Патриот. Смута. Том 5 (СИ) - Колдаев Евгений Андреевич

Говорили вполне привычное, требовали заткнуться и заглохнуть, пока рекут те, кто поумнее.

Но, женщин это только больше пугало. А как следствие — воя и плача становилось все больше.

Тут же под ногами кудахтало несколько кур, даже пара поросят я приметил у стены правого строения. Настоящий зажиточный хутор. Если не брать в расчет, что населяют его душегубы. А женщины здесь, скорее всего, не по своей воле.

Наше появление произвело настоящий фурор. Четверо, уже почти начавших драку друг с другом мигом уставились назад, попятились как-то дружно. Распри были забыты, ведь перед ними появился более опасный и многочисленный противник.

— Стоять! Все на землю! — Заорал я. — Мордой в грязь! Руки!

Культура тактического захвата здесь была еще не развита, и простые разбойники вообще не понимали, что это выкрикивает командир двух десятков человек, двигающихся на них во всеоружии.

Тот, что с топором закричал громко и протяжно.

— А-а-а… Понесся прямо от нас к дружинному дому.

Вооруженные ножами пали на колени, заревели в ответ что-то бессвязное. Друг на друга показывали. Но, это было вполне приемлемое, безопасное поведение. Они сдавались.

А тот, что держал в руках кнут, метнулся к конюшне.

Мои бойцы уже кое-что понимали в таких операциях. Раздались выстрелы и бегущие рухнули, как подкошенные. Те же, кто замер и не показывал агрессии, а также желания удрать, остались целы.

Копейщики, сторожившие женщин, тоже запаниковали. Дернулись было прочь, но, увидев, что случилось с убегающими замерли, повернулись. Подняли руки. Бросили оружие и тоже встали на колени. Эти двое оказались совсем молоды, видимо, в банде недавно. Да и сам контингент оставленных здесь атаманом людей не выглядел опасно.

Женщины встретили нас дружным ревом, плачем и воплями, которые после выстрелов стали только громче и сильнее.

Да, им было страшно. Очень.

И с этим мы ничего пока не могли сделать.

С левого фланга из-за навеса появился Яков с еще одним отрядом. Третий чуть запаздывал, но вряд ли у них возникли какие-то проблемы. Звуков боя и стрельбы нет, значит, просто выходят на позицию. Может там какая-то болотина небольшая или ручей, вот и замешкались. Так-то плохо. Будь здесь более серьезная оборона, это могло сыграть против нас, но врагов оказалось мало, и победа уже свершилась.

Я подошел к коленопреклоненным, застывшим посредине поселения.

— Ну что, граждане лиходеи, каяться будем? — Спросил, нависая над ними.

Один рябой, второй в оспинах. Какие-то заспанные, пропитые, помятые рожи. Борода и усы в разные стороны. Запах идет весьма отвратный.

Кстати, да, где баня⁈

Людей этих явно помотала жизнь, и не от хорошего бытия они здесь очутились, может, и не по своей воле, а как говорится — судьба так повернула. Не тем местом, которым хотелось бы.

Они переглянулись, глазами бегали, сопели.

Не отвечали, вопроса точно не поняли. Слишком глубоко они впали в шок от нашего появления.

— Кого за главного Соловей оставил?

Разговор по-хорошему не пошел, уж больно они боялись.

— Его! — Выпалило сразу оба.

— Ах ты тварь! — Заорал левый и навалился на правого.

— Да ты…

Пантелей, что стоял подле меня, быстро среагировал, подхватил одного, отшвырнул. Богдан подлетел следом к павшему, пнул его. Наступил и не давал встать.

— Лежать. — Процедил сквозь зубы.

Пострадавший, что остался стоять на коленях, за ухо схватился, заныл.

— Господарь, он… Его Соловей главным поставил. Его! Мы тут повздорили, значит, мы уйти хотели, мочи нет. Разбойничать сколько же можно то, а? Кровь людскую то лить. Муки терпеть. — Он начал креститься. — Прости, господь наш.

— Ах… ты… — Завыл удерживаемый в лежачем состоянии Богадном второй.

— Ответишь на три вопроса, и бить не будут тебя, усек? — Я смотрел замершему на коленях прямо в глаза. На второго пока внимания не обращал.

— Да, господарь, я все… Все, что надо. — Он склонился, попытался ноги мне целовать.

Толкну его обратно. Не любил такого. Безмерное, бессмысленное унижение.

— Сиди как сидел. — Сделал краткую паузу. — Вопрос номер раз. Сколько вас здесь, мужиков?

— Так это… Семь.

— Парни! — Выкрикнул я. — Ищем седьмого.

— Да чего там искать. — Ухмыльнулся Яков, показал куда-то направо. Там слышалась кутерьма.

Наконец-то появился третий наш отряд. Двое вели перед собой молодого паренька с разбитым носом и заломанными назад руками.

Ага, нашелся.

— Второй вопрос. Часть ушла с Соловьем, часть тут. А еще люди где?

— Так это, господарь. Трое у бродов. Дозор, как всегда. Там.

Ясно, вот и еще нашелся небольшой отряд.

— И третий вопрос. Добро где?

— А, что? — Он захлопал глазами.

— Соловей ваш… — Я многозначительно провел пальцем по горлу. — Ушел. Откуда не возвращаются. А добро сказал нам передать, где оно?

— Так это… Покажу. Понял, понял все. — Он испуганно согнулся.

— Вот и славно. Покажешь, где добро, дозор тоже покажешь. И про остальных вот сотнику Якову все расскажешь.

Подьячий посмотрел на меня с мукой на лице. Слушать этого лиходея ему совершенно не хотелось. Но, служба есть служба.

— Г… г… — Забубнил разбойник.

— Чего? — Вновь уставился я на него.

— Так это, вначале показать, рассказать или дозор? Это же, это… Господарь, дела-то разные совсем.

— Про схрон еще кто знает?

— Так это… Он. — Мужик пальцем ткнул на того, с кем у них перепалка вышла.

— Вот и хорошо, его мы возьмем с собой, а тебя здесь люди допросят.

Я повернулся к Якову.

— Ты пока тут, а я возьму десятка четыре. Проверю что с бродами, да схрон отыщу.

— Добро, воевода.

— И на дороге дозор еще поставь, чтобы, когда силы основные подойдут, знали, что мы здесь. И к ним послать бы вестового. Да и броды бы зачистить побыстрее. Как бы не сбежали тамошние дозорные

Он кивнул озадаченно, спросил.

— С женщинами что?

А действительно, куда девать-то их? по-хорошему и, наверное, самым верным решением было бы снабдить едой на пару переходов и отправить к Полепкам. А оттуда до Ельца. Дойдут ли? Провожатых давать я как-то не видел смысла. Силы распылять. У меня каждый человек на счету. А из плененных бандитов приставлять к ним мужика — нет, не дело кого-то выделять.

— И еще, как Серафим подойдет с подводами, пускай с этими, разбойничками тоже поговорит. Может, кого к нам возьмем.

— Я, я это, я готов. — Завыл один из копейщиков, услышав о вступлении в воинство. — Я тут не по воле своей, господарь. Заставили меня.

Эх, все вы так говорите, а как глубже копнешь, так душегуб каждый.

— Серафим разберется, а пока… — Подумал, взвесил. — Связать, обыскать здесь все с их помощью. Женщин успокоить.

Подошел к валяющемуся на земле пленному. Богдан еще раз для верности пнул его.

— Ну что, пойдем, покажешь, где лодки, где схрон.

— Да, я… Я, конечно… — Он, освободившись, начал подниматься, поглядывал на своего противника, лицо кривил. — Г… Господарь, а этот, а Соловей, правда.

В глазах я видел страх и недоверие.

— Правда. — Я ответил холодно. — У чертей на сковороде уже жарится.

— Случилось, дождались. — Он широко перекрестился.

Не то чтобы я верил в его искренность, но вполне понимал, что если самых матерых из банды атаман взял с собой на дело, то здесь остались хворые, ненадежные и бесполезные. А раз так, то вполне, может быть, что кто-то из них из страха Соловью служил. В бандитских взаимоотношениях оно всегда все сложно. Попробуй противиться воле атамана и тебя высекут, или того хуже свои же изобьют, обдерут как липку, выкинут голым в лес, или зарежут. Разбойничья вольница, она такая, бескомпромиссная.

Своя жизнь, у них, свой закон, своя правда.

Нелегко там бывает людям, которые не по своей воле попали.

— Пошли. Разберемся.

И он повел.

Брели мы через лес, крупным отрядом, коней прихватили с собой, вели под уздцы. Здесь особо верхом не пройти было. Проводник, пленник вел нас осторожно. Обходил завалы павших деревьев и самую гущу леса. Судя по направлению на север — вел к реке.