Красавчик. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Солнце вдруг выстрелило вверх лучами, точно надело корону. Я почувствовал, как Лебедева дёрнулась и чуть сжала мои пальцы. Повернул лицо — встретился взглядом с Алёниными глазами. Сердце в груди пропустило удар. Я уронил кроссовки на песок; притянул Алёну к себе, прижал её к своей груди. Лебедева дёрнулась в моих объятиях. Не вырвалась, а будто бы устроилась там поудобнее. Я наклонился к её лицу, поцеловал её в губы — те податливо приоткрылись. Ветер сменил направление, приподнял Алёнины светло-русые пряди волос и будто бы спрятал за ними наш поцелуй от посторонних взглядов.

Первый поцелуй я не затянул — отклонил голову, посмотрел на Алёнино лицо.

Лебедева улыбнулась.

— Это и есть обещанное чудо? — спросила она.

— Это только прелюдия, — ответил я. — Ты кофе любишь?

Я распахнул дверь. Почувствовал, что аромат туалетной воды «Hugo Boss» там всё ещё боролся с душком советского одеколона. Не выветрился и запах растворимого кофе «Нескафе Голд». Я скользнул взглядом по погружённой в полумрак комнате. Увидел, что Давтян и Александров пока не вернулись. Провёл Алёну через порог, закрыл за её спиной дверь: на ключ.

Бросил кроссовки на пол, повернулся к Лебедевой и заключил её в свои объятия. Секунду смотрел ей в глаза; чувствовал, как в едином ритме бились наши сердца. Поцеловал Алёну — отметил, что на её губах уже не осталось помады. Услышал, как ударились о паркет босоножки. Сбросил с Алёниных плеч бретельки сарафана. Стащил с себя футболку и метнул её на стул.

— Ты обещал кофе, — сказала Лебедева.

Её глаза блеснули.

— Будет кофе, — пообещал я. — Хороший, импортный. Контрабандный. Часа через два.

— Вот, попробуй, — сказал я.

Поставил две кружки с парящим тёмным напитком на тумбочку около своей кровати. Сам уселся рядом с кроватью на стул, откинулся на деревянную спинку. Посмотрел на кутавшуюся в простыню Алёну. Свет в комнате я не зажёг. Но тот горел в ванной (я оставил там дверь приоткрытой). Из окна лилось серебристое свечение: к нам в комнату заглядывала луна, рассматривала сложенный на столешнице Алёнин сарафан и мои джинсы.

Лебедева чуть вытянула шею, взглянула на кружку. Я увидел, как из-под простыни выскользнула загорелая Алёнина рука и развернула кружку с кофе ручкой к себе. Лебедева привстала, скрипнула кроватными пружинами. Прижала ладонью к груди соскользнувшую с её плеч простыню. Придвинулась к тумбе. Алёнино лицо и светло-русые волосы накрыли кружку, точно абажур. Лебедева замерла на пару секунд. Затем взглянула на меня.

— Пахнет вкусно, — заявила она.

— На вкус тоже ничего, — заверил я. — Попробуй.

Я показал пример: осторожно отхлебнул из своей кружки, обжёг кончик языка.

Лебедева попробовала кофе и сказала:

— Интересный вкус, приятный. Необычный. Такой кофе я раньше не пробовала.

Алёна взглянула на меня поверх кружки, задержала взгляд на моих трусах.

— Контрабандный кофе, дорогой парфюм, импортная одежда, — перечислила Алёна. — Ты словно иностранец, Серёжа. Неужто жизнь во Владивостоке так отличается о московской?

Я пожал плечами.

— Отвечу тебе, когда поживу в нынешней Москве.

— Ты уже бывал в Москве раньше? — спросила Лебедева.

— Был. Но тогда Москва была совсем иной, не похожей на нынешнюю.

— А я во Владивостоке не была. Никогда. Наверное, уже и не побываю.

Алёна опустила взгляд на пол, сделала глоток из кружки.

— Побываешь, — сказал я. — Какие твои годы. Порадуешь своим появлением дальневосточных поклонников.

Лебедева тряхнула волосами, снова посмотрела мне в лицо.

— Серёжа, а это правда, что ты узнал обо мне только здесь, в пансионате? Ты мне так сказал. Помнишь?

Я развёл руками: осторожно, не расплескал кофе.

— Так уж получилось. Теперь-то я «Три дня до лета» обязательно посмотрю. Да и другие твои фильмы тоже. Открою для себя Елену Лебедеву не только как красивую женщину, но и как талантливую актрису.

— Так уж и талантливую? — сказала Алёна. — Это ты меня так успокаиваешь? Или это просто лесть? Не уверена, что моя игра тебе понравится. В фильме «Доживём до понедельника» ты меня даже не заметил.

— Я этот фильм толком и не помню, — ответил я. — Знаю только, что в нём снимался Вячеслав Тихонов. Там про школу, кажется. Я не ошибся? А фамилии женщин-актрис я вообще не запоминаю.

Лебедева хитро сощурилась.

— Любовь Орлову ты запомнил.

Я хмыкнул.

— Об Орловой ещё недавно почти из каждого утюга кричали. Попробуй тут не запомнить. А спроси меня, в каких фильмах она снималась. Ни одного не вспомню. Я и лицо её не узнаю, если увижу. Честное слово.

Алёна покачала головой.

— Я тебе не верю, Серёжа, — сказала она. — Любовь Орлову по телевизору часто показывают. Её в нашей стране все знают. Не может такого быть, чтобы ты её не узнал. Или ты совсем телевизор не смотришь?

Я снова отхлебнул из кружки и ответил:

— Смотрю, но не всё подряд. Ты только не подумай, что я совсем далёк от кинематографа. Многих актёров-мужчин знаю: Тихонова, Ланового, Миронова, Папанова, Никулина, Вицина, Моргунова, Боярского…

— Кто такой Боярский? — спросила Алёна.

— Михаил Боярский. Этот, ну… Он снимался…

Я пощёлкал пальцем.

Махнул рукой и заявил:

— Не важно. Суть в том, что такова наша мужская природа. Взросление у мальчиков проходит иначе, чем у девочек. Мы равняемся на кумиров, берём с них пример. Копируем их поведение и даже привычки.

Я поставил кружку на тумбу.

— Поначалу для нас герой — это наш отец, — сказал я. — Затем мы понимаем, что папа далёк от идеала и подражаем героям из кинофильмов. Равняемся на тренера, на учителя. Чтобы стать лучше. Понимаешь?

Алёна пожала плечами.

— Вот поэтому мы первым делом и замечаем в фильмах героев-мужчин. Сравниваем их с собой, равняемся на них. А женщины актрисы для нас — как красивые картинки. Мы ими любуемся. Но часто не помним их имён.

— Я для тебя тоже красивая картинка? — спросила Алёна.

Она приосанилась, чуть склонила на бок голову.

— Очень красивая, — сказал я. — Красивее не бывает.

Лебедева покачала головой.

— Всегда знала, что вы, мужчины, очень странные, — сказала она. — И что вы нам постоянно лжёте. Но ты, Серёжа, обманываешь красиво; мне понравилось. Ты говоришь интересные вещи. О мужчинах. Я такое раньше не слышала.

Алёна покачала головой, поёрзала на кровати — из-под простыни выглянула её нога.

— Мужчины и женщины разные, — сообщил я. — Это не хорошо и не плохо. Это просто такой факт. Его не изменить. Мы хорошо дополняем друг друга. Мы друг друга привлекаем, любим. А временами сводим друг друга с ума.

— Это ты, Серёжа, верно заметил, — сказала Алёна. — Разные. Сводим с ума. Вот и сейчас. Я слушаю тебя. И не понимаю: радоваться твоим словам о моей красоте, или обидеться на то, что ты обозвал меня картинкой?

Лебедева хитро сощурилась.

— Наслаждайся хорошим вечером, Алёна, — ответил я. — Пей кофе, получай удовольствие от общения со мной. Мы с тобой сейчас не на уроке математики. Проанализируешь события позже. Если захочешь.

Лебедева тряхнула головой, пристально взглянула мне в глаза.

— Ты ведь понимаешь, Серёжа, — сказала она, — что курортные романы останутся на курорте? Ты и я… Мы вернёмся домой, и заживём своей привычной жизнью. Этот вечер и эта ночь останутся здесь, в пансионате.

— Эта ночь ещё не закончилась, Алёна. Она только началась. Лучшая её часть впереди. Поэтому расслабься и не загружайся ерундой. Пользуйся моментом. В нынешней Москве ты такой хороший кофе не попробуешь.

Лебедева усмехнулась, посмотрела в чашку, затем на мою грудь.

Сказала:

— Да, уж. Это точно. Такого кофе у меня там не будет.

— Там у тебя нет и такого шикарного мужчины, как я. Поэтому не смотри в будущее: внимательно следи за настоящим. Сейчас я позабочусь о том, чтобы в холодной зимней Москве тебе было что вспомнить.