Тактик.2 - Тимофей Кулабухов
— Возьми ещё Брора, — сказал он. — Потерял всю семью в этой войне. Отчаянный, но верный, как сталь. Если кто и согласится на такую авантюру, то это он.
Он подозвал Зобгина, который согласился пойти со мной сразу, а потом и Брора, который тоже не стал колебаться.
Два коренастых, широкоплечих гнома с суровыми, обветренными лицами, подошли, поправляя оружие. В их глазах не было страха, только мрачная решимость. Я коротко изложил им мою идею сходить на разведку. Гномы переглянулись, затем Зобгин, тот, что был постарше, коротко кивнул.
— Мы не знаем что нам это даст, но давай попробуем, — сказал он просто, без лишних слов. Брор молча подтвердил его слова таким же решительным кивком.
«Что ж, команда смертников в сборе, — подумал я, чувствуя, как по спине пробежал холодок, то ли от предвкушения, то ли от ледяного сквозняка. — Пора начинать наш „стелс-экшен“ с элементами выживания».
Выбраться из башни оказалось не так уж и сложно. Окон нет, одни проломы. Я попёрся первым, всё же люди ловче и тише гномов.
Мы выскользнули наружу, один за другим, и тут же оказались во власти ледяного шторма. Ветер сбивал с ног, снег слепил глаза, проникал за шиворот, под доспехи, мгновенно превращаясь в талую, ледяную воду.
Видимость, в первый момент — нулевая.
Но человек — не честное дневное существо. Человек весьма неплохо видит в темноте, не как кошка, конечно, но вскоре глаза привыкли, а белый снег вокруг по крайней мере давал точные представления о поверхности.
Снегопад скрывал звуки, скрывал силуэты друг друга на расстоянии вытянутой руки.
— Ходить трудно, — сплюнул я. — Зато нас никто не видит.
Гномы, как я и предполагал, передвигались с грацией беременных бегемотов на льду.
Их тяжёлые доспехи скрипели, оружие бряцало, а короткие ноги то и дело проваливались в глубокие сугробы, из-за чего они чертыхались себе под нос на всех диалектах гномьего языка.
К счастью, вой ветра поглощал большую часть этих звуков.
Я шёл первым, полагаясь больше на интуицию и свой пока ещё не проклюнувшийся магический дар, чем на зрение. Я был уверен, что если орки и высунутся из своих нор, то будут искать укрытие от бури, какой-нибудь защищённый от ветра выступ скалы, пещерку, или, что более вероятно, попытаются найти другие выходы из основной системы туннелей, чтобы ударить нам в тыл, когда буря стихнет.
Мы двигались медленно, наощупь, стараясь держаться поближе к скалам, которые хоть как-то защищали от пронизывающего ветра. Я внимательно осматривал каждый выступ, каждую расщелину, каждый подозрительный сугроб.
И моя чуйка меня не подвела. В какой-то момент я уловил едва заметный, но отчётливый запах дыма, смешанный с характерной орочьей вонью — смесью пота, немытого тела и чего-то кислого. Запах был слабым, его почти сразу уносило ветром, но он был. Я подал знак гномам остановиться и, пригнувшись, пополз вперёд, к источнику запаха.
Это оказалась небольшая, почти незаметная под наносами снега нора или вход в неглубокую пещеру, откуда действительно тянуло дымком и откуда доносились приглушённые голоса.
Орки. Они развели там костер, чтобы согреться, и, судя по всему, чувствовали себя в полной безопасности.
«Ленивые ублюдки, — мелькнула мысль. — Вместо того, чтобы прочёсывать местность, как им, вероятно, приказали, они решили отсидеться в тепле. Что ж, это их ошибка».
Глава 12
Человек слова
Я вернулся к гномам, которые отставали от меня и жестами объяснил ситуацию. Лица воинов посуровели, в глазах блеснул хищный огонёк. План созрел мгновенно: я захожу первым, стараюсь вырубить кого смогу по-тихому, гномы за мной, добивают остальных. Главное, быстро и без лишнего шума.
Я воткнул в снег клевец, в тесноте норы он мне не поможет, вытащил свой меч. Гномы сжали в руках свои топоры. Глубокий вдох — и я нырнул в тёмный проём норы.
Внутри, при свете небольшого, чадящего костерка, сидели четверо орков. Они были заняты тем, что жарили на огне кусок какого-то мяса и о чём-то оживленно переругивались на своем гортанном языке. Мое появление было для них полной неожиданностью.
Я не стал медлить. Первый орк, сидевший ко мне спиной, получил удар рукоятью меча по затылку. Хруст шейных позвонков — и он мешком рухнул лицом в костер, подняв сноп искр. Двое других вскочили, хватаясь за оружие, но тут в пещеру ворвались Зобгин и Брор. Короткая, яростная схватка, больше похожая на рубку дров. Гномьи топоры мелькали в полумраке, с глухим стуком обрушиваясь на орочьи черепа и плечи. Я успел отбить удар корявого орочьего тесака и всадить свой короткий меч под рёбра третьему орку. Он захрипел, выпучив глаза, и осел на землю.
Четвёртый орк, самый молодой и, видимо, самый трусливый, видя, что дело пахнет жареным, попытался было броситься к выходу, но Брор, перехватив свой топор поудобнее, с размаху огрел его рукоятью по голове. Орк издал короткий, удивлённый писк и рухнул без чувств.
Все было кончено за какие-то полминуты.
Брор проверил «ударенного» и пробурчал что «этот живой».
Я стоял, тяжело дыша, чувствуя, как по венам разливается горячий, пьянящий адреналин. «Ачивка „Ночной Охотник“ разблокирована, — пронеслось в голове. — Плюс три фрага и один пленный. Неплохо для начала».
Зобгин деловито обшарил трупы, собирая трофеи — несколько кривых ножей, пару медных колец и кожаный кошель с какими-то мелкими, ничего не стоящими побрякушками. Брор тем временем крепко связал оглушённого орка его же собственным ремнём.
— Что дальше, человек? — спросил Зобгин, вытирая лезвие топора о штаны убитого орка.
— А дальше, — ответил я, кивая на пленного, — будем разговаривать.
Пленного орка мы оттащили обратно в башню. Причём к остальным гномам мы его не потащили, устроились в боковом помещении.
Там гномы снова развели костёр (а я воздал должное тому факту, насколько мастерски они владеют огнём), при его свете пленника привели в чувство, отерев морду щедрой порцией снега.
Орк закашлялся, открыл глаза и, увидев окруживших его гномов и меня, оскалился, как волк, попавший в капкан. Он что-то злобно прорычал на своем языке и смачно плюнул в сторону ближайшего гнома. Тот, недолго думая, отвесил ему увесистую оплеуху. Голова орка дёрнулась, взгляд на пару секунд расфокусировался, но когда он пришёл в себя, в его глазах читалась уверенность, что его ждёт мучительная смерть, и он, похоже, был готов принять её