Чужие степи – Оффлайн - Клим Ветров
Глава 20
Маленькие, будто игрушечные, домики родного поселка. Крошечные, едва различимые фигурки людей, замершие и смотрящие вверх. Автомобили, похожие на брошенные детские машинки. Я прильнул к запыленному стеклу и никак не мог поверить, что мы это сделали. Что я действительно лечу. За последние дни, тысячу раз представляя, как наш неуклюжий кукурузник, наш «летающий сарай», оторвется от земли, я думал об этом моменте как-то отстранено. Словно о чем-то далеком, несбыточном, почти мифическом. Наверное, поэтому сейчас, когда это случилось, мне казалось, что я сплю. Ощущение было настолько нереальным, что я боялся пошевелиться — вдруг сон прервется, и я очнусь на твердой, пыльной земле возле ангара.
Но время текло. Я не просыпался. Гул мотора, вибрация сиденья, запах горячего масла и бензина, смешанный с прохладным воздухом, врывающимся через приоткрытое боковое окно — всё было слишком осязаемым. Самолет плавно, почти лениво, набирал высоту. Минута, может, чуть больше — и знакомый лес у реки превратился в темно-зеленое бархатное одеяло, изрезанное серебристыми нитями проток. Поселок остался позади, уменьшившись до размера детской железной дороги.
Высота была приличной. Точную цифру на приборах я не разобрал, хотя до облаков — а их было немного, растянуто-рваных, как клочья ваты, — мы явно не дотягивали. Земля под нами раскинулась огромной, выгорающей к середине лета шахматной доской: бурые и желтые квадраты степи, белесые пятна солончаков, темно-зеленые островки кустарников вдоль пересыхающих балок. Речка, наша кормилица, вилась тонкой извилистой змейкой, отражая солнце.
— Не спать, штурман! — Резкий, чуть надтреснутый от напряжения голос дяди Саши ворвался в мои созерцательные мысли, заставив вздрогнуть. Он повернулся ко мне, и в его глазах, несмотря на усталость, горел знакомый задор. — Работать надо! Вон твоя аппаратура! Доставай, снимай! Пока всё спокойно — фиксируй!
«Аппаратура» — конечно, громко сказано. Обычная цифровая камера, правда, удачная модель — с приличным зумом, возможностью записи видео и приличным размером памяти. Не бог весть что, но всяко лучше чем телефон.
Вот только снимать пока было решительно нечего. Мы отлетели всего ничего. Под нами проплывала знакомая, почти родная местность: бескрайняя, выгоревшая на солнце степь, белеющие, как пролитое молоко, солончаки, и та же зеленая лента речушки, вьющаяся параллельным курсом. Никаких следов цивилизации, кроме наших собственных следов на земле да редких тропинок, пробитых животными.
Сделав несколько формальных снимков — чисто для проформы, запечатлев панораму степи и изгиб реки — я защелкнул камеру в самодельное крепление из ремешков и проволоки, привинченное к приборной панели. Убедился, что красная лампочка записи мигает исправно (были прецеденты, когда она гасла в самый неподходящий момент), и с глубочайшим наслаждением откинулся в жестком, но ставшем вдруг невероятно удобном кресле.
Ну а что еще делать? Самолет уверенно летит, камера снимает, фиксируя однообразный пейзаж… Лежи себе, отдыхай. Нет, конечно, понимание долга шевелилось где-то на задворках сознания: надо бы за землей наблюдать, вдруг что-то выскочит интересное — дымок, необычное движение, следы лагеря… Но тело требовало отдыха. Хоть пять минут. Прошедшие бессонные ночи, нервотрепка с саботажем, адская возня по перепроверке всего и вся — всё это навалилось тяжелой усталостью. На борту были еще люди, вот пусть они и смотрят в свои окна.
Но… увы и ах. Нет слова «не хочу», есть слово «надо». С трудом оторвав голову от подголовника, я потянулся к старенькому, потертому алюминиевому термосу. Внутри — литр крепкого травяного чая. Но не простого. С «добавочкой» — добрых двадцать грамм спиртовой настойки шиповника, «для бодрости». Горьковато-кислый, обжигающий глоток разлился теплом. Вкусно. И бодрит неплохо — травы плюс градус работают почище утреннего кофе. Шиповник… Целая кладовая здоровья. Витамина С в нем, говорят, чуть ли не в сто раз больше, чем в лимонах. Вот так-то. Раньше я никогда не задумывался о таких вещах. А сейчас пришлось. Благо, информации по травам — хоть отбавляй: от школьных учебников по биологии до здоровенных, пахнущих пылью и тайной справочников фитотерапевтов. Теоретически, можно выйти в степь, особенно весной, когда все цветет, сорвать первую попавшуюся травинку — и найти ее в книге. Если не от конкретной хвори, то как общеукрепляющее или просто ароматическую добавку. Вспомнилось, еще до всего этого бардака, читал где-то, что питерские парфюмеры создали аромат «Оренбургские степи». Тюльпаны, пыль, зной и полынь… Тюльпаны — понятно, пахнут нежно. Полынь — ее горьковатый, терпкий запах знаком каждому, кто бывал в степи, ее даже жевали иногда (говорят, глистов гоняет). Запах пыли после дождя — «петрикор» — тоже можно уловить. Но… зной? Чем он пахнет? Разве что раскаленным железом да выжженной травой? Или все-таки потом и пылью? Помню, даже искал в сети этот аромат — супруге хотел привезти сувенир, но ничего, кроме самого факта его существования, не нашел. Эх, были времена… Теперь аромат степи был вокруг меня — настоящий, без флакончиков, смешанный с выхлопными газами и машинным маслом.
— Может, спустимся пониже? — Дядя Саша повернул голову, его голос перекрывал гул винта. — Как там, на камере? Видимость нормальная?
— Пойдет… вроде… — Я наклонился к крошечному экранчику камеры, пытаясь разглядеть детали. Изображение было мелким, но четким. — Всё видно. Разрешение максимальное, потом на большом экране разберем. Высоты хватает.
— Ну, смотри… Ты штурман, тебе виднее… — Он чуть покачал штурвалом, и самолет легко, как лодка на волне, качнулся. Я машинально вцепился в поручень. — Возвращаться как будем? Прямо или… — он сделал паузу, — … может, по хребту пройдемся? Вдоль Урала?
Изначальный план был прост и безопасен: лететь над открытой степью, над ее ровной частью. Чтобы в случае чего — забарахлит мотор, закапризничает что-то — можно было сесть практически где угодно. Но логика дяди Саши была железной: если где и искать признаки жизни, следы людей — так это у воды. У больших озер, у рек, в лесу. Чистое поле сулило мало интересного.
— Можно и пройтись, — согласился я, чувствуя, как в груди защемило от смеси азарта и тревоги. — Только ты уверен, что с машиной всё… ну, ты понял? Там же рельеф другой, садиться будет некуда, если что.
Дядя Саша помолчал, прислушиваясь к работе двигателя. Потом еще раз, почти игриво, качнул штурвалом, заставив меня снова ухватиться за поручень.
— Полной уверенности, браток, в нашем деле не бывает, — сказал он наконец, глядя вперед. — Но… эту ласточку я хоть
