Тепла хватит на всех 4 (СИ) - Котов Сергей

— Как самочувствие? — спросила она, подчёркнуто нейтральным тоном.

— Паршиво, — честно признался я. Не удивительно: во время процедуры из меня вытащили содержимое всего желудочно-кишечного тракта, мочевого пузыря и, кажется, даже альвеол. О таких нюансах меня, конечно, не предупредили.

— Ничего. Это быстро пройдёт. Вот, выпейте, — она протянула мне несколько разноцветных таблеток-капсул и стакан чистой воды.

Я даже любопытствовать не стал, что в них содержится. Не до того было. После разблокировки окончаний всё тело чесалось, причём как внутри, так и снаружи. Меня мутило. Искусственный иммунитет делал всё возможное для восстановления баланса, но даже ему нужно было время после такого вмешательства.

— Мы уточнили возможности ваших модификаций и провели ускоренную процедуру, — сказала доктор Бай. — Обычный человек это едва ли пережил бы. Но, как мы поняли, время для вас играет очень большую роль.

— Вы верно поняли, — кивнул я.

— Обычная процедура заняла бы сутки, — добавил Чжан, после чего выразительно посмотрел на коллегу.

Та кивнула, попрощалась со мной и вышла из помещения.

— Транспорт с образцами стартует с базы раз в три дня, — сказал Чжан. — Любой сбой графика привлёк бы внимание.

— Понимаю, спасибо, — кивнул я.

— У вас сорок минут, — продолжал офицер. — Мы приготовили ваш скафандр, его сейчас доставят. К месту старта придётся добираться по поверхности. У нас международная научная база, и мы не можем ограничить весь персонал. Вернее, можем — но это, опять же, привлекло бы внимание.

— Благодарю, — снова кивнул я, чуть улыбнувшись.

Что ж, про руководителя станции многое становилось понятно. Логичное решение, на самом деле, учитывая обстановку. Выходец из спецслужб куда больше подходит на это место, чем обычный учёный.

— Обычно образцы приводняются в Жёлтом море, — продолжал старший полковник. — Но будет небольшой сбой, и этот контейнер приземлиться в арктической Сибири. Мы официально запросим помощь с их доставкой. Такие ситуации не слишком редки, всё-таки образцы — это не пилотируемые экспедиции, а ресурсы по-прежнему ограничены. Так что серьёзных подозрений возникнуть не должно.

— Отличный план, — одобрил я.

— У нас есть возможность прислать людей на поддержку, если что-то пойдёт не так, — продолжал полковник. — Но для этого мне придётся связаться с Пекином. Канал закрытый и считается надёжным.

— Пожалуйста, не нужно, — попросил я. — Я бы не хотел стать причиной серьёзного осложнения в отношениях наших стран.

— Как вы заметили, речь идёт обо всей Земле, — ответил полковник.

— Да. И как раз такие осложнения могут сыграть на руку нашим противникам. Они даже могут специально этим воспользоваться.

Некоторое время Чжан молчал, сохраняя каменное выражение лица. Потом кивнул и произнёс:

— Что ж, надеюсь, вы правы.

— Спасибо! — искренне поблагодарил я.

Холод

Перелёт я бы не смог назвать комфортным. Откровенно говоря, это было настоящее испытание на грани выживания.

Лететь пришлось почти трое суток. При этом кислорода у меня было впритык, так что даже волноваться не рекомендовалось. Вода поступала из системы рециркуляции, о еде же и речи не шло. Лишь в последний момент доктор Бай успела сунуть мне в капсулу тюбик сверхпитательного геля, разработанного в одной из лунных лабораторий. «Это поможет сохранить силы для перехода», — пояснила она. А я даже ответить не успел — крышку тут же закрутили.

Ни о какой связи в полёте, разумеется, не могло быть и речи. Даже Вася помочь не мог — мы находились внутри металлического отсека как в клетке Фарадея, а квантовый канал он благоразумно не использовал.

Однако же, Вася помог иначе. С ним я легко мог погружаться в сон, выныривая лишь тогда, когда возникала необходимость немного попить и размяться, чтобы не возникли опасные осложнения от неподвижности. Не могу сказать, что мне такой график нравился, но выбирать не приходилось.

Проснувшись в очередной раз, я, уже по привычке, принялся сжимать и разжимать кисти, потом перешёл к массажу суставов и последовательному напряжению всех мышц. И тут Вася сказал: «Жень, ты готов?»

«Ещё как! — обрадовался я. — Прибываем?»

«Да, — ответил мой напарник. — Женя, ты же видел траекторию, да? А ещё имитация сбоя…»

Да, я видел траекторию — впопыхах, когда согласовывал план своего бегства с полковником Чжаном. На то, чтобы посчитать или хотя бы примерно прикинуть перегрузки, у меня просто не было времени.

Зато его с лихвой хватало теперь. Я нахмурился, выуживая из памяти нужную картинку. Мысленно вгляделся. И тут же почувствовал, как пересыхает во рту.

— Человек такое не переживёт… — сказал я вслух, удивившись, каким измождённым и надтреснутым кажется мне мой собственный голос.

— Ты не совсем обычный человек, Женя, — ответил Вася через динамики скафандра. — Но будет неприятно, это да.

— Когда? — спросил я, прислушиваясь к ощущениям своего тела: не пора ли сходить по-маленькому?

— Десять секунд, Женя, — ответил Вася.

Я немного поднапрягся, но успел. Очень уж не хотелось узнать, что такое жидкость в мочевом пузыре при перегрузках около двенадцати «же». Во время тренировок на «Севере» нам говорили, что теоретически человек может пережить такое — при условии, если воздействие не будет долгим. Секунда-полторы, не больше.

Меня же давило полминуты. Причём первые десять секунд я был в сознании. Успел почувствовать, как хрустят и трескаются рёбра и, кажется, уловил момент, когда разорвалась оболочка печени.

Когда я пришёл в себя, во рту была кровь. Сначала я чуть рефлекторно не сплюнул, но потом напрягся и заставил себя её проглотить. Наниты не могут обходиться без «строительного материала» для своей работы.

«Извини, но не мог тебя полностью погрузить в сон. Мои собственные структуры сместились относительно твоей нервной системы. Ты должен быть в сознании, пока я восстанавливаю связи. Иначе ты мог очнуться с неврологическими последствиями».

Я хотел что-то ответить, но даже мысленно не мог сложить ничего членораздельного. Слишком сильно всё болело. Поэтому я лишь застонал.

«Потерпи чуток, сейчас, ещё один заход, и я смогу отключить болевые окончания», — пообещал Вася.

Я же почувствовал, что на грудь снова начало давить. В этот раз перегрузки не было такими сильными — три, может, четыре «же», но моему переломанному телу и этого было много.

С огромным трудом удерживаясь на гране кровавого тумана небытия, я снова застонал.

«Ну всё, Жень, всё… — произнёс Вася тихо, почти нежно, будто вдруг решил поиграть в заботливого родителя. — Скоро будет легче!»

Меня такая манера говорить взбесила. Я нецензурно выругался.

«Жив, курилка! — довольно ответил Вася. — Не надо меня в следующий раз так пугать!»

Я хотел было спросить, как именно пугать — но тут со щелчком моя грудина встала на место. Резко начало тошнить, во рту опять появилась кровь, так что все силы ушли на то, чтобы сдержать позыв.

А ещё через некоторое время, которое мне показалось вечностью, мне действительно стало легче. Вася отключил болевые окончания.

— Вась? — вслух позвал я, когда ко мне снова вернулось зрение. Впрочем, внутри железного кокона, лишь слегка подсвеченного контрольными системами в шлеме скафандра, разглядывать было особо и нечего.

— Да, Жень? Лучше?

— Слабость… — ответил я.

— О, хочешь анекдот расскажу? — ответил напарник. — Приходит пациент к доктору и говорит: «Доктор, такие дела: у меня слабость и сопли». Доктор осмотрел его, поцокал языком, покачал головой и говорит: «Голубчик, ну всё с вами понятно: вы же слабак и сопляк!»

Анекдот был мне известен, но я всё равно рассмеялся, насколько это было возможно в моём состоянии.

— Вась? — спросил я спустя ещё несколько минут.

— Да, Жень?

— Когда я в следующий раз решу, что раз я «Шланг», то мне море по колено и перегрузки в двенадцать «же» по шлангу — найди способ огреть меня чем-нибудь тяжёлым, ладно? Чтобы привести в чувство.