Лекарь Империи 11 - Александр Лиманский

«…суд переходит к вынесению приговора. Подсудимый, вам предоставляется последнее слово».

Шаповалов медленно поднялся. Он смотрел не на судью, не на зал, не на охранников — он смотрел куда-то в пустоту, словно видел там что-то, недоступное остальным.

— Я всю свою жизнь был хирургом, — начал он, и его голос был тихим, но твёрдым. — Тридцать лет. Тысячи операций. Сотни спасённых жизней. Я не считал их — это не то, что считают. Это просто… работа. Призвание. То, ради чего я родился.

Он помолчал.

— В тот день, когда я оперировал Анну Сергеевну Минееву, я тоже спасал жизнь. Я выбрал метод, который давал пациентке лучший шанс — торакоскопию вместо открытой операции, минимальную травму вместо большого разреза. Это было правильное решение. Я знаю это. Я знал это тогда, знаю и сейчас.

Судья нахмурился.

— Подсудимый, суд ожидает от вас признания вины и выражения раскаяния…

— Это не раскаяние, — перебил его Шаповалов, и в его голосе появилась горькая усмешка. — Это констатация факта. Я не совершал того, в чём меня обвиняют. Осложнения, которые возникли у пациентки, не были результатом моих действий. Но если суд считает иначе…

Он обвёл взглядом зал — судью, секретаря, охранников, редких зрителей на скамьях.

— … пусть так и будет. Я не буду умолять о пощаде. Не буду каяться в том, чего не делал. Перед своей совестью и перед клятвой целителя я чист. И это — единственное, что имеет значение.

Он сел.

Тишина в зале стала ещё более густой, ещё более давящей.

Судья смотрел на Шаповалова с выражением, которое было трудно прочитать, — то ли раздражение, то ли что-то похожее на уважение.

— Суд принимает к сведению позицию подсудимого, — произнёс он наконец. — Переходим к оглашению приговора.

Он взял в руки деревянный молоток — тяжёлый, отполированный временем и тысячами ударов — и занёс его над столом.

Шаповалов закрыла глаза.

Молоток замер в воздухе.

И в этот момент тяжёлые двери зала с грохотом распахнулись.

— СТОЙТЕ!

Крик разорвал тишину, как молния разрывает ночное небо, и все головы повернулись к дверям — судья, секретарь, охранники, зрители, сам Шаповалов.

На пороге стоял человек.

Молодой. Измотанный. В измятом больничном халате, накинутом поверх обычной одежды. Волосы растрёпаны, под глазами — тёмные круги, на щеках — двухдневная щетина. Вид у него был такой, словно он только что вырвался из ада и пробежал марафон по дороге сюда.

В руке он сжимал пачку бумаг.

— Кто вы такой⁈ — судья опустил молоток и смотрел на пришельца с выражением крайнего неудовольствия. — Как вы смеете прерывать заседание суда⁈

— Меня зовут Илья Разумовский, — человек в дверях говорил быстро, чётко, не давая себя перебить. — Мастер-Целитель Гильдии. И у меня есть доказательства того, что подсудимый Шаповалов невиновен.

Зал взорвался шёпотом — изумлённым, недоверчивым, возмущённым. Судья ударил молотком по столу.

— Тишина! — рявкнул он. — Тишина в зале!

Он повернулся к Илье, и в его глазах появилось что-то похожее на интерес — холодный, расчётливый интерес человека, который повидал на своём веку многое и которого трудно удивить.

— Мастер Разумовский, — произнёс он медленно. — Я слышал это имя.

— Да, — Илья шагнул в зал. — И я тот человек, который провёл последние сутки, пытаясь найти настоящую причину болезни Анны Минеевой. И я её нашёл.

Он поднял бумаги.

— Это результаты токсикологического анализа. Они доказывают, что пациентка Минеева была отравлена. Хроническое отравление кадмием на протяжении трёх лет. Именно это — и только это — является причиной её состояния. Операция Шаповалова была безупречной и не имеет никакого отношения к осложнениям.

Судья смотрел на него долго, не мигая.

— Это серьёзное заявление, Мастер Разумовский. Очень серьёзное. У вас есть доказательства, помимо этих бумаг?

И тут за спиной Ильи, в проёме распахнутых дверей, появилась ещё одна фигура.

Граф Минеев.

Он вошёл в зал медленно, тяжело, как человек, несущий на плечах груз целого мира. Его лицо было каменной маской, но в глазах горел огонь — холодный, ледяной огонь человека, который пришёл исправить чудовищную ошибку.

— Ваша честь, — его голос был хриплым, но твёрдым. — Я — граф Алексей Минеев. Муж пострадавшей. И я пришёл сказать вам, что Мастер Разумовский говорит правду.

Шёпот в зале стал громче. Судья снова ударил молотком.

— Тишина! — Он посмотрел на графа. — Ваше сиятельство, вы понимаете, что говорите? Вы были главным обвинителем в этом деле!

Глава 8

Здание Суда. Владимир

Граф остановился посреди зала. Его лицо было каменной маской, но глаза — глаза горели тем холодным огнём, который Шаповалов видел в них несколько дней назад, когда граф требовал его крови.

Только теперь этот огонь был направлен не на него.

— Обстоятельства изменились, ваша честь, — голос графа был хриплым, словно он не спал несколько ночей подряд. — Я был… введён в заблуждение. Диагноз моей жены оказался неверным. Экспертизы, на которых строилось обвинение, — ложь.

Судья уставился на него так, словно граф только что объявил, что небо зелёное, а трава синяя.

— Ложь⁈ — он почти задохнулся от возмущения. — Три экспертизы от магистров Гильдии не могут быть ложью! Это невозможно! Это…

Шаповалов слушал этот разговор, и его мир медленно переворачивался с ног на голову.

Ложь. Граф назвал экспертизы ложью. Те самые экспертизы, которые Ерасов сам заказывал, которые оплачивал из своего кармана, которые использовал как дубину, чтобы размозжить ему голову.

Неужели Разумовский нашёл? Нашёл то, что он сам искал все эти дни в своей камере, перебирая в памяти каждую деталь операции, каждый показатель, каждый симптом? Нашёл ответ на вопрос, который не давал ему покоя: почему? Почему идеальная операция привела к такой катастрофе?

Шаповалов смотрел на Разумовского, на его измотанное лицо, на тёмные круги под глазами, на руки, которые слегка дрожали от усталости, — и чувствовал, как что-то внутри него, какой-то ледяной узел, который он носил в груди с момента ареста, начинает медленно таять.

Надежда.

Робкая, почти забытая, болезненная, как первый глоток воздуха после долгого пребывания под водой.

Что он задумал? Что в этих бумагах? Неужели… Разумовский двинулся вперед.

Что происходит? Что, во имя всего святого, здесь происходит?

Вокруг началась суета — стражники бросились к нему, пытаясь остановить незваных гостей, секретарь вскочил со своего места, роняя бумаги, кто-то в зале ахнул, кто-то вскрикнул. Судья, багровый от