Жрец Хаоса. Книга VIII - М. Борзых

— Ты бы, Дмитрий Иванович, лучше переживал, что будет с тобой, а не с клубом. То, что клуб сменит своего наставника, к прорицательнице не ходи. Работать ты у нас больше не будешь. Помнишь, когда ты ко мне первый раз пришёл на ковёр, я сказал тебе, что до первого промаха работает твоя богадельня? Промах наступил. А дальше… твою судьбу будут решать имперская безопасность и Угаровы. Гарантирую, что под стражей тебе будет безопасней.

* * *

Следующий день мы провели в допросах. Причём нет бы всем представителям интересующихся ведомств вместе собраться, а нет, вызывали всех по очереди, вопросы задавали похожие, переформулированные и перекрёстные, пытаясь словить нас на неточностях. На всех допросах нас сопровождал Капелькин, как наш куратор.

К Эльзе вопросов вообще практически не было, она у нас пострадавшая сторона, у Урусова больше выспрашивали про способ вербовки на сами бои, а у меня поинтересовались, как я проводил совместное время с подданной Британской империи. Пришлось жёстко оборвать все возможные поползновения на эту тему.

На вопросы касаемо нападения я отвечал спокойно и вразумительно, к тому же, когда поднялась тема усыпления всех присутствующих зрителей на стадионе за меня, ответил Капелькин.

— Сие есть закрытая грифом имперской безопасности информация с высшим допуском. Его Императорское Высочество и Григорий Павлович Савельев в курсе способностей князя Угарова. Использование магии князем Угаровым в текущей ситуации не противоречило уставу академии и законам империи.

Я только присвистнул в уме подобной формулировки. Это выходит, что о моих способностях к магии кошмаров, к которым можно было отнести как раз-таки массовое усыпление, знали уже не только бабушка с Кхимару и смотритель полигона, но и тот же Капелькин. Хотя, если бабушка договаривалась с ним о восстановлении легиона, это было неудивительно. Видимо, некоторые подробности специфики моего дара она ему всё же раскрыла, что говорило о большой степени доверия к архимагу воды.

Таким образом, вся суббота была убита на допросы. А вечером, нравилось мне или не нравилось, мы с бабушкой отправились в гости к Капелькину. Где располагался особняк нашего куратора, я уже знал благодаря Василисе, но видеть его глазами химеры и собственными глазами всё-таки разные вещи.

Особняк Капелькина был безлик: обычный двухэтажный дом с крыльцом под крышей живой изгородью по периметру участка и несколькими раскидистыми клёнами и каштанами, затеняющими окна. Зато внутри серость отступала. Всюду были расставлены аквариумы разного размера с разноцветными рыбками. Обилие кораллов, водорослей и ракушек на фоне подсветки и бело-голубых стен создавало ощущение, что я сам плаваю внутри большого аквариума. Блики воды были повсюду.

Если честно, было непривычно, но мне нравилось. Будто я снова нырнул с головой в Чёрное море. Правда, там подводный мир был победнее. Эту коллекцию Владимир Ильич явно собирал долго и из разных земель. Несмотря на обилие аквариумов, здесь было просторно.

Появление куратора я даже не заметил сразу, разглядывая, как стайка сине-чёрных рыбок плавала наперегонки.

— Лиза, Юрий, добро пожаловать. Уж простите, сегодня без светских прелюдий. Поскольку прошлая ночь прошла без сна по известным причинам, то эта для вас идеальный вариант. Буду спать крепко и без задних… щупалец. Следуйте за мной.

Я думал, мы отправимся на второй этаж в хозяйские покои. Вместо этого мы спускались в подвал. Мрамор каменных ступеней сменился пробковым деревом. Идти по нему было не так скользко. Спустя еще четыре пролёта мы оказались в большой пещере, слабоосвещённой мхом на её стенах. Прислушавшись к тихому всплеску, я понял, что этот подземный грот и есть спальня нашего куратора. Необычное решение. Но что я знал про жизнь с щупальцами осьминога? Может ночевка в воде была жизненно необходимой процедурой.

Бабушка нам не мешала. Она уселась на один из крупных валунов возле кромки воды и принялась что-то писать в ежедневнике грифелем, не глядя.

Я же выбрал валун поменьше, скинул обувь и опустил ступни в воду. Она не была прохладной, скорее, напоминала первый тёплый весенний ветер. Закрыв глаза, я растворился в полумраке пещеры, пытаясь нащупать нить сна куратора. Какое-то время мне это не удавалось, и я даже подумал, что как ив случае со Светловым, лучше было бы установить контакт, но я ошибся.

Волна холода, пробиравшего до зубовного скрежета, накатила внезапно. В ноздри ударил запах мороза и сосновой смолы, а уши заложило от звенящего ледяного ветра.

Я сорвался с валуна в свободное падение и открыл глаза.

Я парил. Нет, не я — Капелькин. В своём сне архимаг был ещё молод, с прядями русых волос, выбивающихся из-под меховой оторочки капюшона, и уверенно сидел в седле крылогрива, паря среди горных вершин. Глаза слепили заснеженные пики горной гряды, неясно только какой, в империи их было достаточно. И чувствовал, как сердце куратора наполняет радость и задор. В нём бурлила магия, требуя найти ей применение. Вокруг него невольно собирался сонм снежинок, закручиваясь в вихри и хороводы.

— Капля, не спи! Навали-ка кучу побольше в Тёплом Ключе! — послышался скрипучий голос чуть сверху.

На крупной крылатой твари о трёх головах в седле из переплетенных ремней, восседал мой трижды прадед. Короткая трубка в зубах пыхтела дымом, глаза сузились в щелочки от ветра, но в них отражалась острая, хищная веселость. Он ловил взгляд Капелькина и усмехался. Они работали. Старый химеролог и молодой архимаг. Четко, привычно, почти не сговариваясь.

— По кучам твои красавцы специалисты, — тут же отреагировал Капелькин, взмахнув лёгким движение руки в замшевой перчатке, — всё подворье мне засрали!

Где-то вдали, на перевале, с глухим вздохом оседала тысячетонная белая масса, запирая тропу.

— Давай левее забирай, — скомандовал мой прадед. — Там мои стойбище кочевое отыскали. Надо забрать, пока их не снесли.

Снизу, с узкой тропы доносился не то клекот, не то визг. Там, цепляясь когтями за камни, пробиралась вереница странных существ — помесь панголина и дикобраза. В небе боевым построением кружили крылогривы и властители неба, постепенно снижаясь к стойбищу и готовясь принять людей для эвакуации.

Я же был призраком при этой связке, невидимым и всевидящим. Чувствовал ледяную мощь Капелькина, готовую в любой миг обрушиться лавиной, и звериную, многоголосую связь прадеда с его химерами: он видел гору их глазами, слышал ушами, обнюхивал всё вокруг их носами.

И тут гора взорвалась.

Не грохотом снежного обвала, а сухим безразличным хрустом породы. С южного склона, там, где должен был быть надежно заваленный перевал, поднялась, осыпая каменный дождь, фигура. Каменный великан, слепленный из скального массива. В его пустых глазницах плясали коричневые огоньки