Красавчик. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

На стол из сумки Порошина переместился ещё один свёрток.

— Футболки не найковские, конечно, — сообщил Сергей Петрович. — Но тебе подойдут: у тебя тот же размер, что и моего бати.

— Спасибо.

Рядом с двумя бумажными свёртками Порошин вытряхнул на столешницу содержимое полиэтиленового пакета.

— Вот тебе пара спортивных штанов, — сказал он, — и пара летних шорт. Всё это я вчера в «Спортмастере» на Кутузовском проспекте купил. Это найковские шмотки, фирменные, недешёвые. Я спорол с них этикетки и опознавательные знаки. Как посоветовал мой батя. Оставил только логотипы. Ты будешь на море самым модным парнем, Серёга, почти иностранцем. Джинсы я тебе не купил: укорачивать их, у нас нет времени. Вот тебе кепка с найковской «глистой». Чтобы ты не напёк под южным солнцем голову.

Порошин ухмыльнулся, спросил:

— Я так понимаю, что другой обуви, кроме кроссовок у тебя нет?

Я покачал головой.

— Нет. Все вещи дома остались.

— Я так и понял, — сказал Сергей Петрович. — Поэтому вот тебе до кучи ещё и пластмассовые шлёпки. Я себе их весной в Лужниках купил. По случаю. Для дачи. Но так пока ни разу и не надел. Вот только не надо, Серёга! Не криви губы. Это сейчас такие тапки тебе кажутся китайской дешёвкой. Но чтоб ты знал: такие шлёпки в Союзе тогда не делали. Это будет моднейшая вещь, вот увидишь. Не какие-то там советские сланцы. В пансионате эти шлёпки тебе точно пригодятся. Особенно на пляже. Точно тебе говорю.

Порошин поставил синие шлёпки поверх аккуратно сложенных спортивных штанов.

Я почувствовал, что от них запахло дешёвой резиной, хотя на тапках и красовался логотип «Адидас».

— Ещё я тебе, Серёга, прикупил плавки для купания, — сообщил Сергей Петрович. — Тоже в «Спортмастере». Адидасовские. Наденешь их, и будешь на пляже в «Авроре» в центре внимания. Таких модных труселей там точно ни у кого не будет, гарантирую. Если спросят, откуда у тебя такая роскошь — говори, что купил всё это у моряков во Владивостоке. Главное, чтобы их у тебя не спёрли. Как и всё остальное. Поэтому присматривай за своими вещичками. Лишние шмотки с собой не таскай, запирай их в номере.

Порошин поднял с пола рюкзак, взвесил его в руке.

— Денег у тебя с собой будет много, — сказал он, — хватит, чтобы безбедно дожить до самой перестройки. Что с ними делать и где их хранить — разберёшься сам. Отдаю тебе всю советскую наличность, которую купил мой батя. Мне она ни к чему, а тебе пригодится. Ещё я собрал тебе небольшой паёк на первое время. Положил килограмм растворимого кофе «Нескафе Голд» — пересыпал его в пластмассовую банку без опознавательных знаков. Готовил его для себя… на случай, если всё же отправлюсь в прошлое.

Сергей Петрович улыбнулся.

— Понимаю, что это прозвучит не по-товарищески, — сказал он. — Но я рад, Серёга, что ты встрял с этой генеральской женой. Врать не буду. Не обижайся. Ты пойми: мне в прошлое возвращаться никак нельзя. Понимаешь? Как я оставлю здесь девчонок? Не тащить же их с собой. Поэтому я просто счастлив, Серёга, что спихнул эту поездку тебе. Ты справишься не хуже меня, я в этом не сомневаюсь. Глядишь… в будущем и ты мне деньжат подбросишь. Когда приедешь к нам в Москву в статусе долларового миллиардера.

Дачный посёлок мы покинули ещё засветло. Погрузили в машину Сергея Петровича набитый вещами (в том числе и пачками советских денег) рюкзак — я в него заглянул лишь мельком, положил в него и свой пакет.

В пути мой бывший коллега по работе то и дело сыпал воспоминаниями из детства. Он рассказывал мне о своих родителях и о непростых отношениях, что сложились между его матерью и отцом после их развода. Упоминал Порошин и о своей поездке с семьёй на море, что началась ровно тридцать лет назад: тринадцатого июля тысяча девятьсот семидесятого года.

Я слушал рассказы Сергея Петровича. Изредка задавал ему вопросы. Невольно задерживал дыхание всякий раз, когда мы проезжали мимо постов ГИБДД и припаркованных у обочин милицейских машин.

К железнодорожной станции «Пороги» мы подъехали в три часа ночи. Оставили машину около вокзала.

Газету я увидел сразу, как только вышел на перрон. Она лежала в двух шагах от ярко светившего фонаря, будто бы стыдливо прикрывала трещину на асфальте. Я подошёл к ней, взял её в руки, взглянул на дату: «четверг, 13 июля 2000 г».

Порошин заглянул мне через плечо и сказал:

— Та самая. Батя именно её тогда здесь нашёл. В семидесятом году.

Мне показалось, что Сергей Петрович повеселел.

Сердце у меня в груди тревожно дрогнуло. Я посмотрел на невзрачный фасад вокзала. Под надписью «Пороги» увидел едва заметно вздрагивавший от порывов ветра российский триколор.

— Видишь, Серёга? — сказал Порошин. — Вот газета, вон флаг висит. Всё в точности, как и рассказывал мой отец.

Сергей Петрович улыбнулся.

— Знаешь, Серёга, я тебе даже немного завидую, — признался он. — Завтра приедешь на море. В пансионат. Там хорошо — это я помню.

Порошин вздохнул и вдруг дёрнул плечами.

— Идём в машину, Серёга, — сказа он. — Посидим в салоне. На улице сейчас свежо. А я даже пиджак не накинул. Или это меня на нервной почве знобит? Разнервничался я. Что не удивительно.

Сергей Петрович посмотрел на меня и сообщил:

— До прибытия поезда почти час. Не переживай: мы его из машины увидим, не пропустим. Скоро ты сам во всём убедишься. А я увижу своего молодого батю. Хоть издали на него посмотрю. Интересно же.

Глава 4

Поезд громыхнул, остановился. На пару секунд около вокзала снова воцарилась тишина. «Москва-Симферополь», — прочёл я надпись на вагоне. Проводницы открыли двери, спустились на землю. Из вагонов показались взъерошенные пассажиры.

Мы с Порошиным выбрались из салона машины. Я набросил на плечо лямки рюкзака. Издали посмотрел на спустившихся по ступеням людей — обычные пассажиры в мятых штанах и майках. Чиркнули спички, засветились кончики прикуренных сигарет.

Желавших подышать свежим ночным воздухом (и подымить сигаретами) оказалось немного. Около пятого вагона я увидел только троих мужчин. Я заметил, что мужчины затянулись дымом и посмотрели на здание вокзала. Фонарь осветил их лица.

Сергей Петрович толкнул меня в плечо, сказал:

— Вот он. Тот, который в серых брюках. Мой батя.

Порошин остановился. Секунд десять он молчал и смотрел на пассажиров.

Я замер рядом с ним.

— Всё, Серёга, — сказал Порошин. — Дальше я не пойду.

Мне почудилось, что его голос дрогнул.

— Удачи тебе… Сергей Юрьевич Красавчик.

Порошин улыбнулся и крепко пожал мне руку.

— Помни, Серёга, что ты мне пообещал, — произнёс он.

— Помню, Сергей Петрович, — ответил я. — Спасибо тебе.

Курившие около пятого вагона пассажиры громко рассмеялись. Я почувствовал, как сердце у меня в груди пропустило удар. Кивнул Порошину и неторопливо побрёл к поезду.

Поравнялся с весело общавшимися около вагона мужчинами, остановился и спросил:

— Здравствуйте, товарищи. Подскажите: какая сейчас дата?

Пассажиры поезда повернули в мою сторону лица, оглядели меня с ног до головы.

Я отметил: пассажир, которого Сергей Петрович назвал своим отцом (Петром Порошиным), действительно походил на того человека с чёрно-белой фотографии, которую я видел вчера вечером.

— Так… тринадцатое июля, — ответил один из пассажиров (черноволосый).

— Четырнадцатое, — поправил его Пётр Порошин. — Уже четвёртый час ночи.

— Точно. Уже четырнадцатое. Не сообразил.

Ответивший на мой вопрос черноволосый мужчина пожал плечами.

— А какой сейчас год? — спросил я.

Мужчины улыбнулись, будто услышали шутку.

— Семидесятый, — снова ответил черноволосый.

— Гляжу, ты вчера неплохо погулял, друг, — сказал Пётр Порошин.

Стоявшие рядом с нами пассажиры рассмеялись.

— Спасибо, — сказал я.

Поправил на плечах лямки рюкзака, шагнул к вагону.