Гном, убей немца! (СИ) - Агишев Руслан

Звоночки же звенели, день ото дня становясь все чаще и чаще, все звонче и звонче. Будь наверху кто-нибудь поопытнее, давно бы уже учуял эту гниль, этот запашок падали, и принял соответствующие меры. По крайней мере такой руководитель «попридержал бы коней» — перестал то и дело повышать плановые показатели, снизил интенсивность добычи угля. Только где взять такого начальника?

— … Глеб Егорыч, опять правый фрикцион у подъемника греется, — с этим вопросом механик раз в два дня точно подходил к главному инженеру шахты. — Смотреть надо, а то до греха доведем. После того обвала, похоже, чего-то погнуло…

— Ты меня уже замучил со своим фрикционом! Каждый раз приходишь и бубнишь прямо под ухом — фрикцион, фрикцион, фрикцион, фрикцион! Сколько уже можно? — скоро инженер уже огрызаться начал, когда только видел механика. — Чего там смотреть вздумал⁈ Подъемник прикрыть хочешь⁈ Добыча же встанет, весь плен к чертям полетит! Кто тогда отвечать будет? Лучше масла большей лей! Сколько нужно, столько и лей, тогда точно греться не будет.

Механику деваться некуда — он так и делал. На обслуживание подъемного механизма теперь ходил не с масленкой, а с десятилитровой канистрой. Лил и крестился при этом.

Нехорошие звоночки также звенели в самой шахте, но и их то же на тормозах спускали в погоне за новыми тоннами добытого угля.

— … Бригадир, жила снова вильнула. А куда, черт ее знает, — пожилой шахтер развел руками. Еще вчера богатая углем жила вдруг прервалась, в выработке остались лишь крохи, о которых серьезно и говорить стыдно. — На день — два хватит, а потом будем, как медведи в берлоге, сосать лапу будем! Чего делать-то?

— Чего скулить? Ищите, хорошенько ищите, где жила снова появится. Мне вас учить⁈ Ставок, должностей набрали, а работать кто будет? Пушкин?

— Тогда разведывательные штреки бить придется, если искать… А с планом как? Выработка же рухнет.

— Совсем с ума сошел⁈ Я тебе дам выработка рухнет…

Естественно, в шахтерских бригадах пытались что-то сделать, чтобы не падала добыча. Экономили на одном, на втором, на третьем, «выжимая последние соки» из оборудования. Здесь закручивали покрепче, там, наоборот, ослабляли посильнее. В одном месте закрывали глаза на проблемы, в другом случае открывали.

— … Антоха, куда так часто крепеж бьешь? Реже бей, — плюгавенький мужичок из бригады крепежников недовольно бурчал под руку товарища, который крепил толстыми железными скобами деревянные опоры.

— Ну, дык, по правилам же так, — тот застыл с молотком в руках. — Всегда с таким шагом били.

— Ты башкой-то подумай! На складе больше скоб немае. Последний ящик вчера выдали. Как скобы закончатся, где еще возьмем?

— И что? — напарник, парень особо недалекий, недоуменно почесал затылок.

— А то, что мы тогда план не выполним, и останемся без премии! Тебе премия нужна? Деньги нужны?

— Дык, ага, — с готовностью закивал головой напарник, тут же принявшись разглядывать свои худые сапоги. — Хочу сапоги со скрипом купить, на танцы ходить.

— Вот, и реже скобы забивай! Пусть шаг на пару метром шире будет. Растянем весь ящик до конца месяца, тогда всем хорошо будет — и нам, и начальству. Понял, дубина?

Новый начальник шахты тоже «давал жару». Добыча в последний месяц и так была на пределе, била все мыслимые и немыслимые рекорды по области, а он задирал показатели все выше и выше. Ему было мало грамот, мало наград, мало газетных статей о нем и его успехов. Приписывал, короче. Пары тысяч тонн на бумаге добавит, и сразу рост появляется.

— … Антон Семенович, не много ли? — его зам, Митин, опасливо втягивал шею в плечи всякий раз, когда готовил отчет о выполнении планов добычи угля. — Многовато ведь двадцать процентов. Как бы наружу не вышло…

— Опять вякаешь? — как и всегда во время таких разговоров молодой начальник начинал злиться. — Я сказал править показатели, значит, правь! Сейчас добыча так прет, что можно и на пятьдесят процентов повышать! Лишнего точно не будет, понял?

— А если проверка, Антон Семенович? — Митина жутко пугали любые приписки. Если при прежнем начальник они старались не наглеть — накинут процентов семь-восемь к плану, и хватит. Сейчас же об этом можно было только мечтать. Колосов, похоже, привез с собой не только новые порядки, но и московскую наглость. вообще, ничего не боялся. Похоже, был уверен, что при любом раскладе «папахен» прикроет. — Заметят ведь. Тоннаж на выходе на станции сравнят с нашими бумагами, и все, пиши попало.

— Ты, душонка чернильная, рот заткни! Никто ничего не заметит! О нас через день в газетах пишут! Портреты с доски почета не сходят! Пиши, как я сказал! Набавляй показатели на двадцать процентов! Живо!

Но так долго не могло продолжаться. Ошибки, недочеты, просчеты, приписки постепенно накапливались и накапливались, пока, наконец, не вылились в ЭТО!

Шахта № 17 «Сталинский забой»

То, что все посыпалось окончательно, стало ясно в середине недели, 11 июня.

В начале дня на стол начальника шахты легли сводные данные о добыче угля за последнюю рабочую неделю, а отдельным листочком — сведения о числе инцидентов, то есть ЧП по-простому. К сожалению, цифры там и там впечатляли: в одном случае снижение объемов добычи угля в среднем на 30 процентов в день, а в отдельные дни и на все 50 процентов, в другом случае — наоборот, рост числа опасных инцидентов на 60 процентов. И это были не просто ужасные цифры для общей статистики, это была полноценная катастрофа!

— … Ты чего принес? — молодой начальник, едва вчитавшись в сведения, сразу же отодвинул от себя бумаги, словно они были испачканы в чем-то мерзком. После поднял взгляд на своего заместителя, мнущегося у стола. Причем смотрел так, как на главного виновника. — Я спрашиваю, ты, б…ь, чего такое принес?

Колосов смотрел на цифры и никак не мог их «уложить» в своей голове. Жутчайший диссонанс получался. Ещё несколько дней назад в этом же самом кабинете на этом же самом столе он видел бумагу с совершенно другими цифрами, где «трубили фанфары и били литавры». Сегодня же была прямо противоположная ситуация — резкие падения объёмов добычи угля, и рост числа чрезвычайных происшествий.

— Ты, лысый хрен, совсем тупой? — Митин на эти оскорбления даже не думал реагировать. Просто стоял, молчал, и отчаянно потел. — Ты понимаешь, что это такое?

Начальник поднял документы и с силой кинул их в лицо своему заместителю. Тот только испуганно вздрогнул, и с расширившимися глазами следил, как листки разлетались по углам кабинета.

— Это же все! Понимаешь, все!

Конечно же, Митин все понимал, но что он мог сделать? Ведь, именно об этом он и предупреждал нового начальника последние недели. Не раз и не два говорил, что очень опасно постоянно задирать плановые показатели добычи, нельзя постоянно подгонять бригадиров, нельзя по максимуму эксплуатировать оборудование. Предупреждал, что не доведет это все до добра. Вот и не довело.

— Теперь весь месячный, да и квартальный вместе с ним, план летит к черту! Митин, б…ь⁈ А мы уже отрапортовали, твою мать! Митин⁈ Мне уже из Москвы звонили, приглашал ТУДА на награждение! Сука, ты совсем ничего не понимаешь⁈

Колосов подскочил к заместителю и с выпученными глазами стал его трясти, слюнями прямо в лицо брызгать. Того как тростинку на сильном ветру шатало — туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда.

— Мы же отрапортовали… Черт, и в обком уже доложили, что в этом месяце будут ещё более рекордные объемы добычи антрацита. И в Москву в Наркомат написали о пересмотре плановых показателей…

Это была самая настоящая ловушка, из которой просто не было выхода. Самое страшное при этом то, что он сам себя туда загнал. Ведь, именно он, Колосов, радостно рапортовал, что с каждым новым месяцем шахта будет давать на триста, а то и пятьсот тонн антрацита больше. В каждом номере областной газеты он трубил, что шахтеры трудятся по-стахановски, берут все новые и новые повышенные обязательства. И теперь из этой ловушки уже не выйти, так как наверху уверены в успехах шахты номер семнадцать. И если сказать об обратном, то нужно будет признаться во всех махинациях.