Патруль (СИ) - Гудвин Макс

Она смотрела мне в глаза, так как была чуть ниже. Пальцы её свободной руки легли мне на трапецию и проскользили по грудной, прессу, касаясь меня внизу живота и беря меня в захват за мой мужской «хвост».

«Как поменялись времена», — почему-то подумалось мне. Всё стало настолько проще, или это вино руководит её поступками?

Но как насчёт меня? Что руководит мной, и что есть я, и какие цели я преследую?

— Нравлюсь? — зачем-то спросила она мне на ухо, и её голос прозвучал глуховато, будто из-под воды.

Пар от горячей воды густел в воздухе, наполняя лёгкие влажным жаром. Ира на мгновение закрыла глаза, её покачнуло, и она инстинктивно упёрлась свободной ладонью мне в грудь, чтобы не потерять равновесие. Её пальцы скользили по моей мокрой коже уже без прежней уверенности — теперь это было скорее усилие уставшего человека, а не соблазнительная ласка. Капли воды, стекавшие с её ресниц, были похожи на слёзы, но на самом деле это был просто конденсат, смешавшийся с оставшимся после её работы макияжем. Видимо, алкоголь, до этого приглушённый танцем и адреналином, поднялся изнутри в её светлую голову и поглотил сознание девушки густым туманом, размягчив мышцы и сделав Иру ватной. Её тело стало тяжёлым и податливым и подалось назад, падая, но я подхватил её, беря на руки.

— Очень, — произнёс я и понёс сквозь всю квартиру, толкнув ногой дверь в спальню.

Комната была почти пустой и тонула в полумраке. Глубокий синий цвет стен поглощал свет от единственного настенного бра с тёплым желтоватым свечением. Всё убранство составлял низкий каркас кровати с огромным светлым матрасом, похожий на тот самый подиум в зале, только приземистый и мягкий. Рядом на полу лежала стопка книг вперемешку с глянцевыми журналами, а на тумбочке из неотшлифованного дерева стояла одинокая кружка. Пахло здесь иначе, чем в гостиной, просто чистотой свежего постельного белья.

Я аккуратно положил её на огромную светлую кровать.

Она изящно выгнулась в спине и, закрыв глаза, засопела, получая то самое, чего она по-настоящему хотела, а именно — спокойный сон. Верхняя книга в стопке макулатуры была, как ни странно, «Лолита» Набокова. Какую же дрянь она читает, и скорее всего не от хорошей жизни пошла в танцовщицы на пилоне.

«Ну что ж, — подумал я, — не рация, так случай. А пользоваться беспомощностью девушки — ниже моих принципов и правил».

И, накрыв сопящую во сне стриптизёршу одеялом, я отправился в зал.

Взяв из сковородки наггетсу, я положил её в рот и, пойдя в ванную, вытерся тем самым серым полотенцем. Одевшись, я подошёл ко входной двери, приоткрыл её и посмотрел на замок — старая добрая самозащёлкивающаяся дверь. Что ж, это всё упрощает. Взяв ручку и вытащив свёрнутый вчетверо листок А4, лежащий в служебной книжке (видимо, для изучения объектов), я написал на нём:

'Спасибо за ужин и за душ. Уложил тебя спать и пошёл дальше работать. Будешь в настроении — звони.

Контрастный Слава (и мой номер телефона)'.

Этот листок я прикрепил к зеркалу в коридоре. Доев наггетсы и допив сок, я отнёс сковородку на кухню, на которую, видимо, денег у Иры не хватило — это была обычная постсоветская кухня без изысков, правда с новой микроволновкой, холодильником и каким-то ящиком, в котором стояла посуда.

«Посудамоющая машина? — Шикарно! Надо будет ко мне в секционку такую завести, или вообще снять свою квартиру. Чё, это и правда, я мешаю Лёхе Иванову спать через ночь от смены к смене». На кухонном столе, кстати, стояла прилично так початая вторая бутылка вина, что многое объясняло.

Интересно, сколько сейчас стоит жильё своё купить? На этой мысли память Славы Кузнецова одарила меня болью, даже не цифрами, а моральной болью… И странным, новым для меня словом — «ипотека». Несмотря на то что развитый капитализм в России был несказанно лучше моих девяностых, квартиры в этом времени, как в СССР, больше не давали.

«Прорвёмся», — вздохнул я и, взяв бронежилет с каской и палкой, вставил в его разгрузку рацию, вышел из квартиры номер девять на Фёдора Лыткина, 2, щёлкнув самозакрывающейся дверью

— 305, 307-му, — произнёс я в рацию.

— Слушаю, — ответил Дима.

— Адрес базирования своего напомни?

— Усова, 29.

— Сейчас буду.

Такси в пределах района стоило 200 рублей, и, конечно же, таксист слегка офигел, когда я бухнулся на заднее сиденье авто, предварительно положив туда разгрузку.

— Доброго утра, — поздоровался он, широко улыбаясь.

— Доброго. На Усова, 29, со стороны дороги.

— Вы самый мой странный клиент за сегодня, — улыбнулся водитель смотря на мой бронежилет и каску на палке и начал движение.

— Жизнь такая, — пожал я плечами.

Вернее, конечно же, это не жизнь, а личный выбор. Я бы мог и дальше батониться в том мегаудобном кресле, ожидая, пока про меня вспомнят. Но оставаться в квартире у спящей девушки в первый день знакомства — это для меня слишком. Захочет — вспомнит всё, как в фильме со Шварценеггером, позвОнит.

Кстати, память Славы мне почему-то подсказывала, что правильно — «позвонИт», даже зачитывало какой-то стишок: «В слове звОнит много вОни».

Меньше десяти минут по пустым дорогам — и вот я уже выходил из такси, неся с собой броню и каску.

У спящего трёхэтажного жёлтого дома стоял экипаж, со стороны окон у проезжей части, где листал свой смартфон экипированный сержант Дмитрий. И я, подойдя к нему, постучал в окно, от чего он вздрогнул.

— Фу, думал, проверяющий! — выдал он.

— Это всего лишь я. Что, старший на охране объекта?

— Да, всё так. А ты что приехал? — спросил он.

— А чё там стоять? Работать надо.

— Лаечко полсмены не работал, дай ему поработать тоже, — произнёс Дима. — Сам вон сядь, переведи дух.

— Да не, мне ещё законы и приказы с ТТХ учить к завтрому.

— Уже к сегодняму, — также как и я исказил слово Дима. — Ну, смотри сам. А что за запах от тебя?

— Что за запах? — не понял я.

— Ну, не могу понять, какие-то фрукты.

— А это? Это вонючка в такси такая была, вот и пропах.

— Ну, понял. Удачи тогда. Второй подъезд. — пожелал мне водитель.

И я, надев броню и каску, отправился в подъезд выручать Лаечку.

Подъезд встретил меня затхлым, спёртым воздухом, пахнущим старым деревом и едва уловимым кисловатым духом гниющей где-то мокрой тряпки. Лестничная клетка была типично советской — неширокая, с низким потолком, выкрашенная когда-то в голубой цвет, теперь облупившейся и покрытой паутиной теней.

Я ступал на ступени, истёртые до бетонной основы по краям, что вели меня наверх, и они еле слышно хрустели песком под моим весом. Перила были холодными; я коснулся их для ловкого разворота между лестницами, пытаясь использовать центробежную силу, ту самую, что использовала Ира, но рождённый вбегать в кишлаки в бронежилете танцевать не может. На стенах же, под слоем старой побелки, проступали контуры наскальных рисунков первых людей, живших тут. Сейчас же, в шесть утра, дом напоминал тот, в котором должны поселиться на одну ночь люди в фильме ужасов.

И на ступеньке между вторым и третьим этажом сидел Лаечко. Он был экипирован как для штурма — в бронежилете и каске, но поза его была устало-созерцательной. Автомат АКС-74У стоял прислонённым к стене, стволом в потолок, а сам он, откинувшись спиной на прохладную стену, курил, глядя в маленькое подъездное оконце, за которым виднелся кусочек светлеющего неба, благословляемого лучами восходящего солнца. Дым сигареты медленно поднимался вверх коптя и без того жёлтый потолок.

Он сидел неподвижно, как часть этого подъезда, словно вечный страж на посту, затерянный в самом сердце спящего города.

— Ты как тут? — спросил он у меня.

— С тебя двести рублей. На такси приехал, чтобы тебя поменять, — выдал я.

— Тогда что так долго? — хитро нахмурился он, словно что-то знал о моих приключениях.