Лекарь Империи 11 - Александр Лиманский

Или не может.

— Фырк, — сказал я. — Можешь посмотреть, что у неё там? На твоём уровне, я имею в виду. Не физика — это я и сам вижу. Есть там какая-то активность? Что-то, что мешает ей проснуться?

— Попробую, — он спрыгнул с тумбочки и запрыгнул на подушку, устроившись рядом с её головой. — Только учти, я не специалист по человеческим мозгам. Я больше по болезням и орехам…

Фырк нырнул внутрь.

Секунда. Две. Три.

И тогда это произошло.

Яна застонала.

Звук был тихим — едва слышным.

Её веки дрогнули — я видел, как под ними двигаются глазные яблоки, как будто она смотрела куда-то в своём внутреннем мире. Пальцы на правой руке шевельнулись — едва заметно, но шевельнулись.

Мониторы запищали громче — пульс поднялся с шестидесяти до семидесяти, потом до восьмидесяти.

— Яна? — я наклонился ближе. — Яна, ты меня слышишь?

Глава 13

Никакого ответа. Но веки продолжали дрожать, пальцы сжиматься и разжиматься, и я чувствовал — что-то происходит. Что-то меняется. Она возвращается.

— Яна, если ты меня слышишь — попробуй открыть глаза, — мой голос был ровным, спокойным, таким, каким я говорил с пациентами в критических ситуациях. — Ты справишься. Я знаю, что ты справишься. Давай, ещё чуть-чуть.

Долгая, мучительная пауза. Я смотрел на её лицо, не отрываясь, и мне казалось, что я вижу борьбу — невидимую, неслышно борьбу между сном и явью, между забвением и реальностью.

Яна застонала снова, и её веки задрожали — мелко, быстро, как крылья бабочки, пойманной в сачок.

Я стоял над её кроватью, и сердце колотилось где-то в горле. Странное ощущение — вроде бы я видел сотни пациентов, выходящих из комы, видел и удачные пробуждения, и неудачные, видел радость и горе, надежду и отчаяние. Но каждый раз это было как в первый раз. Каждый раз — этот холодок по спине, это замирание дыхания, это «ну давай, давай, ты справишься».

Так долго она лежала здесь, в этой стерильной палате с тихим пиканьем мониторов. Уже почти месяц её родители сидели в коридоре, старея на глазах, превращаясь в тени самих себя.

Еще дольше я приходил, проверял показатели, смотрел на её неподвижное лицо и не мог понять — почему? Серебряный снял ментальный блок. Физических повреждений нет. Почему она не просыпается?

А теперь — вот это. Стон. Движение. Жизнь.

— Фырк, — прошептал я. — Что ты там видишь?

— Погоди, двуногий, я ещё внутри, — голос бурундука звучал приглушённо, как будто из-под воды. Или из-под черепной коробки, что, в общем-то, было ближе к истине. — Тут странно… Летаю между извилинами, смотрю по сторонам. Сосуды чистые, розовые, кровь течёт как надо — прямо любо-дорого смотреть. Никаких тромбов, никаких аневризм, никаких кровоизлияний. Ткани здоровые, нейроны работают, импульсы бегают туда-сюда…

— Но?

— Но пустота какая-то, — в его голосе появилась нотка растерянности, которую я слышал нечасто. Фырк был тем ещё нахалом и редко признавался, что чего-то не понимает. — Как тебе объяснить… Знаешь, когда заходишь в дом, где давно никто не живёт? Мебель есть, стены есть, даже занавески на окнах висят — а всё равно чувствуется, что пусто. Что нет там… жизни. Вот тут так же. Мозг работает, а внутри — никого.

Яна снова застонала — громче, отчётливее. Её пальцы на правой руке сжались в кулак, потом разжались. Голова чуть повернулась на подушке.

Она возвращалась. Я чувствовал это — не Сонаром, не магией, а тем особым чутьём, которое развивается у каждого лекаря после многих лет работы на грани между жизнью и смертью. Шестое чувство, интуиция, профессиональное чутьё — называй как хочешь. Но оно никогда меня не обманывало.

И оно же подсказывало мне, что просто ждать — недостаточно. Что нужно помочь. Подтолкнуть. Протянуть руку в ту темноту, где она блуждает, и вытащить её на свет.

Я положил ладонь ей на лоб — осторожно, как кладут руку на голову спящего ребёнка — и закрыл глаза.

Искра. Моя Искра — тот тёплый поток энергии, который жил где-то в груди, в районе солнечного сплетения, и который я использовал для лечения. Для того, чтобы закрывать раны, снимать воспаление, запускать регенерацию тканей. Но сейчас мне нужно было другое.

Я сконцентрировался, направляя поток энергии в ладонь, а оттуда — в её голову. Не лечить. Не чинить. Просто… позвать.

— Яна, — произнёс я вслух и мысленно одновременно, и моя Искра понесла это слово вглубь, в ту пустоту, о которой говорил Фырк. — Яна, ты меня слышишь? Возвращайся. Пора возвращаться.

Странное ощущение. Как будто я опустил руку в густой, вязкий туман — холодный, влажный, бесконечный — и пытался нащупать что-то в этой непроглядной мгле. Моя энергия уходила, словно вода в песок, и я не чувствовал никакого отклика, никакого сопротивления. Только пустоту.

Вязкую. Бесконечную. Равнодушную.

— Яна! — я вложил в это слово всё, что мог. Всю свою волю, всю свою Искру, всё своё упрямство. — Хватит прятаться! Возвращайся!

Секунда.

Две.

Три.

И потом — как будто что-то лопнуло. Как будто порвалась невидимая плёнка, мембрана, стена — что-то, что отделяло её сознание от реальности. Я почувствовал это физически — короткий, резкий толчок, как будто кто-то схватил меня за руку с той стороны.

Яна сделала глубокий, судорожный вдох — такой, какой делают люди, вынырнувшие из-под воды в последний момент, когда лёгкие уже горят от нехватки кислорода, когда перед глазами темнеет, когда ещё секунда — и всё. Её спина выгнулась дугой, руки вцепились в простыню, и глаза — те самые глаза, которые были закрыты целый месяц — распахнулись.

Широко.

Испуганно.

Абсолютно осмысленно.

— Фырк, вылетай оттуда, — скомандовал я мысленно.

— Уже вылетел, — он материализовался на тумбочке, нервно подёргивая хвостом. — Как только она дёрнулась, я сразу наружу. Не хотел, чтобы меня там защемило чем-нибудь.

Все шутит… Никогда не исправится…

Яна смотрела на меня. И в её взгляде было… ничего. Не узнавание, не благодарность, не облегчение. Даже не страх — пока ещё. Просто пустота. Непонимание. Взгляд человека, который проснулся в незнакомом месте и пытается понять, где он и что происходит.

— Где… — её голос был хриплым, севшим, как бывает после долгого молчания. Голосовые связки, которые не использовались месяц, протестовали против каждого звука. — Где я? Что… что это за место?

— Вы в больнице, — сказал я ровно, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно и уверенно. Голос врача, который знает, что делает. Голос человека, которому можно доверять. — Вы были без сознания, но теперь вы очнулись. Всё хорошо. Вы