Красавчик. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Сегодня я хорошо выспался, чувствовал себя полным сил и энергии. Вырвался вперёд с самого старта, не дал своим соперникам ни малейшей надежды на победу. Мне почудилось, что я разрезал волны, подобно дельфину. Лишь около буйка сбавил скорость и остановился. Увидел, что опередил Порошина примерно на три метра. Александров отстал от меня ещё больше: метров на восемь. Я дождался своих соперников (покачивался на волнах, посматривал в сторону пляжа). Принял от Аркадия и Петра поздравления.

Порошин отправился дальше на глубину, Аркадий улёгся на волны: отдыхал. Я неспешно доплыл до берега, не без труда протиснулся через собравшуюся на мелководье толпу (многочисленные купальщики здесь буквально дышали друг другу в затылок). Принял поздравления с победой от болельщиков: Валя даже поцеловала меня в щёку, а Нарек пожал мою руку. Я выбрался на берег, стряхнул со лба капли воды. Окинул взглядом собравшихся на пляже людей. Сообразил вдруг, что разыскивал взглядом… соломенную шляпу.

— Мужчина, скажите, — обратилась ко мне невысокая курносая девица (она появилась неожиданно, точно выскочила из засады), — вы киноактёр или певец? Мне кажется, я видела вас в каком-то фильме или на концерте.

На вид девице было лет шестнадцать-семнадцать; как и трём её подружкам, которые радостно и кокетливо улыбались, наблюдали за нами, сидя в ряд на постеленном на песке пёстром одеяле.

— Ты видела его в своих снах, девочка, — прозвучал у меня за спиной голос Валентины. — Ступай к своим одноклассницам. Играй вместе с ними в куклы. Не порть своими глупыми вопросами отдых взрослым людям.

Курносая взглянула поверх моего плеча и презрительно фыркнула.

— Кто-то взрослый, а кто-то уже старый! — сказала она.

Снова посмотрела на меня — мы обменялись улыбками. Девица развернулась, горделиво приосанилась и зашагала к подругам — не по-детски при этом покачивала бёдрами. Валины пальцы прикоснулись к моей руке.

— Какая наглая девчонка, — пробормотала Кудрявцева.

Она покачала головой.

— Зато весёлая, — произнёс я.

Махнул рукой подружкам курносой девицы — те смущённо опустили глаза и радостно зашушукались. Краем глаза заметил промелькнувшее справа от меня светлое пятно: шляпу. Но уже через мгновение разочаровано усмехнулся…

— По-твоему, я скучная? — спросила Валентина.

Курносая остановилась рядом с подругами — я услышал её звонкий смех.

Валя пристально посмотрела мне в глаза.

— Я такого не говорил.

— Но подумал, — заявила Кудрявцева.

Она тряхнула головой, нахмурилась.

Я проводил взглядом обладательницу соломенной шляпы: невысокую толстушку в красном купальнике.

Повернулся к Валентине и сообщил:

— Так и знал, Валя: не умеешь читать мысли.

— … Вы схемы разруба говяжьей полутуши в магазинах видели? — говорил Давтян. — Это так называемая смоленская схема. В смоленской схеме говядину делят на куски первого, второго и третьего сорта. Такой схемой рубщики в Москве давно не пользуются. Мы используем в работе московские и ростовские разрубы. В таких разрубах говядины второго сорта не бывает. Всё идёт первым — кроме голяшек и зареза. Да и зарез частенько сбагриваем, как первый сорт. Это считается высшим пилотажем. Не всякий рубщик такое проделает правильно: чтобы всё прошло гладко, и куски получились красивыми и товарными. Такое выходит лишь у настоящих мастеров.

Я лежал на животе; чувствовал, как припекали кожу на плечах солнечные лучи. Слушал шум прибоя и крики чаек. Прислушивался и к звукам голоса Нарека — Давтян делился с нами тонкостями своей профессии.

— Мой приятель практикует ростовский разруб, — сообщил Нарек. — При этом разрубе кусков из одной лишь мякоти не бывает. Кости в них есть всегда. Но выглядят куски неплохо, нравятся покупателям. Вот только они не нравятся… нужным людям. Потому что такие люди приходят к нам за хорошим мясом, а не за костями. Потому все эти важные товарищи идут не в магазин моего приятеля, а в наш гастроном. Заходят сразу через служебный вход, спрашивают Нарека Давтяна. Вежливо со мной здороваются, справляются моим здоровьем. Получают то, зачем пришли: хорошие куски без единой кости. Видели бы вы, как они меня за это благодарят!

Я повернул голову и приоткрыл глаза. Заметил улыбку на Валином лице и радостный блеск в глазах Нарека. Увидел, как нахмурился Александров. У Аркадия над головой застыло солнце — сейчас оно походило на нимб.

— Напек, обычные покупатели магазина тебя тоже благодарят, когда ты продаёшь им зарез и кости по цене мяса первого сорта? — спросил Аркадий.

— О чём ты говоришь, Арик? Я рубщик мяса, а не кассир. Я ничего не продаю. Даже не прикасаюсь в магазине к деньгам. Всё мясо в нашем гастрономе оплачивают через кассу. Все, без исключения. Даже твои начальники. Потому что у нас в стране все равны, разве ты это не знаешь? Мне привозят полутуши. Я рублю их на куски. Выполняю и даже перевыполняю план, как того хочет наше родное государство. Списания отходов у меня почти не бывает. Я не раздаю хорошие куски под видом третьего сорта. Третьего сорта мы продаём совсем чуть-чуть: меньше, чем в гастрономе на соседней улице. Потому что у меня действительно золотые руки!

Давтян показал нам свои ладони.

— Видел я, какое мясо продают у нас в московских магазинах, — сказал Александров. — Выглядит оно красиво. Но потом оказывается, что мяса в этих кусках почти нет. Зато там много костей, которые спрятали под тонким мясным слоем, как косточку в персике.

Аркадий взмахнул рукой, недовольно скривил губы.

— Ты странно рассуждаешь, Арик, — произнёс Давтян. — Ты ведь сам видел в магазинах схему рубки полутуши. Где ты на ней заметил, что кости в продажу не идут? Поэтому… всякие получаются куски. Тебе ведь не навязывают покупку мяса насильно. Хочешь, бери. Хочешь, поищи куски получше. Или подожди, пока выкинут на прилавок свежий разруб…

— Из которого уже вырезали все лучшие куски.

— Эти куски, Арик, в магазине не украли. Их тоже приобрели люди: обычные советские граждане. Они честно оплатили мясо через кассу магазина по чётко установленной государством цене.

— Только одни покупают по этой цене вырезку, а другие берут за те же деньги кости, — сказал Аркадий.

Давтян развёл руками — тень от его руки скользнула по песку у меня перед лицом.

— Ты странно рассуждаешь, Арик. Коровья или свиная полутуши состоят не только из вырезки. Там всякое мясо есть…

— Вот только у честного продавца вырезка всегда попадает на прилавок, — сказал Александров. — А у таких… у нечестных рубщиков вырезку делят ещё в подсобке.

Давтян покачал головой.

— Странные вещи ты говоришь, Арик. Честный, нечестный… по отношению к кому? Рубщик мяса — это не народный судья. Он не за соблюдением законов следит. Он рубит мясо: вот его работа. Магазины это мясо продают. Люди мясо покупают. В законе не написано, что мясо должен купить этот человек, а этот купить мясо не может. Только… наивные люди трактуют советские законы по-своему. Но наивные продавцы в торговле надолго не задерживаются. Их быстро увольняют: увольняют по закону. Потому что первая же проверка находит в работе таких продавцов… и рубщиков мяса огромное количество нарушений. Поверь мне, Арик: так и случается.

Александров хмыкнул.

— В работе других продавцов эти проверяющие ничего не находят? — сказал он.

— Хорошие продавцы… и рубщики мяса всегда находят с людьми из проверяющих организаций общий язык. Потому что мы, Арик, живём в современном цивилизованном социалистическом обществе, где человек человеку товарищ и брат. Покажи человеку, что ты его друг — он ответит тебе тем же… чуть позже. У меня в Москве много друзей, Арик. Со мной дружат даже многие твои начальники. Они не считают Нарека Давтяна преступником только из-за того, что он по-дружески сэкономил им время, и сам выбрал для них хороший кусок мяса! Ведь это же не преступление, правда? Я просто хороший человек, Арик, и никогда не отказываю своим друзьям в помощи!