Тени зимы (СИ) - Волков Тим

Уполномоченный выпустил дым:

— Понимаю. Если какие лекарства нужны — говори! Все будет.

— А вот это бы… У доктора список! — спохватился Алексей Николаевич. — Я сейчас…

— Стой, не дергайся. Вечером с тобой все равно встретимся… — собеседник хитро прищурился и глянул в окно. — Столовую «Эгалите» знаешь?

— Бывший ресторан «Тройка», кажется.

— Ну да, он и есть. Мы там с тобой вечерком и посидим. Так сказать обговорим все! Нет, нет, никаких отговорок не принимаю. Тебе ведь жизнь строить надо. Я помогу. Так что, встречаемся… — улыбнувшись, Бурдаков чуть помялся и понизил голос. — Кстати та фемина… Лиза… Журналисточка… Ты ее знаешь?

— Так, как-то видал…

Дама полусвета Лизанька Игозина по кличке Егоза была давним агентом Гробовкого и старое ремесло свое не забыла.

— А нельзя ее как-то… ну, пригласить? — пригладив пошлые усики, исподволь поинтересовался уполномоченный.

Алексей Николаевич пожал плечами:

— Да найдем. Зареченск, чай, не Петроград…

— Вот! — обрадовано дернув шеей, Бурдаков, словно таракан, распушил усы. — Хорошо бы найти, хорошо бы… И еще одно, Алексей. Тебе сегодня в милицию, по этому делу. Я им там нагоняй устроил! Ты там об этой Лизаньке особо-то не упоминай. Хорошо?

— Договорились! Я ведь ее и не знаю.

Пока Гробовский разговаривал с уполномоченным из Совнаркома, Анна Львовна успел доложить Луначарскому о состоянии школьных дел в Зареченске и уезде, после чего, окрыленная, умчалась по делам.

Иван Палыч же попросил у Гладилина разрешения позвонить в Москву, товарищу Семашко.

— Да звони, чего уж, — махнул рукой председатель. — В милицию зайти не забудь. Красников уже на место происшествия ездил… Теперь вас всех допросить осталось. Ну, и накрыть всю банду!

Усмехнувшись, доктор снял трубку и принялся крутить ручку:

— Девушка! Девушка! Это из исполкома, Петров. Мне Москву бы…

Иван Палыч продиктовал номер.

— Да, да, бывший бельведер графа Строганова! Ныне — здравкомитет… Ага, ага… Жду…

Минуты через две в трубке послышалось какое-то шипение:

— Да? Слушаю! Кто это? А мне бы товарища Семашко… Это из Зареченска беспокоят. За-ре-ченск! Доктор Петров, Иван Павлович… да, да… жду… Ох, ты ж… Здравствуйте, Николай Александрович! Тут у нас такие дела…

Что и сказать — повезло! Поговорив с Семашко, доктор еще получил консультацию от профессора по женским болезням, весьма кстати казавшегося в комитете, поле чего попрощавшись с Гладилиным, махнул на извозчике по аптекам.

В милицию доктор явился в одно время с Гробовским. Красников их разом и вызвал:

— Коли что, один другого дополните.

О том, что такое настоящий допрос, начальник уездной милиции, увы, пока что имел малое представление, ибо с судебными следователями в старые времена не общался в силу слишком юного возраста. Поэтому допрос больше напоминал беседу.

— Итак, товарищ Гробовский, как эти налетчики выглядели?

— Я видел троих. Роста среднего, по виду — крестьяне. Вида — обычного. Косматые, с бродами. В плащах! — сыскарь спрятал улыбку. — Такие плащи любят в банде Сеньки Кривого. Форсят!

— Что еще за Сенька Кривой? — насторожился Виктор. — Помнится, и товарищ Бурдаков про него упоминал.

Сеньку Кривого Гробовский выдумал там же, на месте импровизированного налета, а потому сейчас мог говорить все, что душе угодно:

— Сенька Кривой… Говорят, он из банды Хорунжего. Но, это пока только слухи…

— Хорунжий, — искоса глянув на доктора, протянул милицейский начальник. — Да о его банде мы уже много что знаем! И, главное — место дислокации! Скоро брать будем. Думаю, солдат у товарища Субботина попросить, красногвардейцев.

— Вот! — обрадовался Гробовский. — Давно пора брать! Тогда точно про налетчиков узнаем.

— Н-да… — Красников задумчиво покусал губы. — Ладно. Еще раз пройдемся по приметам. Итак… Налетчики были верхом. Один конь — гнедой, второй — буланый… или серый — тут товарищ Бурлаков не уверен.

— Буланая была лошадь, — уверенно заявил Гробовский.

Виктор кивнул:

— Хорошо, пусть так. Теперь о бандитах. Волосы у всех косматые. У двоих — седловатые, у другого — рыжие. Один — усатый, двое — с пегими бородами. Как выразился потерпевший — словно из пакли. Так, Алексей Николаевич?

— Ну-у-у… так.

— А вот теперь — показания некоей Анны Степановны Прониной из Зарного! — торжествуя, начальник подвинул к себе протокол. — О том, что в местной школе пропали предметы бывшего театрального кружка. Грим, театральный клей, три парика: два — седых и один — рыжий. Еще какая-то красная жидкость… И две накладные бороды из пакли! Ну, что скажете?

— Скажу, что бандиты тщательно планировали налет, — пожал плечами Гробовский. — И для начала забрались в школу — взяли парики и бороды для маскировки.

— Вот! И там их мог кто-то видеть. Сторож, правда, спал… Он всегда по ночам спит… Так! Теперь… — Красников потер руки. — Женщина–фотограф! Ну, которая уехала с потерпевшим в машине… И которую вы, Иван Павлович, на своей мотоциклетке подвезли. Вы ее знаете?

— Я — так первый раз вижу, — хмыкнул сыскарь.

— А вы, Иван Павлович?

Доктор поежился — в кабинет было весьма прохладно, Красников экономил на дровах.

— Да тоже незнаком. Она же из города!

— А приметы? Я так думаю — она вполне могла быть наводчицей!

— Наводчицей?

Тут оба свидетеля стали отвечать наперебой, запутывая Красникова и другу друга.

— Ну-у… Пальто такое… светло-зеленое…

— Да нет, Иван Палыч! Темно-зеленое!

— Ну да — зеленое. Туфли такие…

— Сапожки… Шляпка, как шляпка.

— Горжетка еще! Кажется, беличья.

— Да нет — из кошки!

— Волосы светлые…

— Блондинка… но не яркая… Фотоаппарат такой, с гофрой, не очень большой…

— Да мы на нее и внимания-то особо же обращали.

— И все ж нашлись такие, что обратили! — вдруг засмеялся Виктор. — Вот, что показала та же Анна Степановна Пронина…

Начальник зачитал протокол:

— Пепельная блондинка лет тридцати, рост средний, телосложение худощавое, лицо узкое, овальное, на левой щеке небольшая родинка, возможно просто «мушка». Глаза серо-голубые, ресницы длинные, брови выщипаны «в ниточку». Похожа на американскую киноактрису Глэдис Купер, снимавшуюся в фильмах… Впрочем, это неважно… А, вот — одежда. Полупальто английского кроя, из зеленой тафты, с накладными карманами, такие шили примерно год назад в ателье Шлихевича на бывшей Второй Дворянскоц (нынешней Второй Пролетарской) улице. Ателье летом закрылось… Ну, установим, найдем… Горжетка из куницы, не новая, с потертым ворсом, плющевая осенняя шляпка с синим искусственным цветком — розой. Про фотоаппарат лучше спросить у нашего священника, отца Николая…

Начальник взял другой протокол:

— Спросили отца Николая… Пресс-камера фирмы «Гоэрц-Аншютц», черного цвета, деревянная, с латунным затвором, оборудована видоискателем, приспособлена для быстрых снимков и для переноски… А теперь — внимание!

Красников продолжал, подняв верх указательный палец:

— Камера дорогая, редкая, специально для корреспондентов. В Зареченске таких было всего три. Одна — в редакции газеты «Вечерний Зареченск», вторая — в «Зареченском вестнике» и третья — у купца первой гильдии Епифана Нифонтова, фотографа-любителя, ныне сбежавшего в Парагвай.

— Куда только люди не бегут! — подивился Гробовский.

Милицейский начальник, между тем, продолжал:

— Мои сотрудники выяснили: газеты эти выходят и сейчас. Ни в одной из них корреспондентки с таким именем нету! Фотокамеры же — да, на месте. А бывший слуга Нифонтова сказал, что камеру у них украли еще в начале марта.

Иван Палыч поспешно опустил глаза: «сотрудники выяснили»… эх-х, знал бы ты, Витя, как все на самом деле было!

На столе у Красникова зазвенел телефон — убойного вида аппарат с черной эбонитовой трубкой и бронзовыми раструбами, одновременно чем-то похожий на маневровый паровоз и английский пулемет «Льюис».