Заморыш (СИ) - Шимохин Дмитрий

— Сделаю, Пришлый. Буду как приклеенный сидеть. — Сивый сплюнул и растворился в тени подворотни.

— Все, Кремень. Дальше сам. Бери шмотки — и хиляй на новый чердак.

Кремень замер.

— Ты чего это мутишь, Пришлый? — прохрипел он, и в глазах его блеснуло подозрение. — В одну харю решил дела обтяпывать? Куда ты собрался?

Я шагнул к нему вплотную. Нужно было найти слова, которые этот дуболом переварит.

— Остынь. Есть одна задумка, надо проверить, пока след не остыл. Помнишь студентика на рынке? Если я его сейчас не найду, завтра он или с голоду подохнет, или адрес сменит. А нам его голова и руки нужны.

— Так вдвоем пойдем! — буркнул Кремень, не сдавая позиций.

— Нет. Спугнем студентика, он и так трусливый и всю дорогу на нас косился. Я один пройду, тише воды. Проверю дело — и сразу на чердак.

Кремень еще секунду буравил меня взглядом, потом шумно выдохнул, сплюнув на булыжники.

— Ладно… Умеешь ты, Пришлый, в уши лить.

— Обустраивайтесь, — отрезал я, поправляя козырек кепки. — Скоро буду.

Развернулся и, не оборачиваясь, двинулся.

Дом купца Суханкина когда-то претендовал на статус, но сейчас его лепнина облупилась серыми пятнами. Я нырнул в арку. Вывеска «Меблированные комнаты „Уют“» над входом в полуподвал висела криво. Спустился по скользким, пахнущим сыростью ступеням в полуподвал. Постучал в низкую дверь. За засовом долго возились, и наконец Костя открыл. Он был в одной рубахе, бледный, взлохмаченный.

— Вы?.. — Он отступил в глубь комнаты, испуганно теребя дужку очков. — Проходите… только у меня… тесно.

Каморка была настоящим гробом. Единственное окно — узкая щель под самым потолком — упиралось в тротуар. Прямо сейчас мимо проплыли чьи-то грязные, стоптанные сапоги. Но среди этой нищеты на полу высились аккуратные стопки книг, а на подоконнике теснились колбы, ступка и весы.

Парень не сдал инвентарь в скупку, даже оказавшись в этой яме. Костя засуетился, пытаясь предложить пустого чая и стесняясь своего убожества, но я лишь молча сел на единственный стул.

— Рассказывай, Костя. Как ты дошел до жизни такой? — спросил я спокойно.

Студент примостился на краю кровати и непроизвольно потянулся рукой к пустому карману жилетки. Фантомная привычка проверять время, которого у него больше не было. Его прорвало. Он говорил об отце-машинисте — путейской элите, о чахотке и о Техноложке, которую пришлось бросить.

— Прижало меня неделю назад. — Голос его дрогнул. — За комнату платить нечем. Пошел на Сенную к маклаку Пыжову. У меня часы были… серебряные, «Павел Буре». Наградные, отцовские. Единственное, что от семьи осталось. Пыжов обещал ссуду семь рублей. Дал пять, вычел проценты за месяц вперед. Я через неделю пришел выкупать — у товарищей по курсу занял. А лавка закрыта. Сиделец его, Митрофан, в щелку скалится: «Барин болен, уехал». Вчера прихожу — а Пыжов говорит: «Срок вышел, голубчик. Твои часы проданы». И ржет мне в лицо.

Я достал абу — серебряную монету в двадцать копеек. Положил на стол.

— Это тебе на жито и молоко. И печь протопи, а то плесенью сам обрастешь.

Студент смотрел на серебро как на чудо.

— Я не могу… за что?

— Это аванс, Костя. За будущую консультацию. А часы твои я верну. Считай, это моим подарком будет.

Пора было переходить к делу.

— Ну, выкладывай, Константин Сергеич. Что умеешь руками и головой?

Костя встрепенулся. В глазах за стеклами очков вспыхнул фанатичный огонек. Он начал говорить — сначала сбивчиво, потом все увереннее. Химия. Аффинаж. Гальванопластика.

— Можешь медь серебром покрыть так, чтоб не слезло под ногтем? — перебил я.

— Легко. — Костя даже обиделся. — Нужен только гальванический элемент и соли серебра.

Он заговорил о сплавах, баббитах и пиротехнике. Признался, что знает составы «гремучего студня» и как сварить дымный порох. Я смотрел на него и видел не забитого студента, а настоящий сундук с инструментами. В моем времени такие знания гуглятся за пять минут, но тут парень был чистым золотом. Я купил «Феррари» по цене старого велосипеда.

— Слушай задачу, химик. Если мне надо, чтобы толпа на рынке ослепла и чихала минут пять, но никто не умер. Что взять?

— Перец. — Костя задумался всего на секунду. — Кайенский или черный. Но он тяжелый. Нужен носитель: печная сажа или табачная пыль. Если смешать один к одному и подбросить — будет висеть облаком. Дышать невозможно, глаза режет, а вреда никакого.

— Годится. — Я поднялся. — Готовься, скоро понадобишься.

Я вышел на улицу. 4-я Рождественская гудела цокотом копыт. В голове щелкали счеты. Выкупить часы у Пыжова — десять рублей. Отдать свои кровные жирному маклаку? Ну уж нет. Значит, надо не тратить, а зарабатывать.

Новый чердак встретил меня спокойствием. Кремень храпел на весь чердак, подложив под голову узел с вещами. Сивого и мелюзги видно не было.

Будить Кремня не стал — пусть восстанавливает силы, они нам скоро понадобятся.

Я отошел к дальней кирпичной трубе, где тени были гуще всего. Принял стойку. Ноги на ширине плеч, центр тяжести чуть смещен.

Джеб. Кросс. Нырок. Серия.

Получалось коряво, слабо и косо. Но я не сдавался. Медленно приучая тело правильно бить и стоять.

Когда начало получаться сносно, ускорился.

Воздух свистел от ударов. В этой эпохе дрались широко, маховыми ударами «от плеча», как пьяные ямщики на ярмарке. Я же вколачивал кулак в пустоту, резко доворачивая кисть в последний момент.

— Тьфу ты… — раздался хриплый голос. — Ты чего это, Пришлый?

Кремень сидел на рогоже, потирая заспанную рожу.

— Занимаюсь, — коротко бросил я, не сбавляя темпа.

— Чего-чего? — Кремень ухмыльнулся, оголив щербатые зубы. — Треплешься ты, паря, как баба подолом. Кто ж так дерется? Сила — она в плече, в размахе! А ты прыгаешь, как блоха на гребешке. Смешно глядеть.

Я закончил серию резким апперкотом и выдохнул, вытирая пот со лба

— Как там твой студентик? Не сбежал, завидев твою бандитскую харю? — Кремень зевнул, теряя интерес к моей «гимнастике».

— Не сбежал. Студент теперь наш. За абу и обещание вернуть часы он нам хоть черта в бутылке сварит.

Кремень нахмурился, его веселье как рукой сняло.

— Абу? Ты что, Пришлый, общак на этого дохляка тратишь? Да за столько мы бы три фунта жито взяли и пол-арбуза в придачу.

— Эти сорок копеек, Кремень, нам через неделю обернутся золотыми червонцами. Студент — это наш ключ к Сенной. Пыжов его кинул, а мы на этом кидке построим такой шухер, что вся Лиговка вздрогнет.

Я вытащил из кармана кастет и вновь принялся ставить удар. А также тренироваться, чтобы уметь быстро выхватывать его из кармана.

Кремень только буркнул что-то неодобрительное, заворачиваясь в рваный армяк, но я видел — зерно сомнения я в нем зародил.

Дверь на чердак скрипнула спустя час. Тишину нарушил осторожный топот множества ног. Сивый привел банду. Малышня, навьюченная скарбом, рассыпалась по новому убежищу, но тут же замерла, уставившись на меня.

Последним в проем бесшумно просочился Упырь. Парень лет четырнадцати, худой как щепка, с ввалившимися щеками и тяжелым, немигающим взглядом. Он всегда держался особняком, был нелюдим и молчалив. Даже сейчас он не кинулся к остальным, а просто встал у стены, сливаясь с тенями, и замер, внимательно наблюдая за моей тренировкой.

Я закончил серию резким апперкотом и выдохнул.

— Ты чего? — Шмыга вытаращил глаза. — Муху ловишь?

— Не, — хихикнул Кот, прячась за спину Сивого.

— Это он с домовым борется! Видал, как скачет? Слышь, Пришлый, ты б его за бороду хватал, чего ты по воздуху-то тычешь? Смешно же!

— Глядите, глядите! — Бекас запрыгал вокруг, изображая мои движения. — Прыг-скок, козлик на лугу! А если тебя настоящий купец приложит? У него ж кулак — с твою голову. Твои эти тычки его только рассердят!

— Я ж те говорил. Народ правду видит — баловство это, а не драка, — донеслось довольное от Кремня.