Участковый. Книга вторая (СИ) - Барчук Павел

Там важно расхаживал по подоконнику ворон. Он был неестественно крупным, а его черные глаза-бусинки с хищным, интеллектуальным блеском пристально изучали Капустина. И да, руку могу дать на отсечение, во взгляде чертовой птицы присутствовал самый настоящий интеллект.

Но самое главное — этот ворон… Я его уже видел. В квартирке Бесова, во время нашей первой встречи с Анатолием Дмитриевичем. Тогда я, разозленный наглым поведением птицы, отвесил ему оплеуху и ворон с карканьем свалил. А теперь он здесь…

Инстинкт сработал быстрее мысли. Я резко распахнул дверь.

— Капитан! Вам что, нужна помощь?

Капустин вздрогнул, обернулся и резко вскочил на ноги. Его лицо было бледным, на лбу блестела испарина. Увидев меня, он побледнел еще сильнее.

— Петров? Я… я… нет, все в порядке. Разговаривал… вслух. Мысли собирал в кучу. Эм… Репетировал! Да. У нас же есть художественный кружок во дворце культуры. Я там играю…

В это время ворон громко и, мне показалось, насмешливо каркнул. Он посмотрел прямо на меня, в его взгляде читалась знакомая наглая усмешка. Затем, лениво взмахнув крыльями, он сорвался с подоконника и улетел.

— Проклятая птица… — пробормотал Капустин, с облегчением вытирая лоб. — Все время лезет к нам в кабинет. Наверное, крошки ищет. Не дает нормальным людям работать.

Но я успел заметить выражение его лица. Пожалуй, Капусти перед этим вороном испытывал нечто, весьма подозрительно напоминающее страх. Это — первое. А второе… Разговаривать с птицей? Серьезно? Демонстрировать трепет и священный ужас перед ней? Капустин либо псих, либо…

Мысль, стремительная и обжигающая, как молния, пронзила мой мозг. А что, если этот загадочный ОН, которым меня пугают второй день подряд, внедрил сюда, в отдел своих соглядатаев. И капитан — один из них. Что если старший участковый вообще не человек?

Я наклонил голову и посмотрел на Капустина исподлобья, прищурившись. Ни черта не изменилось. Мент, как мент. Я прищурился еще больше, вывернув голову под максимально странным углом. Как только шею не заклинило. Мне почему-то показалось, раз нет зеркала поблизости, нужно налегать на другой пункт «особого инквизиторского зрения» — щуриться и смотреть искоса.

— Петров… — Капитан уставился на меня, нахмурив брови, и по-моему подозревая, что я пьян. — Ну-ка дыхни…

Он шагнул ко мне, собираясь проверить свое подозрение.

— Да все нормально. — Ответил я, возвращая свою голову в обычное для нее состояние. — Просто в спину вступило, вот меня и перекосило немного. Бывает…

— А-а-а-а-а… — Выдохнул Капустин,– Иван Сергеевич, ты что-то хотел?

— Нет, ничего, — ответил я как можно более нейтрально. — Просто зашел. Услышал шум, подумал, что помощь нужна.

— Все в порядке, — Капустин отвернулся и начал лихорадочно перебирать бумаги на столе. — Просто… отчеты. Трудный день.

Я молча кивнул, а потом прошёл к своему рабочему месту и плюхнулся на стул.

Странно… Очень странно. Капитан выглядел обычным человеком, несмотря на все мои кривляния и попытки разглядеть в нем нечисть. Но… Как он тогда связан с вороном? И что это вообще за птица? Бесов, кстати, тогда тоже очень был впечатлен тем фактом, что я скинул ворона с окна обычной оплеухой. Анатолий Дмитриевич будто немного прибалдел от такого поворота.

И еще… О чем говорил Капустин? Мне так показалось, будто речь снова шла о пропавшем карандаше.

— Товарищ капитан, — Подал я голос, наблюдая, как старший участковый гнездится за своим столом и пытается сделать вид, будто ничего из ряда вон выходящего не произошло. — Помните вы про карандаш спрашивали…

Я не успел договорить, а Капустин уже сорвался с места, одним прыжком оказался рядом со мной, оперся ладонями о столешницу, подался вперед и жарким, встревоженным шепотом спросил:

— Ты его видел?

— Нет. — Ответил я, тихонечко отодвигая свой стул подальше, к стене. Несмотря на то, что нас с Капустиным разделял стол, меня его поведение пугало. Снова в глазах капитана появился сумасшедший блеск Голума, потерявшего «свою прелесть».

— Жаль. — Коротко бросил старший участковый. В одну минуту он из одержимого психа снова превратился в обычного и почти адекватного человека.

Капустин отстранился, развернулся, а затем вернулся на свое место и принялся ковыряться в бумагах.

А я вдруг подумал… Из-за обычного карандаша даже двинутые на голову педанты не сходят с ума настолько. Значит, карандаш, который я по воле случая забрал у Капустина, вообще ни разу не обычный. И что из этого следует? Правильно! Я должен немедленно его изучить.

Рюкзак спекулянта с его вонючими портками никуда не денется. А вот карандаш, который превращает советского милиционера в форменного шизофреника… К тому же, я снова запамятовал, куда его дел. Вернее, не мог вспомнить, вытаскивал из кармана той формы, что снял вчера, или нет.

— О, Иван! — Дверь кабинета распахнулась и на пороге появился Семенов. — Уже тут? А я только вот добрался, чтоб написать отчет. Пока к одному зашёл, пока ко второму. — Взгляд Виктора переместился на рюкзак, лежащий рядом со столом. — Не понял. Почему не сдал?

— Виктор… — Я сорвался в места, подскочил к старлею, положил руку ему на плечо, — Выручай. Мне срочно нужно кое-куда отбежать. Только вспомнил. Важное дело. Чрезвычайно важное. Эта мегера у меня ничего не приняла, потребовала опись. Ну сделай, Виктор Николаевич. С меня — магарыч.

Не дав Семёнову опомниться и послать меня к черту, я выскочил из кабинета, захлопнув за собой дверь.

Потом развернулся и почти бегом бросился к выходу из отдела. Мне срочно нужно было попасть в общагу. В голове зрела пока ещё неоформившаяся до конца версия и мне срочно нужно было ее проверить.

Сердце стучало где-то в горле. Я чувствовал, что стою на пороге разгадки.

До общаги домчался за десять минут. Перепрыгивая ступени, поднялся на свой этаж, забежал в комнату и закрыл дверь на замок.

Затем метнулся к шкафу, сдернул с вешалки китель. Руки слегка дрожали, когда я вытряхивал содержимое карманов на кровать. К счастью, карандаш был на месте.

Я замер, изучая его пристальным взглядом. Потом взял в руки и поднёс к глазам. Обычный советский карандаш. Деревянная основа, грифель. На одной из граней была нанесена стандартная надпись серебристой краской: «Карандаш химический». Ниже — герб СССР и название завода-изготовителя. Все как у всех. Подобных карандашей сейчас по стране гуляет до хрена и больше.

Я повертел его в пальцах, разочарованно выдохнув. Что, черт возьми, ожидал? Что он внезапно начнёт светиться или творить чудеса?

Я уже было собрался отбросить карандаш в сторону, как вдруг мой взгляд зацепился за мелкую насечку, идущую вдоль края надписи. С первого взгляда это могло показаться браком производства или мелкой царапиной.

Но теперь, пристально вглядевшись, я понял, что это не царапины. Это — символы. Крошечные, искусно выгравированные знаки, сливающиеся с фабричной маркировкой. Они опоясывали карандаш тончайшей вязью.

Я подскочил к столу, включил настольную лампу и поднес карандаш к яркому свету. Теперь смотрел прищурившись, стараясь понять, что за символы изображены.

Да, это была вязь. Древняя, незнакомая. Она не напоминала ни кириллицу, ни греческий алфавит, ни руны. В этих завитках и черточках чувствовалась та же энергия, что исходила от Договора — ощущение, будто карандаш… живой… Твою ж мать. Со всеми этими потусторонними делами сам скоро психом станешь.

А потом… Меня вдруг осенила крайне идиотская мысль. Артефакт. Этот чертов Скипетр ночи. Флёрова говорила, что человек, некоторое время взаимодействующий с ним, приобретает устойчивость к ментальному воздействию со стороны старшего вампира.

А я, в квартире Бесова, когда Анатолий Дмитриевич пытался навести на меня морок, пришел в себя только благодаря этому карандашу. Бесов, конечно, не вампир, но метод воздействия у него приблизительно такой же. И в подсобке магазина… Флёрова тогда еще очень удивилась, что я не пал ниц перед ее вампирским магнетизмом. И меня в тот момент, опять же, настойчиво колол под рёбра карандаш Капустина.