Восход Сириуса, часть 2 - Битва за хрустальный гроб - Людмила Владимировна Белаш
– По царю и гробница! Вечному – вечное! – За нарочито громкими словами Имхотепа явно крылось, что смету он ещё не прорабатывал. Или опасался увидеть в итоге подсчётов громадные числа, непосильные казне Великого Дома.
– Позволь мне высказать соображение…
– Его и жду. Иначе бы зачем мне привозить сей план?
– Чтобы поразить будущее поколения, ты расположил гробницу вширь, – сложив ладони, что означало сосредоточенное раздумье, Меру заговорил спокойнее, уже без тени иронии. – А следует – ввысь.
– Царей не хоронят в подножии стелы или обелиска, – со сдерживаемым гневом возразил Имхотеп.
Вместо ответа Меру взял уголь и стал рисовать на чистом листе.
– Расположи платформы стопкой, одну на другую, и каждая верхняя меньше, чем нижняя. Сделай их, как гончарные круги. Срезав углы, ты затратишь меньше камня, а поднимать блоки – по насыпям. Именно высотою гробницы добьёшься величия!
– Нет, нет. – Имхотеп нетерпеливо вырвал у него уголь, досадуя, что мысль пришла в голову сыну береговых пиратов, а не ему самому. – Круглое выглядит, словно жильё полевой деревенщины! варварски! Только квадрат.
Затем рука его замерла.
– Твой план негоден, Меру. Столько камня, целая гора камней на малом месте – грунт не выдержит! Гробница треснет и накренится – выйдет не величие, а стыд на всю вечность.
В душе Меру пришлось согласиться с Имхотепом. Море поднимается; следом растёт уровень грунтовых вод, почва становиться непрочной для больших строений.
– Поэтому разумнее – обычная платформа. Вес распределится помалу…
– Старики рассказывали – на прародине, в Атланде, – медленно заговорил Меру, прищурив глаза-топазы, – стояла высокая статуя, с виду как бы золотая. Её блеск указывал путь морякам, а ночью в полой голове статуи жгли огонь, чтобы глаза горели. Думаю, то изваяние было тяжёлым…
– И что же?
– Статуя стояла на скале. Поставь гробницу не в долине Хапи, а поодаль, где твёрже грунт. Тогда опасаться не придётся.
– На краю Ливийской пустыни, – быстро молвил Имхотеп, подхватывая мысль. – На Западе, в стране смерти!
– Мне нечего добавить, – поклонился Меру, дав понять, что разговор исчерпан.
– Брат, твоё участие неоценимо. – Имхотеп дружески обнял его. – Зеркалами я лишь отчасти отплачу тебе за столь ценные находки!.. Но скажи – стопка гончарных кругов, ведь она не вдруг тебе явилась? Возвышенье из круглых ступеней – не египетская мысль…
– Иногда на ум приходят вещи, которых вовсе нет, – пожал плечами Меру. – У нас на берегу эти внезапные видения зовут «голосом крови». Мы вспоминаем то, что было с кем-то, где-то, давно… Когда номарх Западного рукава ввёл меня в храм Пер-Усира, и началось моё учение, я с изумлением узнал, что египтяне так же верят в возвращение души, как верили в Атланде, как вещают старики…
– Это истина богов. Для этого мы, племена Гора, делаем мумии и храним их в вечных жилищах, чтобы Ка питались, а Ба 4 возвращались в тела. Видимо, в тебе – Ба некоего предка.
– Вот только возродился он в иной земле, – печально усмехнулся Меру. – Когда-то я хотел пересечь море с востока на запад, пройти Каменные ворота… и увидеть на небосклоне зелёные горы Атланда. Но мне сказали: «Там ничего нет». Некуда возвращаться. Говорят, мои предки были последними, кто покинул тонущий остров…
– Не стремись пересечь воды Западного океана. Те, кто отправлялись туда, не вернулись обратно. Запад – смерть; такова правда, брат Меру! А зелёный цвет…
–Зелёный Осирис воскрес, собранный из четырнадцати частей, – негромко напомнил Меру, – и жив на Западе.
– Мы погружаемся в богословский спор, – спохватился Имхотеп. – Не лучше ль вернуться к видениям «голоса крови»? Близится вечер, там и ночь недалеко – самое время для бесед о призраках и духах, – но преславная Нейт охранит от кошмаров. Ливийцы западной Дельты свято чтут её – наверное, и выходцы с Атланда тоже?
– Нейт… – Меру отвёл глаза, пряча мимолётную улыбку. – От «голоса крови» она не спасёт. Он – хмельной сок наших жил. Впрочем, старики говорят: все впечатления и ощущения лишь кажутся реальными, на деле же они – череда снов!
– Не знаю, как ваш остров – надо в летописях посмотреть, – а вот Обе Земли ощутимо подтапливает, – сказал Имхотеп, убирая в ларец папирусы. – До разлива Хапи три месяца, а болота – сплошная жижа, живая грязь… Памятные записи свидетельствуют: так и должно быть, а всё равно неспокойно. Опять-таки, вихри Шу 5 случаются, даже людей уносят в воздух… давно такого не случалось.
– Вот как? – подивился Меру.
– Да; к востоку от Пер-Бастета пропал целый отряд пустынной стражи. Вихрь – и ничего, только лужи да разбросанные копья и щиты.
– Я о подобном не слыхивал. Штормовой нагон – бывает, стадо с берега слизнёт, людей смоет и хижины, но чтобы человека вихрем унесло…
– Сыны Шу неодолимы. Это колдовство богов, знамение дня Вечности. Воды неба и земли сближаются, почва сыреет, колодцы полнятся, и море наступает, как предсказано. Совершим празднество – и вихри возвратятся к Шу.
* * *
– …и молятся на полную Луну. – Нейт-ти-ти, рассказывая Шеш про свинопасов и пиратов, живущих близ устья Западного рукава, увлеклась и незаметно для себя перестала шельмовать Меру, а взамен начала пересказывать байки об этих подозрительных соседях, бытовавшие в Сау. Как-никак, от поселений свинарей до Сау всего три дня пути.
– Это по-людски, – заметила Шеш.
– А свиньи? – вмиг возразила Нейт-ти-ти. – Кто выдаст дочь за свинаря? С ними никто не роднится.
– Всему свой день. – Шеш подмигнула. – В дни Осириса свининки навернём – можно!
– Одно в них хорошо – Луну