Император Пограничья 12 - Евгений И. Астахов

Дальше — провал, чёрная дыра в видении. Я не вижу, что происходит. Не могу видеть. Но чувствую результат — момент, когда он перестаёт быть только моим братом.

Тьма рвётся в его тело, растекается по венам, меняет саму структуру плоти, высасывая душу и жизненную энергию. Боль невыносима — каждая клетка тела перестраивается, мутирует, становится чем-то чуждым.

Не убийство. Не превращение. Что-то среднее — достаточно человека оставляют, чтобы помнил, кем был. Достаточно тьмы вливают, чтобы не мог сопротивляться.

Идеальное орудие для ликвидации императора. Тот, кого никогда не заподозрят. Тот, кого впустят без вопросов.

Тот, кого я обниму, не глядя.

Видение меняется. Теперь я снова являюсь собой, Хродриком, стоящим в покоях дворца. Передо мной — Синеус в плаще с капюшоном, в перчатках. Все признаки налицо: исхудание, странные движения, уклончивые ответы, нежелание обниматься.

«Зачистка проходит… успешно», — говорит он, и я теперь слышу фальшь в его голосе.

Я вижу, как моя прошлая версия отмахивается от подозрений. Как отказывается замечать очевидное. Братская любовь ослепляет меня полностью.

Первый барьер обрушивается на меня всей тяжестью вины: «Я не узнал в брате чудовище». Подсознательное убеждение выкристаллизовывается с пугающей ясностью: моя сила слепа, когда дело касается близких.

Барьер давит на меня всей тяжестью накопленной вины. Проще было бы принять его, смириться — да, я виноват, я не увидел, я позволил брату убить меня. Но что-то внутри сопротивляяется этой простой истине. Слишком простой. Слишком удобной.

Я заставляю себя вернуться к той встрече, прокрутить её ещё раз. Не через призму вины, а как воин, анализирующий бой. Отбросить эмоции, посмотреть только на факты. Синеус пришёл вечером — зачем? Мог убить ночью. Пришёл один — зачем? Мог привести подкрепление. Протянул руку для рукопожатия — древний воинский жест, который мы с ним повторили тысячу раз.

Мне нужно увидеть правду. Всю правду, не только ту, что питает мою вину.

Видение дрожит, словно сопротивляясь, но потом уступает. Я снова вижу ту встречу, но теперь замечаю детали, которые пропускаю раньше. Микродрожь в руках Синеуса — он борется с собой. Почти засохший след от слёз на его щеке — он плакал перед тем, как войти. И самое главное — секундная заминка перед рукопожатием, когда он почти отдёргивает руку.

«Брат… — слышу я шёпот, и это настоящий голос Синеуса, не искажённый тьмой. — Я боролся. Три дня после превращения я боролся с голосом в голове. Но оно сильнее… Оно всегда сильнее…»

Озарение пронзает меня как молния. Синеус специально пришёл ко мне. Он мог убить меня во сне — просто войти в спальню и перерезать горло. Мог отравить за ужином. Мог устроить засаду с десятком таких же, как он.

Но он выбрал прийти лично. Днём. Дать мне шанс увидеть его.

Часть моего брата всё ещё боролась и хотела, чтобы я его остановил. Это была последняя просьба о помощи — дать ему умереть моим братом, а не окончательно стать монстром.

Я не был слеп. Я видел то, что он хотел мне показать. И я ответил на его молчаливую мольбу единственным возможным способом — освободил его от мучений.

Первый барьер трескается и осыпается осколками в пустоту моего сознания.

Второе видение накатывает волной боли и отчаяния. Я снова в том проклятом зале, но теперь время замедлилось до мучительной тягучести. Вижу, как левая рука Синеуса набрасывает аркалиевую цепочку на моё запястье. Чувствую, как магия гаснет. Костяной кинжал входит под лопатку — каждый миллиметр его пути отдаётся новой вспышкой агонии.

Разворачиваюсь. Фимбулвинтер выскальзывает из ножен. Древнее лезвие рассекает воздух… и проходит мимо. Всего на два пальца. Два проклятых пальца отделяют лезвие от шеи Химеры. Рука Синеуса падает на каменный пол, но голова остаётся на плечах.

Видение прокручивается снова. И снова. Десятки, сотни раз я промахиваюсь на эти два пальца. Вижу, как Астрид вынуждена подхватывать выпадающий из моих слабеющих рук меч. Как девятнадцатилетняя девушка сражается с чудовищем, которое должен был убить я.

Второй барьер обрушивается на меня всей тяжестью: «Я умер слабым».

С кинжалом в сердце, с пробитым лёгким, опутанный аркалием — я всё равно должен был справиться. Я же Хродрик Неумолимый, император, победитель тысячи битв! Но в самый важный момент моей силы не хватило. Если бы я был быстрее, сильнее, точнее — остался бы жив. Астрид не пришлось бы убивать любимого дядю, не пришлось бы жить с этой травмой.

Барьер давит, сжимает, душит. Проще принять эту истину — да, я был слаб. Недостаточно хорош. Подвёл тех, кто на меня рассчитывал.

Но что-то во мне сопротивляется. Воинская гордость? Или просто упрямство?

«Покажи мне всё, — требую я от видения. — Не только мой провал. Всю картину».

Видение дрожит, сопротивляется, но потом меняется. Теперь я вижу ту сцену со стороны — словно парю под потолком собственных покоев. Вижу себя со спины — кинжал торчит между лопаток, кровь заливает одежду. Аркалий на запястье искрит, высасывая остатки магии.

И всё же я разворачиваюсь. С пробитым лёгким, с разорванным сердцем — разворачиваюсь и бью. Фимбулвинтер поёт свою смертельную песню, и даже отсюда, сверху, вижу — это идеальный удар для умирающего человека. Максимум возможного с такими ранами.

Рука Синеуса падает. И вот тут я замечаю то, чего не видел, умирая — культя не регенерирует. Чёрные отростки пытаются вырасти, но застывают, покрытые инеем. Мой удар не просто отсёк конечность — холод Фимбулвинтера замедлил регенерацию Химеры на критические секунды.

Металл, который я обрушил на брата после того, как сорвал аркалий, продолжает его сковывать даже после того, как я падаю. Моя воля всё ещё пульсирует в железе, выполняя последний приказ.

Астрид подхватывает Фимбулвинтер, и меч вспыхивает в её руках. Но теперь я вижу больше — это не просто её магия активирует артефакт. Морозная сила дочери сливается с остатками моей воли, всё ещё дрожащими в металле клинка.

Она не начинает бой заново. Она завершает мой удар.

Траектория её атаки — идеальное продолжение дуги, которую начертил я. Словно мы вместе держим меч. Словно это один удар на двоих — начатый отцом, завершённый дочерью.

Лёд взрывается из лезвия, и Синеус рассыпается на тысячи осколков. Но убивает его не Астрид в одиночку. Это наш общий удар. Наша общая победа.

«Два пальца до цели — не слабость», — понимаю я с кристальной ясностью. — «Это предел возможного для человека с кинжалом в сердце. Я сделал невозможное, умирая.