Ревизор: возвращение в СССР 42 - Серж Винтеркей

А Владимир Лазоревич потом точно вызовет ее к себе и будет ругать. Он таких вещей не понимает и не одобряет. Сам всегда спокоен и вежлив, и никакого чванства не приемлет. И ведь даже не признаешься в том, почему она так на Ивлева взъелась, этого он вообще не поймет. Решит, что она на старости лет и вовсе свихнулась. Тут уже выговором не ограничишься. Это очень спокойный и холодный человек, он на эмоциях никогда ничего не делает… И ждет того же и от нее, как его помощницы.

Вот и что же ей делать теперь? Как выкрутиться?

***

Москва, квартира Ивлевых

Вернувшись домой, занялся статьей по Ирландии. Завтра постараюсь улучить время и Ганиной ее закинуть.

Приехала Галия. Несколько уставшая, так что я сразу развеселил ее, рассказав про умозаключения Родьки о моей лекции в Московском зоопарке. Как-то так смог все хорошо описать, что жена аж слезы вытирала от восторга. И вся усталость после этого тут же и исчезла. Люблю я детей за их непосредственность! Никогда с ними не скучно.

К десяти утра поехал к Межуеву на прием.

Вошел в приемную, полностью готовый к тому, что придется долго ждать. Злая на то, что я поставил ее на место, помощница Владимира Лазоревича вполне может пожелать отыграться на мне, придумав шефу какие-нибудь срочные дела, которые заставят его отложить мой визит. Не очень хорошо, с учетом того, что в 11.30 меня уже в КГБ ждут на лекцию… Или вообще, постарается провести впереди меня к шефу кого-то другого, якобы по более срочному делу. Ее полномочий в любом случае хватит, чтобы попытаться отыграться на мою реакцию.

Правда, особенно я по этому поводу не переживал. Если не успею к Межуеву хотя бы к 10.40, просто уйду, а потом позвоню ему и объясню, что прибыл я вовремя, но вынужден был уйти из-за того, что у меня срывалась следующая встреча. И в любом случае расскажу ему, что у меня теперь очень плохие отношения с его помощницей, и почему. Ее я об этом предупредил, так что не стукачество, а просто реакция на ее неподобающее поведение. Неожиданная для нее, в силу моего возраста, конечно, но я и не обязан вести себя как восемнадцатилетний пацан, кланяясь каждой помощнице или секретарше кремлевского босса.

Неожиданно для меня в приемной никого не было, кроме Таисии Григорьевны. Значит, никого не нагнала, чтобы задержать время моего визита. Поздоровался с ней спокойно и сел на диванчик для посетителей. А она, сделав попытку улыбнуться мне, вздохнула и сказала:

– Павел Тарасович, прошу меня простить за тот телефонный разговор. Я вела себя неправильно. Позвольте объяснить причину. Вы мне уж больно напоминаете моего сына. Он похож на вас и у нас с ним сложные отношения, уж слишком он самостоятелен. И голоса у вас похожи. Вот я и путаюсь совершенно неосознанно, когда с вами общаюсь, реагирую на вас, как на него. Как мать на непослушного сына…

Очень странно все это звучало, если честно. Весь мой опыт говорил, что мне сейчас нагло врут. Да я даже не был уверен, что у нее сын-то вообще есть!

К счастью, мне с ней не детей крестить, как говорится. Редкие встречи с ее начальником означали, что нам просто надо поддерживать видимость деловых отношений. И формально извинения ею мне принесены, как подобает. Так что не буду тут работать психотерапевтом, пытаясь выяснить, в чем и зачем мне сейчас врут, а просто делаю вид, что меня все устраивает.

– Извинения приняты, Таисия Григорьевна. Все в порядке. С детьми часто бывает непросто наладить отношения.

Я не сказал, что теперь не буду жаловаться на нее ее шефу, но это само собой подразумевалось по этикету. Будь я настроен иначе, я бы извинений не принял. И я вел себя все это время образцово, в отличие от нее, так что она понимала, что эти тонкости мне известны, и теперь ей ничего не угрожает.

– Вы удачно пришли за десять минут до нужного времени. – явно успокоившись, сказала помощница Межуева. – Владимир Лазоревич сейчас свободен, проходите к нему.

Вот даже как… Режим наибольших преференций для меня включила, помимо извинений. Ну что же, в следующий раз можно тогда снова принести ей шоколадку и вернуться к нормальным профессиональным отношениям.

Меня порадовало то, что Владимир Лазоревич, когда я к нему вошел, выглядел намного лучше, чем в прошлый мой визит, когда его вид конкретно меня так напугал. Похоже, хорошо отдохнул, восстановился, и сразу словно пяток лет скинул.

– Чудесно выглядите, Владимир Лазоревич! – обрадованно сказал я вместо приветствия, – не подскажите, где вы так хорошо отдыхали, что налицо такой эффект?

Нет, это не был грубый подхалимаж, как могло бы показаться кому-то менее чуткому. Межуев человек опытный, разбирается в людях, он понял, что я реально обрадовался тому, что он хорошо выглядит, а не пытаюсь к нему подольститься. А сказал я это, потому что верю в то, что слова очень сильно влияют на здоровье человека. Если кому-то говорить все время, что он выглядит так, что краше в гроб кладут, то человек, поверив в это, может себя и до инфаркта довести. Так что никогда не стесняюсь, увидев, что значимый для меня человек уделил внимание своему здоровью, и это пошло ему на пользу, немедленно поддержать его морально, сказав о том, как он чудесно выглядит. Мало ли, человек курить бросил, вот сразу и цвет кожи посветлел. Но это же наркотик, и он изо всех сил с собой борется, противясь желанию закурить. А тут услышит о том, насколько лучше стал выглядеть, и это даст ему силы и дальше сражаться с желанием схватить очередную сигаретку и затянуться…

– Пицунда, Павел, Пицунда! Чудесный воздух, и с погодой повезло в августе. Никакой жары до обморока, приятный ветерок, можжевельники… И жене на пользу очень пошло. Так что имей в виду на следующее лето.

– Спасибо, запомню.

– Ну как твои дела? О том, что хорошо выглядишь, я уже