Красавчик. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

— С тебя пятьдесят копеек, Сергей, — сказал он.

Я уселся на кровати, громко и протяжно зевнул. Поблагодарил Аркадия, вручил ему пять десятикопеечных монет (мелочь я хранил в ящике тумбочки). Протёр глаза и взглянул на фото.

Принесённая Александровым фотография очень напоминала ту, которую мне дал Сергей Петрович Порошин. С той лишь разницей, что на фотографии теперь были не шестеро, а девять человек.

Люди на фото стояли в два ряда. Пётр, я, Нарек и Аркадий — мы улыбались на заднем плане (Пётр Порошин замер около пальмы). Ольга, Рита, Валентина, Вася и Серёжа Порошин стояли перед нами.

— Прекрасно, — пробормотал я. — Найди отличия… все три новых лица.

Мои соседи, как и запланировали, в начале второй половины дня ушли: на Птичью скалу и в деревню. Я с ними не пошёл (Нарек и Аркадий меня почти и не уговаривали). Попросил, чтобы они купили вина. Выделил на закупки купюру в двадцать пять рублей. Александров при виде неё одобрительно присвистнул. А я снова отметил: всё ещё не воспринимал советские банкноты, как деньги — для меня они выглядели, словно забавные фантики или как «бумажки» из игры «Монополия».

Давтян и Александров ушли — я вынул из рюкзака старую фотографию и сравнил её с той, которую получил сегодня. Я сознательно заказал у фотографа «маленькую», чтобы сравнить её с той, взятой у Сергея Петровича. Отметил: тень от пальмы на «свежем» фото лежала на песке иначе. Появились три новых персонажа. Порошины, Рита и Валя выглядели в точности такими же, как и на «прошлом» фото. Не изменилась и надпись. Она по-прежнему гласила: «Чёрное море, пансионат „Аврора“, 1970 год».

Спать я не лёг — отправился на пляж. Фотограф не обманул мои ожидания: я обнаружил его неподалёку от арки. Он прислонил к забору пальму, жадно пил из тёмной стеклянной бутылки пиво.

После обеда я стал его первым клиентом. Сфотографировался рядом с пальмой: в импортных плавках на фоне морских волн и безоблачного неба. Заказал «большое» фото — как и обещал Лебедевой.

Фотограф меня заверил, что в понедельник после обеда я заберу у него заказ здесь же: на пляже пансионата. Я сполоснулся в море, но на пляже не задержался. Прикинул, что ещё посплю до возвращения моих соседей по комнате.

Алёна постучала в дверь вечером, едва только за окном ожила гитара, и зазвучал голос Петра Порошина. Лебедева принесла с собой сладковатый запах французских духов. Посмотрела мне в глаза, улыбнулась.

«…И даже сам я не заметил, как ты вошла в мои мечты…» — это Порошин перепевал на улице (около неработающего фонтана) песню, которую я вчера вечером услышал в исполнении Муслима Магомаева.

Я впустил Лебедеву в комнату и спросил:

— Кофе будешь?

— Буду, — ответила Алёна. — Чуть позже. Через пару часов.

Комнату мы освободили ближе к полуночи (выпили напоследок по чашке кофе). Выходили осторожно, будто шпионы. Я прошёлся по коридору — просигналил Алёне, что «путь свободен». Лебедева поспешила вверх по лестнице. Я запер дверь комнаты и неспешно спустился к выходу. На ступенях задержался, огляделся. Пётр Порошин продолжал концерт. Рядом с ним на лавке сидела Ольга. Давтян и Кудрявцева заняли места напротив Петра. По соседству с ними разместились Рита и Аркадий. Вася и Серёжа ещё не отправились в комнату — развлекались около нерабочего фонтана. На площадке около фонтана собралось примерно три десятка человек. Зрители Петиного выступления стояли и на балконах: курили, прислушивались к пению Порошина.

Из жилого корпуса я вышел незамеченным (не увидел, что бы кто-либо повернул лицо в мою сторону). Спокойно спустился по ступеням, свернул к зелёному деревянному забору и замер там в полумраке. Слушал голос Порошина; слышал, как шумел на пляже за забором прибой. Пётр исполнил полторы песни, пока я дожидался Лебедеву. Он только приступил к исполнению новой композиции, когда я заметил на ступенях у входа в жилой корпус пансионата стройную женскую фигуру. Алёна вздрогнула, когда я шагнул к ней из-под деревьев. Узнала меня, схватила меня под руку. Пока шли до арки, мы почти не разговаривали. Будто переживали, что наши голоса услышат и узнают. Под аркой мы синхронно глубоко вдохнули.

— Как же здесь хорошо! — сказала Алёна.

Этой ночью я впервые вошёл в море вместе с Лебедевой. Алёна держала меня за руку, будто бы опасалась, что потеряется в темноте. Море казалось тёплым; волны покачивали нас, словно убаюкивали. В море мы с Алёной снова целовались. Её губы сменили вкус: стали горько-солёными, как морская вода. В вышине над нами застыла луна. Она нарисовала перед нами уходившую к горизонту дрожащую серебристую дорогу. К этой дороге мы с Лебедевой плыли вместе. Алёна то и дело поворачивала голову и смотрела мне в лицо. В лунном свете мне показалось, что улыбалась она печально. Зато моё сердце билось ровно и спокойно. Море, луна, звёздное небо и красивая женщина — этого вполне хватило для хорошего настроения.

Мы сидели в полумраке на пляже. Тёплое плечо Алёны прижималось к моему плечу. Смотрели, как накатывали на берег волны. Наблюдали за тем, как оседала на песок морская пена.

— Сергей, ты говорил, что у всех мужчин есть кумиры, — сказала Лебедева, — на которых они равняются. На кого равняешься ты?

Алёна взглянула на меня — наши взгляды встретились.

Я пожал плечами, ответил:

— Понятно на кого. На Арнольда… на борца Александра Медведя.

— Почему на него?

— Я раньше тоже занимался борьбой. Александр Медведь шестикратный чемпион мира. Всякий мужчина стремится к победам. Такова наша сущность. Я тоже стремлюсь к победам: всегда и везде.

Алёна сверкнула глазами.

— Одна победа у тебя, Серёжа, в пансионате уже есть, — сказала она. — Гордись собой. Ты вскружил голову заезжей актрисе из Москвы. Я не планировала курортный роман. Честное слово. Ты меня победил. Ты доволен победой?

Я покачал головой.

— Победы достаются в сражениях с другими мужчинами. Настоящие мужчины с женщинами не сражаются. Но я рад, Алёна, что ты изменила своё решение. Я за тебя рад. Где бы ещё ты встретила такого шикарного кавалера, как я?

Ночью я поспал чуть больше четырёх часов. На рассвете проснулся без будильника, отправился на пробежку. Утром на пляже снова встретил Лебедеву — Алёна зевала, но улыбалась.

Большую часть воскресного дня я провёл в столовой или в кровати. Александров пошутил: сказал, что я перешёл на ночной образ жизни. Я усмехнулся ему в ответ. Не уточнил, что подобную жизнь вёл давно: к ней меня приучила работа в ночном клубе.

Вечером в воскресенье снова пришла Алёна — сигналом для её появления послужило пение Петра Порошина. До полуночи мы вновь не выходили из комнаты. А после полуночи плескались в морских волнах.

Фотограф не обманул — я получил свой заказ в понедельник. Продемонстрировал фотографию задержавшимся в комнате Нареку и Аркадию. Через плечо Александрова я и сам снова взглянул на своё чёрно-белое изображение. Фотограф сработал хорошо: мои мышцы на фотографии выглядели рельефными, а улыбка весёлой и наглой.

— Серик, ты здесь на киноактёра похож, — заявил Давтян. — Высокий, крепкий, красивый. Одним словом: красавчик. Твои фотографии можно в киосках, как открытки женщинам продавать.

— На иностранного киноактёра он похож, — уточнил Аркадий. — На французского или на итальянского. Особенно в этих своих контрабандных плавках. В таких трусах советские люди не загорают.

— Я бы тоже такие плавки купил, — сказал Нарек. — И куплю! В следующем году, когда буду во Владивостоке.

— Лучше кофе оттуда привези, — сказал Александров. — Мужики, может, по чашке кофе выпьем?

— Красавчик! — сказала Алёна.

Она оторвала взгляд от моей фотографии, взглянула на оригинал.