Лекарь Империи 11 - Александр Лиманский

— Его там нет, — перебил я. — Мы искали. Фырк облетел всю больницу — каждый этаж, каждый подвал, каждый закуток. Полная астральная тишина.

Шипа замерла. Её лапа застыла на полпути к морде, а глаза — эти огромные, светящиеся глаза — расширились от удивления.

— Нет? — переспросила она. — Совсем нет?

— Совсем, — подтвердил Фырк. — Я чувствую духов, как ты чувствуешь мышей. И там — пусто. Как будто никого никогда не было.

Шипа медленно опустила лапу и уставилась куда-то в пространство, явно обдумывая услышанное.

— Странно, — сказала она наконец. — Очень странно. Я знала его — Ворона, так его звали. Старый ворон, сварливый, неприветливый, но надёжный. Он был хранителем той больницы… ох, да уже лет сто, наверное. Может, больше.

Она помолчала.

— Я давно его не видела на Советах. Думала, просто зазнался. Он всегда был нелюдимым, не любил собрания, предпочитал держаться особняком. Но если он пропал совсем…

Её хвост нервно дёрнулся.

— Это плохо. Это очень плохо. Духи-хранители просто так не исчезают. Они либо уходят добровольно — но тогда их место занимает кто-то другой, — либо их изгоняют, либо…

— Убивают, — закончил я за неё.

Шипа посмотрела на меня, и в её глазах я увидел что-то похожее на страх.

— Да. Убивают. Хотя я не знаю никого, кто был бы способен убить такого старого и сильного духа, как Ворон. Это требует… — она поискала слово, — … очень специфических навыков. И очень специфических причин.

Она спрыгнула с кушетки и прошлась по полу, словно обдумывая что-то.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Это действительно странно. И это касается не только вас — это касается всех нас, всех хранителей этого города. Я послежу за той больницей. Поспрашиваю у других. Если что-то узнаю — сообщу.

Она бросила на Фырка взгляд, полный презрения.

— Через эту мелкую крысу. Раз уж вы так привязаны друг к другу.

— Держи в курсе, — сказал я.

Шипа кивнула — коротко, по-деловому — и исчезла, растворившись в воздухе так же быстро, как появилась.

Мы вышли из больницы и двинулись по улице — медленно, не торопясь. После двух суток в больничных стенах, среди запахов антисептика и звуков мониторов, обычный городской пейзаж казался почти райским.

— Странно всё это, — бормотал Фырк, сидя у меня на плече. — Больница не может быть без духа. Он не мог просто так взять и испариться. Его либо изгнали, либо убили. А если убили — то кто? И зачем?

Я молча кивнул. Те же вопросы крутились у меня в голове, но я понимал, что ответов у меня нет — и не будет, пока Шипа не проведёт своё расследование.

— Разберёмся, — сказал я. — Но позже. Сейчас у меня есть дело поважнее.

— Поважнее? — Фырк удивлённо посмотрел на меня. — Что может быть важнее исчезновения духа-хранителя?

Я не ответил. Вместо этого я свернул на боковую улицу, потом на другую, и ещё на одну — двигаясь по адресу, который знал.

Мы остановились перед старым, обшарпанным домом — одним из тех панельных муравейников, которые строили в семидесятых и которые с тех пор только ветшали, превращаясь в памятники ушедшей эпохе. Облупившаяся краска, ржавые балконы, разбитые окна на первом этаже — всё это выглядело угнетающе.

Фырк недоумённо огляделся.

— Эй, двуногий, — сказал он, — куда мы пришли?

— К отцу Вероники, — ответил я.

Фырк замер.

— К кому⁈

— К отцу Вероники, — повторил я. — После встречи с ним она изменилась. Стала сама не своя. Голос тусклый, глаза пустые… Ты же слышал её по телефону. Что-то произошло — и я должен понять, что именно.

Бурундук смотрел на меня с выражением крайнего скептицизма.

— Тебе виднее, конечно… Но тесть-алкоголик — так себе собеседник. Особенно для человека, который только что провёл двое суток без сна.

— Он вроде как в завязке, — возразил я. — По крайней мере, так говорила Вероника. А я умею находить общий язык с трудными пациентами. Это часть профессии.

Я вошёл в подъезд — тёмный, пахнущий сыростью и кошками, с исписанными стенами и разбитыми почтовыми ящиками. Поднялся на третий этаж по лестнице.

Остановился перед потёртой дверью с номером тридцать семь.

Сделал глубокий вдох.

И нажал на кнопку звонка.

Глава 10

Звонок издал дребезжащий, надтреснутый звук. Я отпустил кнопку и прислушался.

Тишина.

Та особенная тишина, которая бывает только в старых панельных домах — густая, пыльная, пропитанная запахами чужих жизней и чужих судеб. Где-то этажом выше капала вода. Где-то внизу скрипнула дверь. Но из-за двери номер тридцать семь не доносилось ни звука.

Я нажал на кнопку ещё раз. Подержал дольше — три, четыре, пять секунд. Звонок дребезжал, как больной зуб, и этот звук наверняка было слышно на всю квартиру.

Тишина.

Может, он спит? Или в ванной? Или просто не хочет открывать?

Я постучал — сначала вежливо, костяшками пальцев, потом громче, потом ещё громче. Кулаком. Так, что дверь задрожала в косяке.

— Есть кто дома?

Мой голос отразился от стен подъезда и вернулся ко мне эхом. Никто не ответил.

Я прислонился ухом к двери — холодной, обитой потрескавшимся дерматином, — и прислушался. Никаких звуков. Ни шагов, ни голосов, ни бормотания телевизора. Абсолютная, мёртвая тишина.

— Фырк, — позвал я мысленно.

Бурундук соскочил с моего плеча и уставился на дверь с выражением профессионального скептицизма.

— Хочешь, чтобы я заглянул?

— Если не трудно.

— Трудно, — проворчал с усмешкой он. — Но для тебя, двуногий, я готов на любые жертвы. Жди.

Он скользнул к двери, на мгновение замер — словно набираясь духа — и прошёл сквозь неё, как сквозь воду. Ни следа, ни звука. Просто исчез.

Я стоял в пустом подъезде, вдыхая запах сырости и кошачьей мочи, и ждал. Секунда. Две. Три.

На пятой секунде Фырк появился обратно — выскользнул из двери с выражением, которое мне очень не понравилось.

— Ну? — спросил я.

— Двуногий… — он помедлил, подбирая слова. — Там никого. И ничего.

— Что значит — ничего?

— То и значит. Квартира пустая. Мебель старая, из прошлого века ещё, покрытая таким слоем пыли, что я чуть не чихнул. Хлам какой-то в углах. И пылища — как в гробнице фараона, честное слово. По моим ощущениям, тут уже несколько месяцев никто не живёт.

Я уставился на дверь, не в силах осмыслить услышанное.

— Несколько месяцев?

— Минимум. Может, больше. Там даже холодильник отключен — я проверил. Пахнет запустением, затхлостью и… — он поморщился, — … и чем-то кислым. Старая еда, наверное, которую забыли выбросить.

Я продолжал