Варлорд. Политика войны (СИ) - Соболев Николай Д. Н. Замполит

Высадка войск началась в нескольких портах, кроме Хихона и поначалу проходила вполне спокойно — предупрежденное население сидело по домам, активистов вывезли к нам в поселок. Но марокканцы показали себя во всей красе, уже на следующий день начались грабежи, насилия и расстрелы. Все наши объекты немедленно перешли на режим усиленной охраны, все ходовые машины подготовили к бою.

Вот тогда на Йанере и положили пол-табора регуларес во главе с борзым лейтенантом.

Барбара после коньяка расслабилась, я как мог успокоил ее, усадил в «испано-сюизу» и повез домой, в Овьедо.

На въезде в город уже стоял блок-пост легионеров, тормозивший все машины.

Там-то меня и расстреляли.

Глава 2

Итоги первой пятилетки

Обмякшая Барбара привалилась ко мне на заднем сиденье, занятый разгребанием последствий Ларри посадил за руль первого попавшегося водителя. Непривычный к «испано-сюизе» парень погнал так, что оторвался от грузовика с охранниками и на въезде в город чуть не снес положенный на мешки с песком импровизированный шлагбаум.

Скрипнули тормоза, машину чутка занесло, она встала наискось, а со всех сторон набежали легионеры, хватаясь за ручки дверей.

Секунда — и всех выдернули наружу, Барбара даже толком не поняла, что случилось. Я, честно говоря, тоже — привык, что машину «хозяина Овьедо» знают все вокруг и поступают соответственно, так что прежде чем сообразил, что легионеры видят меня в первый раз в жизни, успел лишиться пистолета.

Из ближайшего домика, где разместилась временная караулка, появился высокий, под метр восемьдесят, вальяжный офицер в круглых, как у Кольцова, очочках. Его поясной ремень под весом тяжелой кобуры перекосился, а портупея не соскальзывала с плеч вообще чудом.

— Что здесь?

— Полковник, рабочие, с оружием!

— Да какие, нахрен, рабочие… — начал было я, но с ужасом осознал, что на мне и на водителе стандартные «грандеровские» комбинезоны, которые носила половина Астурии.

— Расстрелять.

Я мгновенно взмок, два легионера прихватили меня за локти и потянули к стене, а на попытку заартачится просто треснули прикладом по башке. Как уже много раз при встряске включилось быстродействие мозга и всю следующую сцену я видел, как в тумане, просчитывая неожиданно осенившую меня схему поставок правительству Испании.

— Это машина сеньора Грандера! — успел вякнуть водила.

— Еще скажи, что твоя, — подпустил сарказма полковник и скомандовал стоявшим поодаль: — Отгоните в гараж штаба.

— Это моя машина! — неожиданно очнулась от апатии Барбара.

— Да-да, верю. Расстрелять.

И тут в Барбару словно бес вселился: она вырвалась из рук державшего ее легионера и кинулась к полковнику.

Тот даже ахнуть не успел, как Барбара вцепилась ему ногтями в морду — ну словно дикая кошка собаке! Его пилотка улетела в одну сторону, очки брызнули осколками на камне мостовой, а рассвирипившая Барбара драла полковника:

— Не лезь к чужому, не лезь! Я сеньора Грандер, я тебе…

Ближайший легионер вышел из ступора и попытался оттащить мою жену, но получил каблуком в пах и скорчился, а полковник судорожно скреб кобуру, отмахиваясь от наседавшей Барбары.

Наконец, с грехом пополам и ценой полудесятка царапин на рожах, ее оттащили, а у меня в голове все расчеты сменила единственная мысль: «Теперь точно конец».

От неминучей смерти нас спасло крайне своевременное появление отставшего грузовика с Ларри и охранниками, но самое главное — с четырьмя пулеметами. Последовала ожесточенная перепалка, в ходе которой легионерам доказали, что они не на того напали. Ларри отлепил меня от стены и с некоторым трудом затолкал в «испано-сюизу» Барбару, бросавшую яростные взгляды на располосованного полковника.

— Полковник, приношу извинения за свою жену, — попытался я загладить происшествие. — У вас есть врач?

— Только в гарнизоне, — он пытался привести в порядок расхристанную форму и заправить рубашку с воротником-апаш обратно в галифе.

— У нас хорошая заводская больница, не хотите проехать со мной?

— Нет, — даже шарахнулся от машины полковник, бросив безумный взгляд на сидевшую сзади Барбару.

— В таком случае, еще раз прошу прощения.

Всю дорогу домой Ларри с опаской оглядывался на Барбару, а я окончательно дошлифовал схему, которую я протолкну Хиль-Роблесу.

Как только мы переступили порог нашего коттеджа, Барбару накрыл дичайший отходняк: еще бы, за несколько часов ее могли изнасиловать, убить, оставить вдовой или калекой. Она сложилась тряпочкой в ближайшее кресло и только слабо шевелила пальцами, не в силах сказать и слова. Но стоило мне на минуту отвлечься, как она дотянулась до бара. Куда там фляжке Ларри — Барбара выхватила бутылку Fundador, коллекционного шерри-бренди, и присосалась прямо к горлышку, я даже ничего сделать не успел.

Только отнес в спальню, когда она минут через пятнадцать вырубилась, уложил в постель и отправился писать телеграмму Тане Яковлевой — как там внучку Бонапарта звали, которая психоаналитик? Такие скачки настроения и приступы ярости надо как-то приводить в меридиан…

Настороженность двух социалистов, которых эвакуировала из Правии летучая группа Панчо, сменялась удивлением по мере того, как их вели вдоль цехов, расписанных Риверой. Внутренние глухие стены украшали сплошь индустриальные муралы, на которых преобладали рабочие, шахтеры, оружейники и частенько попадались красные знамена. Диего не стал повторять фреску Рокфеллер-центра, а сделал нечто новое, в своем непередаваемо ярком стиле — человек побеждает природу, человек овладевает техникой, человек создает новый мир.

— Мы готовы выступить по радио Овьедо с призывом к сворачиванию забастовки, — сразу заявил мне старший, с заметной проседью в волосах.

— Тем более, что мы предложили это на второй день после высадки войск! — поддакнул младший, приглаживая непокорный клок волос надо лбом.

Первый общеастурийский ревком после этого самораспустился, а возникший на его месте второй ситуацию вообще не контролировал, все выступление распалось на мелкие мятежи в отдельных городах, которые африканцы легко задавили за пару недель. До реальных боев с ополчением шахтеров дело, слава богу, не дошло, но спорадические перестрелки случались.

— Потери хотя бы примерно известны?

Они заговорили наперебой:

— Убито больше трехсот! Арестовано свыше двадцати тысяч! В Мериде ограблены половина домовладений!

— Что у другой стороны?

Тут оба ожидаемо застеснялись:

— Мы удерживали от эксцессов. Но бесконтрольные толпы…

Ну да, ну да. Но в целом, церковь отделалась легким испугом — сожжено всего три храма, погибло пятеро священников и монахов. Армия потеряла около сотни, причем половину — моими трудами, на авиабазе.

Власти, разумеется, давали обратную картину и педалировали «бесчинства мятежников», завышая цифры своих потерь и старательно замазывая размах репрессий. Но даже при этом командование по приказу из Мадрида было вынуждено демонстративно повесить двух регуларес за грабежи и насилия.

В левой и независимой печати вышли несколько статей Луиса де Серваля с обвинениями колониальных войск и гражданской гвардии в избиениях, пытках арестованных, казнях без суда и следствия. Половину фактуры он негласно получил от Панчо.

Расстрелами увлекался тот самый высокий полковник, Хуан Ягуэ. Я когда узнал имя, в первый момент прямо остро пожалел, что не затащил его к нам в больничку. Вкололи бы чего полезного, чтобы он через пару дней кони двинул… А потом одумался — ну, положим, врач мой приказ выполнит. А дальше что? На место Ягуэ нарисуется другой полковник из «африканцев», все они одним миром мазаны. Этому хоть репутацию Барбара подпортила, вон, по всему городу хихикают, когда полосатую рожу видят.

— А куда делись деньги? — задал я самый главный вопрос.

Социалисты предпочли разглядывать углы кабинета и картины на стенах. Как обычно, в мутной воде кто-то наловил рыбки — пять миллионов песет, взятых в разгромленных банках, исчезли бесследно. Что характерно, о них, будто сговорившись, молчали обе стороны.