Кондитер Ивана Грозного - Павел Смолин
Жизнь в монастыре шла своим чередом: монахи молились, постились и вкалывали, не отставали от них и недостойные пострига мы. Первый прототип печки ожидаемо нас подвел, и пришлось строить второй, с учетом наделанных ошибок, часть которых установить чисто физически невозможно – дело-то новое. Проблема – там, где и ожидалось, в системе дымоотведения и «растягивании» того же дыма по разным уголкам печки ради равномерного ее нагрева и остывания. Будем дальше шишки набивать, тут уж ничего не поделаешь.
Первые дни мой новый «гештальт» втягивался в наш общий быт, лазил по монастырю в компании «начальника-экскурсовода», пару раз сбегал до дому, откуда возвращался в смешанных чувствах, а потом, поняв, что возможность «сбегать» у него никто не отбирал, не отбирает и не собирается, счел это не такой уж важной опцией.
Интересно в нем, в монастыре. Огромная, огороженная каменной стеной территория, бесчисленные укромные и не очень закоулочки, кипящая, пусть и в размеренном ритме, жизнь… Маленькому мальчику это намного интереснее тесной, закопченной горенки и тяжелого даже в таком возрасте, однообразного труда, конца и края которому нет.
Да, к маме и папе очень хочется, но хочется как бы в «фоновом режиме». Проснулся, сходил с нами на «моцион», покушал, побегал по монастырю с моими немногочисленными поручениями, просидел почти весь световой день в «школе», снова покушал, и вот уже и спать пора. Некогда скучать – вокруг новый, интересный мир, а там… А там никогда и ничего не меняется – это маленький Колька уже сейчас понимает.
Новую – совсем новую – жизнь всегда начинать страшно и больно, но стоит хоть немного втянуться, как прошлое неизбежно начинает меркнуть и терять свою притягательность, в лучшем случае подергиваясь розовой дыркой ностальгии, но какая нафиг ностальгия у первоклашки? Вот потом, когда немного подрастет, детские воспоминания возьмут свое, а пока у Николая нет времени на такие пустяки – вокруг целый новый и интересный мир, отличающийся от его прошлого как небо от земли.
Покуда строилась печка, я не бездельничал, большую часть времени экспериментируя с ферментацией всего подряд во всем мне доступном, не стесняясь проверять местных, которые уже что-то из этого пробовали, и у них не получилось. Основным достижением и я, и окружающие считаем «монастырский квасной хлеб». Добавив в качестве разрыхлителя во ржаную закваску хмельной квасной «рассад», я добился недостижимых ранее пышности и ароматности, сдобренных легкой кислинкой. А этот хлебушек еще и хранится дольше! Обоснование процесса для окружающих – «Грибки это маленькие, но деятельные, что пчелки. Во славу Божию трудятся, тесто подымают».
Второе важное ноу-хау – это открытие местным глаз на самый настоящий кулинарный закон: ферментация при должной сноровке и соблюдении технологий применима вообще к любым овощам. Солить грибы с огурцами да квасить капусту русичи научились еще столетия назад, а вот фантазию в этом направлении как минимум в нашем монастыре применять стеснялись. Благодаря моим знаниям и серии опытов, мы с помощниками выявили и записали несколько особо удачных рецептов.
Первый – «Салат монастырский суровый». Белокочанная капустка с репой, морковью, луком, хреном, кореньями пастернака, семенами горчицы и укропа, подвергнувшись «квашенью», получилась как надо: остренькая, пикантная, немножко кислая, а главное – офигенно полезная в силу компонентов. С кашей идет так, что у жителей монастыря за ушами трещит! Много бочонков на зиму с этой прелестью заготовили, а часть по воле батюшки игумена отправили в Москву, чтобы начальство тоже полакомилось. Обоснование – «Сила соления умножается, когда овощи в единстве томятся. Горечь корений способствует крепости духа».
Не обошлись без моего внимания и огурчики – поэкспериментировав с пропорциями, я смог получить разбавленный мед («сыто») пригодной для медовой лактоферментации консистенции и качеств. Вкус огурчиков, когда мы достали их из бочонка, произвел в монастыре фурор – сложный, глубокий вкус наложился на пропитавшие огурчики пузырьки углекислого газа, отчего они получились почти «газированными» со всеми вытекающими. Тоже передали немножко в «Центр» вместе с рецептом и указаниями, что блюдо сие привез на Русь грек Гелий. Обоснование техпроцесса – «Благодать пчелиная не только сладость дает, но и насыщает овощи живою силою».
Ну и огромная часть усилий была направлена на улучшение отрады всякого свято блюдущего Посты человека – скоромные дни. Молоко – благо для человечества великое, но есть у него неприятная особенность очень быстро киснуть. Способы направить этот процесс в благое русло у русичей есть, но я решил пойти дальше.
Первое – берем самый обыкновенный творог, выдерживаем в крепком рассоле, запуская этим дополнительную ферментацию, и на выходе получаем солененькую, пикантную творожную массу (этакую «прото-брынзу», в моем, греческом, случае – «прото-фету»), которая хранится очень долго и пригодна для добавления куда хошь. «Соль вытягивает лишнюю влагу и дух тления, оставляя лишь крепкую молочную суть».
Второе – «прото-йогурт», очень похожий на опять-таки «греческий» из моих времен. Молоко для этого заквашиваем не как обычно, при температуре окружающей среды, а сначала слегка подогретое в печке, а потом укутанное в войлок и помещенное к той же самой печи, «доходить» в тепле при помощи термофильных бактерий. Удалось с первого раза, и теперь таким «йогуртом» будут заправлять постные блюда. «Томление в тепле, как душу в молитве, делает снедь сию особенно нежной и для чрева целебной».
В свободное от дел кулинарных время я при помощи нанятого переписчика записывал сборник «Русские народные сказки в пересказе грека Гелия». От такого названия все выпали в такой мощный осадок, что никто даже не решился спросить очевидного – «а откуда грек знает «русские народные» сказки настолько лучше нас, что мы их вообще впервые слышим?». Привычка – все время Гелий чего-то «мутит», на все странности вопросов с ответами не напасешься, ну его, лучше своими делами заняться.
Шла работа и над «мемуарами» Иннокентия. Ох тяжко шла – даже сбросивший тяжелый груз греха юродивый не то чтобы целиком здравомыслящим человеком в одночасье сделался. Мысли плавают и путаются, ноги норовят пойти привычно прогуляться часиков этак пять, а усидчивостью даже отдаленно не пахнет. Мается с ним переписчик батюшка Евлогий, из последних христианских сил смирение
