Гаремник. Книга первая - Владимир Геннадьевич Поселягин
Проснулся в одиннадцать ночи, хотя заснул где-то под пять часов дня. Ничего, чай был, полкружки оставил, с двумя сухарями, вот и завтрак. Так что собрался, прохладно, поэтому плащ-палатка на мне, и поспешил прочь, покинув укрытие в малиннике.
Поле я пересёк, как и дорогу, повернув на юг, и стал на юг уходить. На оборонительных сооружениях задержался ненадолго, шинель искал, но там до меня всё почистили, так что смысла не видел. Вот так и бежал прочь, сканер работал постоянно и не смотря на тёмную ночь, тучи были, чуть позже дождь стал накрапывать, я бежал уверенно, не опасаясь подвернуть ногу. Видел все неровности. В одном месте замер, на минное поле вышел. Похоже дальше линия обороны, но уже немецкая. Сейчас понятно покинутая. Сапёры мины снять не успели, вот я две мины и снял, противопехотные, «лягухи», неонацисты на СВО такие тоже применяли, так что знал их хорошо. Достал карабин, за спину его на ремне, препоясался ремнём с «Вальтером» того гауптмана, а восемь мин в хранилище. А так обошёл заминированный участок и дальше бежать. В пашне раскисшей чуть не застрял, тонуть начал, пришлось на дорогу возвращаться и бежать по ней. Полевая, тянулась до дальнего леса. А тут сначала послышалось лошадиное всхрпывание, потом скрип оси колеса, и я замер, в дальности сканера появились шесть бойцов, красноармейцы, при одном младшем командире, а потом обоз. По первой телеге, да и второй, стало ясно что обоз санитарный. Дождь не стихал, мокрые бойцы, выдёргивая обувь из грязи шли по дороге, всматриваясь в темноту. Окруженцы, и возможно из Смоленска, раз какую неделю у немцев в тылу бродят. Вот так и вышел к ним, без стрельбы обошлось, я сразу сказал:
— Свои, бывший военврач Караваев. Медсанбат Сто Семидесятой дивизии.
Бойцы опустили винтовки, а командир, сканер показал, что у него по три треугольна в петлицах, спросил:
— Это как бывший?
— Разжалован в военфельдшера.
— А за что?
— Мне бы кто объяснил. Я не знаю, корврачу вожжа под хвост попала и вот снял звание.
— Документы.
— Ну вот прям сейчас под дождём буду их мочить. Потом проверишь.
Тут меня осветили фонариком, я поморщился, по глазам резануло. Видели те кобуру на боку, ствол карабина над плечом. Время поговорить ещё было, бойцы из дозора, обоз подходил, вот один боец навстречу двинул, остановил, а старший сержант спросил:
— А почему вы без знаков различия?
— Дивизия наша разбита, в плен попали. Я за операционном столом был, когда немцы в палатку зашли. Правда лечить наших не мешали. Уже пятнадцать дней в плену, в лагере, наших раненых лечили. А сегодня меня в машину и повезли к себе в тыл. Хорошо наши танкисты откуда-то взялись, на дороге паника, те всё что видали обстреливали. Немцы свернули и со мной в лес. Там я и воспользовался своим шансом, всех четырёх убил, их документы у меня, ну и свои вернул.
— Документы, — строгим голосом велел сержант.
Ругнувшись на подозрительность того, достал якобы из кармана галифе командирское удостоверение, новенькое, недавно в Москве получил, и протянул тому, снова укутавшись в плащ. Надо сказать, он накрылся своей плащ-палаткой, не намочил, и изучил. После этого возвращая, сказал:
— Хорошо, товарищ военфельдшер. Нам бы медиков как раз надобно.
— Давно по тылам ходите?
— Пятый день как из окружения вырвались. Нам задание дали вот обоз вывести, двадцать две телеги с ранеными, семь человек медперсонала и один военврач.
— Он-она?
— Товарищ Куприн у нас.
— Ясно, — мой интерес сразу угас.
Бойцы дальше в дозоре, один со мной, так что довели, обоз уже снова двинул дальше, и я представился военврачу второго ранга Куприну. Тот ранее командовал одним из медсанбатов, в танковой дивизии. Собственно, и раненые оттуда, много с ожогами. Познакомились мы быстро, боец к дозорным убежал, оказалось это всё охранение, больше нет, и пока шли у передовой повозки, мы общались. Тот описал как у них было, оказалось они из армии Рокоссовского, часть подразделений окружили, недавно смогли прорваться и частично выйти, распавшись на мелкие группы. Кто-то не забыл про раненых, вот и поручили часть вывезти, молодцы. Пока ночь и дождь те и шли по дороге, потому как покинешь её, то всё, увязнешь. Да и с немцами вряд ли встретишься. Я же описал что со мной было, про то как с меня звание сняли за пришитую руку бойцу, потом немцы заинтересовались тем же. Даже бойцу руку отрубили и заставили меня пришивать. Куприн мне не поверил, сказочником посчитал. Отчитал и приказал взять последние пять повозок под моё начало, перетасовав подчинённых. Так что мне передали пять телег с ранеными, и я стал отслеживать что и как у них. Общался с теми. На такой холодный и презрительный приём от Куприна я особо не отреагировал, мне откровенно плевать было, я своим делом занимался. Шли почти всю ночь. Я дважды отбегал, в стороне сканер показал наш танк, не горел. И на броне тюк чехла. Я принёс, раскатав на траве, и нарезал кусками. Потом добежав, на себе всё нёс, и стал укрывать раненых, а то они все мокрые. Дрожали замёрзшие. Всё пять телег закрыл, еле хватило танкового тента, но хоть суше стало, постепенно просыхали от тепла тела. К рассвету бойцы нашли лес, похоже это часть того, где я из плена бежал, и где ночевал. Ушли чуть в глубь леса и встали. Сразу костры запылали. Тут Куприн прибежал, удивлённо глядя на чехлы, как я бойцами занимаюсь, горячей воды в своём котелке кипятил, чаем буду поить бойцов.
— Караваев, откуда брезент?
— У брошенного танка нашёл, нарезал
