Дорога к фронту (СИ) - Ливадный Андрей Львович

Почему не стал упираться? Ну, скажем так, носить все в себе тяжело. Особенно после того, как сбил немца с зубастым смайлом на фюзеляже. Сыграл ли термин из моего времени роль некоего пароля? Нет. Капитан мог услышать его из уст такого же «попаданца». И вообще, Панфилов вполне мог оказаться самым настоящим офицером госбезопасности, но я все же решил рискнуть. Раз он правильно задал ключевой вопрос, значит в теме.

— В общем-то все случайно вышло… — сказал я, а дальше вкратце обрисовал обстоятельства своего появления тут.

Он выслушал внимательно, не перебивая, затем попросил:

— Дай взглянуть на твое устройство переноса.

— У меня его нет. Отдал младшему лейтенанту Захарову. Это ведь он ко мне накануне Дня Победы пришел, ты ведь понимаешь?

— А кровь ты с чего оттирал? — прищурился Панфилов.

— Это? — я достал из нагрудного кармана кругляш с впаянными в него микрочипами. — Это я у сбитого немецкого летчика забрал.

Панфилов почему-то сильно побледнел.

— Вот же твари… — хрипло выдавил он. — Значит, все же начали… Ну ладно.

— А меня в курс дела введешь?

— Введу. Помощь твоя понадобится. Больше мне особо доверять некому.

— Так ты тоже⁈ Из моего времени⁈

— Да. Но тут по доброй воле. Вернее сказать — с заданием. Вот только связь потерял, и последние пару дней работать приходится вслепую.

— Игнат, давай-ка теперь ты мне все расскажешь, идет? — я поставил «ТТ» на предохранительный взвод и вернул оружие в кобуру.

— Опасно с патроном в стволе носить, — обронил он.

— Сам разберусь, — ответил я. — От темы не уходи.

— Да я и не собирался.

Рассказ Панфилова удивил и одновременно зацепил меня своей простотой. Он говорил буднично, словно тема не являлась архисложной.

— В недавнем прошлом, — он усмехнулся, понимая, как абсурдно прозвучала фраза, — в общем, Андрей, я был обычным стримером. Использовал «ви-ар» и нейроинтерфейс для банального заработка в сети. Комментировал различные гейм-реальности, по большинству связанные с симуляторами войн. Делал это легко, совершенно не задумываясь, а какой же на самом деле была эпоха, в которую решил «поиграться»?

Я кивнул. Знакомая ситуация. Мной тоже пройдено немало виртуальных проектов, в том числе и претендующих на некую «историческую достоверность».

— Если говорить вкратце, а на красочные подробности у нас сейчас нет времени, то со мной случился так называемый «спорадический перенос». Как оказалось впоследствии, я был первым, кто испытал это на своей шкуре.

— И куда же ты попал? — не удержался я от уточняющего вопроса.

— Август 1941-го. Участок фронта неподалеку отсюда. Небольшая деревушка, брошенные позиции наших сорокопяток, и несколько человек из окруженцев, кто решил встать там насмерть.

— Долго продержались?

— Минут десять-пятнадцать, — ответил Панфилов. — В общем, меня убило[3]. Очнулся уже в реанимации.

— Снова в нашем времени⁈ — я даже привстал с пенька, настолько велико оказалось удивление.

— Угу. Практически в невменяемом состоянии. Оказывается, у меня была клиническая смерть, но, к счастью, нейроинтерфейс успел подать сигнал тревоги в службу спасения еще в тот момент, когда мое сознание закинуло в прошлое. Так что «скорая» подоспела заранее. У них было время вызвать МЧС, взломать дверь, и завести мне сердце.

— А дальше? — я невольно подался вперед.

Игнат невесело усмехнулся:

— Дальше произошла целая череда необъяснимых смертей среди виртуальщиков. В основном среди тех, кто пользовался старыми системами, не предусматривающими вживление нейрочипа. Соседи начинали жаловаться на запах, приезжала полиция, вскрывали двери и находили мертвые тела, истощенные и обезвоженные. Все по одному шаблону. Ну, и к слову, было еще несколько случаев, схожих с моим, когда вживленный нейрочип подавал сигнал бедствия. Там успевали вовремя, но все «спасенные» пребывали в состоянии «овоща».

— Разум покинул тело? — догадался я.

— Верно. Но истинную причину этого в тот момент не понимали. Все списывали на побочный эффект от использования нейроинтерфейса.

— А случай с тобой уникален?

— Не совсем. Но давай по порядку. Меня около месяца продержали в больнице. Вел я себя не совсем нормально. У врачей возникло подозрение, что пациент окончательно съехал крышей. Виной тому, как нетрудно догадаться, сочли вживленный нейрочип, но удалять его побоялись. В конце концов я немного очухался, и понимая, что запросто могу загреметь в психушку, всячески постарался демонстрировать адекватность, с чем в итоге и был выписан, под абсолютный запрет любых подключений к «ви-ар».

Я понимающе усмехнулся. Знаем мы эти запреты.

— Нет, ты не подумай, в сеть я сразу не полез. Поначалу было очень трудно разобраться, где реальность, а где глюки. Но нашелся один способ проверить.

— Интересно какой?

— Не додумался?

Я лишь покачал головой. Ничего путного на ум не пришло. Как можно проверить случились ли события на самом деле, если сознание вернулось в привычную реальность и остались лишь воспоминания о прожитом?

— Я поднял архивы военных лет, — пояснил Панфилов. — То еще оказалось исследование… — усмехнулся он. — По поводу местности мне запомнилось лишь количество домов в деревушке, да некоторые детали окружающего рельефа. Ну, еще растительность подсказывала: все происходило на северо-западе России, примерно в конце лета, — поэтому я ввел в интерактивную карту данные о линии фронта по состоянию на август сорок первого и начал по собственным воспоминаниям убирать варианты. В конечном итоге у меня остался список из десяти деревень в современной Тверской области[4]. Большинство из них уже не существуют в нашем времени, но места я посетил. Утомлять подробностями не стану. Поначалу было много разочарований. Даже сомневаться в себе начал, но однажды, приехав в очередную глухомань, я вдруг увидел явные совпадения с той шоковой, травматической памятью. Глубокий овраг, да поросший редколесьем косогор, — все сильно изменилось, но интуиция буквально кричала: это происходило тут!

Панфилов на некоторое время замолчал. Видимо остро переживал воспоминания.

— Домов там не осталось, — наконец продолжил он. — Деревушку не стали отстраивать после войны. Колхоз не восстановили, и земля оказалась заброшенной на десятилетия. Вокруг лесные массивы, — самая настоящая глушь. Сохранилось лишь несколько фундаментов из плитняка, вот по ним и стал ориентироваться. Сходил в машину, взял заранее купленное снаряжение. Колышками разметил улицу. Сориентировался по ним, и лишь тогда смог обнаружить оплывшие траншеи на околице. Их в современности уже не видно. Не зная, где именно они проходили, не найдешь. Прикинул, где стояло орудие, отсчитал несколько шагов и начал копать. Меня ведь отбросило от «сорокопятки» и изрубило осколками, — немцы вели минометный обстрел наших позиций.

От его рассказа у меня мурашки ползут по коже.

— Что-нибудь нашел? — глухо спросил я.

Игнат кивнул:

— Откопал скелет. Форма на нем истлела, осталась лишь пряжка ремня, несколько пуговиц, да вот это, — он достал из кармана круглый полупрозрачный предмет, внутри которого виднелись чипы. Точная копия моего загадочного устройства!

— Не понимаю! — я вскинул взгляд — А это как оказалось рядом с телом⁈

— Вот и я не понял. Ничего не понял. И решил, что от греха, надо бы обратиться к знающим людям.

Я лишь усмехнулся и переспросил:

— Знающим? А разве такие есть? Ты выяснил, как это происходит⁈ Как такое вообще возможно⁈

— На самом деле — возможно, — ответил Панфилов. — Еще в больнице ко мне захаживали ребята из наших спецслужб. Специальная следственная группа. Они вели дело о загадочных смертях, связанных с «ви-ар». Мне уделяли повышенное внимание, как единственному свидетелю, пережившему подобное. Но тогда я им не хотел ничего пояснять. Боялся, если честно. Даже после своей находки я сильно сомневался, стоит ли с ними связываться? Для верности пробил еще несколько шурфов. Нашел останки наших бойцов. И документы на имя политрука Лыткарева Егора Ивановича. Мы с ним вместе немецкого пулеметчика сняли, а потом отбивали атаку. Вот тогда меня окончательно «накрыло». Понял, что все случившееся — правда. И утаивать ее нельзя.