Император Пограничья 12 - Евгений И. Астахов

Затем изображение изменилось — здание «после». Пилястры делили фасад на гармоничные секции, карнизы подчёркивали этажность, треугольный фронтон с барельефом Меркурия венчал центральный вход. Окна визуально выровнялись благодаря декоративным наличникам, создавая ритм и симметрию.

По залу прокатился шёпот. Некоторые журналисты даже присвистнули — разница была поразительной.

— Как видите, — прокурор повысил голос, — подсудимый полностью исказил художественный замысел!

Главный архитектор города Поликарп Бизюкин поднялся со своего места. Самодовольный мужчина лет пятидесяти в безвкусном тёмно-сером, как роба арестанта, костюме и с модной причёской. Фон Штайнер хорошо знал этот тип — карьерист, для которого архитектура была способом самоутверждения, а не служения красоте.

— Это варварство! — патетически воскликнул Бизюкин. — Мой проект был тщательно продуман, каждая линия имела смысл! Асимметрия окон символизировала динамику торговли, голые стены — честность в бизнесе, плоская крыша — устремлённость в будущее!

«Чушь», — подумал Карл. Символизировать можно что угодно, но глаз человека всё равно будет искать гармонию, а душа — красоту. Тысячи лет люди строили по законам золотого сечения не потому, что это было модно, а потому, что это соответствовало глубинным потребностям человеческого восприятия.

— Свидетели видели подсудимого ночью у здания, — продолжал прокурор. — Охранники нашли его инструменты — формы, вёдра, мастерки. Более того, он оставил манифест!

Прокурор зачитал вслух:

— «Я вернул зданию достоинство, украденное модернистскими вандалами. Красота вечна, уродство преходяще. Парфенон прекрасен спустя две с половиной тысячи лет, а ваши бетонные коробки уродливы уже при рождении».

Некоторые в зале нервно хихикнули. Судья стукнул молотком, требуя тишины.

— Подсудимый отказался от государственного защитника, — отметил судья. — Господин фон Штайнер, вы желаете что-то сказать в свою защиту?

Архитектор поднялся, кандалы звякнули.

— Я не сумасшедший! — его голос прозвучал громко и чётко. — Я исправил уродство!

Он сделал паузу, обвёл взглядом притихший зал.

— Золотое сечение, симметрия, пропорции — это не устаревшие концепции, это вечные законы красоты! Можно использовать современные материалы — бетон, сталь, стекло, — но зачем нарочно делать уродливо? Посмотрите вокруг себя, на этот зал суда. Голый бетон, асимметричные окна, никакого орнамента. Это здание правосудия? Или фабрика по переработке человеческих жизней? В античных Афинах суд проходил под портиками с колоннами — символами незыблемости закона. В средневековье — в залах с фресками, изображающими Страшный суд. А что здесь? Коробка! Безобразная коробка!!

Журналисты защёлкали магофонами, некоторые начали записывать видео.

— Вы называете меня вандалом? — Карл повысил голос, и в нём зазвучала подлинная страсть. — Вандалами были те, кто разрушил Рим! А что делают модернисты? Они разрушают саму идею красоты! Бетон — это камень для лентяев, господа судьи! Настоящий архитектор работает с настоящим камнем, создаёт пространство для человеческого достоинства, а не бетонные клетки для офисного планктона!

— Это не вам решать! — рявкнул судья. — Сядьте, или я прикажу удалить вас из зала за неуважение к суду!

Но фон Штайнер не сел. Он выпрямился ещё больше, и кандалы зазвенели как колокола.

— Неуважение? Я уважаю закон, но не могу уважать уродство, возведённое в ранг нормы! Господин Бизюкин говорит, что асимметрия окон символизирует динамику торговли? Чушь! Это символизирует только одно — неспособность создать гармонию! Две с половиной тысячи лет назад греки открыли золотое сечение. Тысячу лет назад готические мастера возводили соборы, от которых захватывает дух. А что создаём мы? Коробки! Одинаковые, безликие коробки!

По залу прокатился шёпот. Молодой журналист в первом ряду шепнул коллеге: «Это же готовый манифест!»

— Посмотрите на эти изображения! — Карл указал на всё ещё висящую в воздухе магическую иллюзию. — Какое здание вы бы хотели видеть каждое утро по дороге на работу? В каком здании вы бы хотели заключать сделки, определяющие судьбу города? Серая коробка деморализует, убивает душу! А здание с колоннами и фронтоном вдохновляет, напоминает о величии человеческого духа!

Бизюкин вскочил:

— Это демагогия! Вы застряли в прошлом!

— В прошлом? — фон Штайнер повернулся к нему. — Модернисты строят для фотографий в глянцевых журналах, я строю для веков! Вы создаёте здания с расчётным сроком службы тридцать лет. Парфенон стоит две с половиной тысячи лет и всё ещё прекрасен! Нотр-Дам пережил войны и Бездушных! А ваши бетонные коробки Ле Корбюзье уже разваливаются и выглядят как трущобы!

Несколько человек в зале закивали.

— Если здание нуждается в табличке «Дворец культуры», чтобы люди поняли, что это не склад — это не дворец! — продолжал фон Штайнер. — Архитектор умирает дважды — второй раз, когда сносят его последнее здание. И знаете что? Модернистские здания сносят уже через поколение, потому что они морально устаревают ещё до физического износа!

— Достаточно! — судья снова стукнул молотком.

— Нет, не достаточно! — фон Штайнер сделал шаг вперёд, насколько позволяли кандалы. — Я обращаюсь не к вам, ваша честь, а к людям в этом зале и тем, кто услышит мои слова! Красота — это не роскошь, это необходимость! Человек, живущий среди уродства, становится уродливым внутри! Дети, растущие среди бетонных коробок, не знают, что такое гармония! Мы крадём у будущих поколений саму возможность понять прекрасное!

Журналистка из «Ярославских ведомостей» шептала заметки в магофон.

— Я не прошу оправдания! — голос Карла достиг крещендо. — Я готов сидеть в тюрьме за свои убеждения! Но я не могу молчать, когда вижу, как уродство становится нормой, как бездушие выдаётся за прогресс, как людей приучают жить в клетках и называть это современной архитектурой! Я вернул одному зданию достоинство — и буду делать это снова, если выйду на свободу!

— Это угроза? — прорычал судья.

— Это обещание! — ответил фон Штайнер.

Зал взорвался. Одни аплодировали, другие свистели и улюлюкали, журналисты кричали вопросы. Судья бил молотком, требуя порядка.

— Достаточно! — судья снова стукнул молотком.

Прокурор встал для заключительного слова:

— Ваша честь, подсудимый не отрицает своей вины. Более того, он гордится содеянным! Обвинение требует три года каторжных работ и полное возмещение ущерба в размере пятидесяти тысяч рублей!

Бизюкин добавил:

— Восстановление оригинального вида потребует полного демонтажа незаконно установленных элементов. Это тонкая работа, чтобы не повредить основную структуру. Каждый день промедления — это удар по моей профессиональной репутации!

Несколько архитекторов-модернистов закивали в поддержку. Один из них — тощий юноша в круглых очках — встал:

— Как эксперт