Красавчик. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Давтян шумно вздохнул.

— Нарек, не обижайся, — сказала Ольга Порошина. — Аркадий не хотел тебя обидеть. Ведь так же, Аркадий?

Александров растеряно моргнул.

— Нет, я…

Нарек поджал губы, покачал головой.

— Что ты, уважаемая Оля, — произнёс он. — Я совсем не обиделся. Разве могут меня обидеть слова человека, который совершенно не разбирается в правилах советской торговли? Такому человеку я просто сочувствую. Искренне. Хотя… признаю: я немного вспылил. Потому что вступился за людей своей профессии. Обидно, Оля, что не все советские граждане понимают нашу важность для общества. Вот, что меня расстроило и всегда расстраивало. Я уже не в первый раз слышу о том, что бывают честные учителя, врачи… и честные милиционеры. При этом все считают, что продавцы… и рубщики мяса — жулики и прохвосты! Это лживое и обидное утверждение!

— Я такое не говорил, — сказал Александров. — Я только уточнил, что…

— Мальчики, не ссорьтесь! — воскликнула Рита. — Лучше посмотрите туда.

Она указала рукой поверх моей спины.

Нарек и Аркадий ещё секунду бодались взглядами. Затем оба повернули головы, взглянули в указанном Ритой направлении. Туда же посмотрели Порошины, Кудрявцева и Василий (Вася удивлённо взмахнул ресницами и приоткрыл рот). Я приподнял голову и обернулся. Увидел на песке пляжа в двух десятках шагов от себя… пальму. Её придерживал рукой черноволосый усатый мужчина-фотограф. На груди у него красовался фотоаппарат с коротким объективом, прикрытым чёрной крышкой. Около мужчины выстроилась очередь из десятка человек: мужчина выдавал людям чёрно-белые фотографии.

Я вспомнил о фотографии, которую мне вручил Сергей Петрович Порошин (там, в двухтысячном году): о той, которая сейчас лежала в рюкзаке вместе с документами на имя Сергея Юрьевича Красавчика. На этой фотографии тоже были видны море, песок и пальма. Пальма на старом фото выглядела настоящей. Как казались счастливыми и улыбки на лицах Петра, Ольги, Валентины, Риты, Васи и Серёжи, которые сфотографировались на этом пляже в прошлый раз вшестером (случилось это в «другом» тысяча девятьсот семидесятом году). На той чуть пожелтевшей фотографии была надпись: «Чёрное море, пансионат „Аврора“, 1970 год».

— Сколько стоит одна фотография? — спросил Пётр.

Порошин вынул из пачки сигарету, повертел её между большим и указательным пальцами.

— Сейчас узнаю, — пообещала Рита.

Она устроила пробежку к фотографу — Нарек, Аркадий и Пётр засмотрелись на её подрумяненные загаром ноги.

Пётр закурил.

Рита вернулась и сообщила:

— Пятьдесят копеек стоит маленькая фотография и рубль большая.

Порошин взглянул на жену, выдохнул в сторону моря струю серого дыма и сказал:

— Солнышко, зачем нам большая фотография? Мы же её домой целой не довезём. Нам хватит и той, что за пятьдесят копеек.

После обеда Давтян и Александров отправились с визитом вежливости в четыреста седьмую комнату, где проживали Валя, Рита и Серёжа. Приглашение на это посещение мы получили от Риты и Валентины утром на пляже. Нарек и Аркадий этим приглашением воспользовались (надели свежие рубашки, брызнули на себя одеколоном). Я с ними на четвёртый этаж не пошёл. Сказал, что вздремну перед очередным походом на пляж. Остался в комнате, взял с тумбочки Нарека журнал «Советский экран» и завалился на кровать.

Пару минут я разглядывал лицо изображённой обложке блондинки, затем отыскал в журнале заинтересовавшую меня статью: ту, где рассказывали об актрисе Елене Лебедевой.

В журнале я нашёл ещё три изображения Лебедевой. Все три были взяты из старых кинофильмов. Хмыкнул: сообразил, что на двух из трёх этих картинок не узнал ту блондинку, которая улыбалась с обложки. Пробежался глазами по тексту статьи. Узнал, что Лебедева родилась в Москве в сорок пятом году: осенью, уже после Победы. Её родители к кино и к театру отношения не имели: Ленин отец (профессор) сейчас преподавал в хорошо мне знакомом Московском горном институте, а её мама трудилась инспектором в Министерстве просвещения. Лена Лебедева с детства хотела стать актрисой. После школы она с первой попытки поступила во Всесоюзный государственный институт кинематографии.

Первый опыт работы в кино Лебедева получила, когда училась в школе. Её было тринадцать лет, когда её увидел режиссер Александр Птушко, искавший исполнительницу главной роли в фильме «Алые паруса». Для роли Ассоль юная актриса режиссёру не подошла. Но позже Птушко вспомнил о Лебедевой — он выделил ей крохотную роль в своём другом фильме «Бей, барабан!» Затем Елена снялась в фильме «Сказка о потерянном времени»: роль там снова была эпизодическая, но заметная. После той роли Лебедева появилась ещё в нескольких кинокартинах, быстро канувших в лету. Затем лицо Елены промелькнуло в кинокартине «Неуловимые мстители» — роль была незначительной, фамилию актрисы не упомянули в титрах.

Более заметным для советского зрителя стало появление Елены Лебедевой в фильме «Доживём до понедельника». Там тоже была роль третьего плана. Актриса справилась с ней блестяще, и уже в следующем году предстала перед советскими зрителями в роли бесстрашной комсомолки Светы Берёзкиной в фильме «Комсомол в моём сердце». Фильм «Комсомол в моём сердце» советским зрителям понравился — особенно они выделили талантливую игру молодой актрисы Елены Лебедевой. Обратили внимание на Лебедеву и режиссеры: в шестьдесят девятом году Елена снялась в кинокартине «Три дня до лета», где у неё была главная женская роль. Первый показ фильма «Три дня до лета» состоялся в марте нынешнего года.

Фильм был высоко оценен и приёмной комиссией, и зрителями. Автор статьи в журнале «Советский экран» утверждал, что у кинокартины «Три дня до лета» были все шансы стать лидером советского кинопроката нынешнего года — не в последнюю очередь, благодаря «превосходной» актёрской игре Елены Лебедевой, «которую жители нашей страны сейчас называли не иначе, как 'наша Алёнка». В статье утверждали, что актрису Елену Лебедеву уже засыпали предложениями самые известные и титулованные режиссёры Советского Союза. Якобы, скоро советские зрители увидят «любимую» актрису сразу в нескольких новых фильмах, где Лебедева «без сомнения порадует нас своей улыбкой и своим талантом».

От чтения статьи в журнале меня отвлёк стук в дверь.

— Открыто! — крикнул я. — Входите.

Меня услышали. Дверь приоткрылась. В комнату вошла Кудрявцева.

Валентина огляделась, нашла меня взглядом, улыбнулась.

— Аркадий и Нарек сказали: ты спишь, — сообщила она.

Валя подошла к моей кровати, взглянула на меня сверху вниз. Кокетливо подкрутила около уха локон окрашенных в рыжий цвет волос. В похожем ракурсе я рассматривал её сегодня днём на пляже. Сейчас зрелище было немного иным. Но не менее впечатляющим. Кудрявцева пришла ко мне наряженная в лёгкий короткий сарафан, под которым из нижнего белья были лишь трусы.

— Ещё не уснул, — ответил я. — Зачитался.

Валентина присела на край кровати, положила ладонь мне на грудь. Замерла, словно подсчитывала удары моего сердца. Посмотрела мне в глаза. Наши взгляды встретились. Я вдохнул сладковатый запах духов. Валина ладонь погладила кожу на моей груди, скользнула на живот. Кудрявцева сглотнула, чуть склонилась к моей голове. Она будто бы прислушалась к звукам моего дыхания.

Я увидел, что Валин взгляд сместился на мои губы, сказал:

— Знаю, чего ты хочешь. Я тебе это дам.

Скрипнули пружины кровати. Валино лицо приблизилось к моему лицу.

Чёрные зрачки в глазах Кудрявцевой чуть увеличились. В них я рассмотрел отражения своего лица.

— Чего же я хочу? — спросила Валентина.

Глава 14

На балконе покачивались на бельевой верёвке мужские плавки. Они будто помахивали крыльями, силились взлететь. Солнце призывно смотрело на них с почти безоблачного неба. Заглядывало оно и в мою комнату. Следило за тем, как по разлинованному тонкими полосками трещин потолку гонялись друг за другом серые мухи, посматривало на плечи и на затылок склонившейся надо мной рыжеволосой женщины. Я ощутил на своём лице тепло Валиного дыхания. Почувствовал, как женская ладонь погладила мой живот. Подумал о том, что я будто бы вновь очутился на бильярдном столе. Вместо лица Валентины Кудрявцевой на мгновение увидел украшенное броским макияжем лицо юной генеральской жены…