусами. Не трогаю эту воображаемую стрелку… лишний раз.

Нарек приступил к ужину. Посматривал на меня и на Александрова. Краем глаза он следил и за конопатой девицей.

Аркадий хмыкнул, дёрнул головой.

— Получается, — сказал он, — ты можешь найти что угодно?

— Получается, — ответил я.

Александров ухмыльнулся.

— Серёга, это же… превосходно, — заявил он. — Это же… открывает такие возможности!.. На каком расстоянии от потерянной вещи… или от разыскиваемого человека эта твоя стрелка действует?

Я пожал плечами.

— Точно не знаю. Не определил. Но забытый в другом городе паспорт я в прошлом году не почувствовал.

— Нужно выяснить это, — заявил Аркадий. — Обязательно! Расстояние — это важно. От этого многое зависит…

Я покачал головой и ответил:

— Что бы от этого не зависело, оно подождёт.

— Послушай, Сергей…

— Аркадий, я на новые подвиги не согласен. Не сейчас. Не сегодня.

— Ладно, — сказал Александров, — не сегодня, так не сегодня.

Он снова взмахнул руками — Нарек уклонился от встречи с вилкой.

— Сергей, ты понимаешь, какие возможности эта твоя способность открывает? — спросил Александров.

— Понимаю, — ответил я. — Это прямой путь в дурку. После того, как я сойду с ума от головной боли. Все эти фокусы с поисками — развлечение для кого угодно, но только не для меня. Не вспоминайте о них. Хотя бы до конца дня. А лучше забудьте навсегда.

Вилка снова пронзила воздух в опасной близости от плеча Нарека.

— Ладно, — сказал Александров. — Молчу. Сегодня.

Он бросил взгляд на увлёчённо терзавшего ножом рыбу Давтяна.

Снова посмотрел на меня и спросил:

— Серёга, ты в кино сегодня пойдёшь? Вечером в местном кинотеатре покажут «Три дня до лета». Все, понятное дело, этот фильм уже видели. Но мы с Нареком с удовольствием посмотрим его снова: я — так уж точно от этого не откажусь. Серёга, ты с нами?

После ужина мы встретились с Порошиными, с Ритой и с Валентиной. Посовещались и решили, что грядущей ночью… будем спать. Прошлая ночь была бессонной: в автобусе по пути в пансионат никто, кроме детей, даже не вздремнул. Поэтому мы уже вечером после ужина зевали и сонно потирали глаза — поняли, что поход в кинотеатр точно не выдержим: уснём в начале сеанса. Договорились, что сегодня уляжемся спать пораньше (все, кроме Аркадия и Нарека — те поскучают без нас, развлекут себя просмотром кинофильма). Полноценную курортную жизнь мы начнём с завтрашнего дня.

Глава 12

Ещё днём я узнал, что горячую воду в комнаты жилого корпуса подавали лишь два часа в сутки: с семи до девяти часов вечера — в это время на аллеях пансионата становилось пустынно. Вечерний сеанс в кинотеатре начинался в девять — я пропустил вперёд себя на помывку уже отутюживших стрелки на брюках Давтяна и Александрова. Напор воды в кране под вечер стал слабым. Поэтому водные процедуры затянулись. Я вышел из душа — Нарека и Аркадия в комнате не застал. Исчезли наглаженные рубашки и брюки. В воздухе снова появился мощный и не приятный запах мужского одеколона.

Я сладко зевнул, но сразу же на кровать не завалился. Воспользовался отсутствием соседей по комнате — провёл ревизию привезённых из двухтысячного года вещей. Вынул из обёрточной бумаги стопки трусов и футболок. Убедился, что на них не сохранились бирки из будущего. Сложил их в тумбочку. Вытряхнул на кровать пачки советских денег и две картонные папки. Тонкую папку я уже видел раньше: на даче у соседей Сергея Петровича. Вторую папку (явно не пустую: пухлую и тяжелую) до нынешнего момента видел лишь мельком, когда Порошин позавчера запихнул её в рюкзак.

В тонкой папке лежали документы на имя Сергея Юрьевича Красавчика и та самая тетрадь с результатами спортивных соревнований, которая в теории гарантировала мне безбедную жизнь в капиталистической загранице. Я вспомнил, какие вопросы сегодня мне задали соседи по комнате и Валентина. Поэтому всё же заглянул в трудовую книжку Красавчика. Узнал, что до начала этого месяца Сергей Юрьевич числился слесарем на заводе «Металлист» во Владивостоке. Диплом о высшем образовании я в папке не нашёл. Зато увидел аттестат об окончании школы фабрично-заводского обучения.

С завязками второй папки я провозился почти минуту: они будто сопротивлялись моему вторжению. Я всё же добился желаемого — открыл папку и взглянул на её содержимое. Поверх прочего в папке лежала старая газетная статья с заголовком: «Где я бывал, там оставались трупы. Так получалось». С этой аккуратно вырезанной статьи на меня смотрело улыбчивое лицо немолодого мужчины. Я приподнял этот желтоватый клочок газеты, бегло взглянул на прочее содержимое папки: на стопку газетных вырезок и журнальных страниц. Заметил на заголовках знакомые фамилии и названия.

Хмыкнул, решительно зашнуровал папку — отложил её изучение до лучших времён. Пересчитал лежавшие на кровати пачки денег — тридцать штук. Отметил, что большей частью пачки состояли из сотенных и пятидесятирублёвых банкнот. Вспомнил, слова Сергея Петровича: «…Хватит, чтобы безбедно дожить до самой перестройки». Я аккуратно завернул пачки в обёрточную бумагу (по пять пачек в каждом свёртке), убрал их на дно рюкзака. Туда же сунул свой российский паспорт и бумажник с российскими деньгами, долларами и магнитными карточками метро. Накрыл всё это добро пухлой папкой.

Убрал в рюкзак джинсы, кроссовки и пару спортивных штанов. Туда же спрятал полиэтиленовый пакет с вещами, которые почти неделю назад привёз на дачу — его содержимое я примерно помнил. Банку с кофе оставил на тумбочке. А вот шампунь сунул в рюкзак, как и пену для бритья «Gillette» (долго прикидывал, не соскрести ли с неё список импортёров — решил, что пока попросту уберу её с глаз долой). Туалетную воду «Hugo Boss» тоже на всякий случай оставил в рюкзаке (хотя с её этикетки отскрести ненужные реквизиты было бы несложно). Бросил рюкзак под кровать, ногой подтолкнул его к стене.

Пробормотал:

— Всё. Спать.

Проснулся я на рассвете — по привычке. Почувствовал себя отдохнувшим и полным сил. О вчерашней головной боли остались лишь неприятные воспоминания. Я зевнул; отметил, что за окном уже рассвело. Взглянул на Давтяна и Александрова (ночью сквозь сон я слышал, как они вернулись). Нарек тихо похрапывал, Аркадий то и дело почёсывал комариный укус на своём плече.

Я встал с кровати (скрипнул пружинами), прошёл к приоткрытой балконной двери. Солнце уже оторвалось от линии горизонта и начало своё ежедневное путешествие по небу. Кричали разбуженные его светом чайки. Будто флажки, трепыхались на верёвке за окном полотенца и плавки. За верхушками деревьев маняще поблёскивала исчерченная волнами поверхность моря.