Восход Сириуса, часть 2 - Битва за хрустальный гроб - Людмила Владимировна Белаш
– Должно быть, интересней, чем Ти-Ви. А иньянские масс-медиа – скучища… Смотрю, чтобы уснуть. Записала бы ты байки немца – всё-таки занятно.
– У нас режим приватности. – Рома нерешительно замялась. – Ма следит, свои могут заложить. За это по головке не погладят. Разжалуют…
– Приват – это святое. Но видео снимать не надо, только звук. Для меня одного, хорошо? – Гер крепко обнял её, близко заглянул в глаза.
Рома, как во сне, потянулась к его рту губами и начала растворяться в наслаждении. С Гером можно позабыть про всё на свете, до того он сладкий. Она хотела провалиться в него и лететь, петь, осязая всем телом ласкающий нежный туман.
От-Иньян огибал планету в тревожном красном свете Глиз. Фантастическое солнце изливало свою мощь щедрым потоком. На фоне алого шара звезды даже необъятная станция с её лучами казалась крохотной колючкой, затерявшейся в пространстве.
– Только не выкладывай в Живую Сеть.
– Клянусь.
– Анх и Агнец, ага?
– И наши имена переплетённые.
– Сделаю, для одного тебя.
Она не спешила покидать его объятия. Порою ей казалось, что так можно стоять вечно. У овец близких людей не бывает, одно стадное чувство, а если находится один, особенный, тогда понимаешь, для чего ты родилась.
Гер расцеловал её закрытые глаза и лишь после этого разжал руки. Она улыбалась и изысканно облизывала губы самым кончиком языка.
– Твои записки – если бы ты их вела, – могут стоить сумасшедших денег на Земле.
– Правда? Да кто я такая!.. Просто одна из дома отдыха.
– По патенту ты младший психолог, с этим берут в журналисты. А Кошкин Дом – редкое место, где сходятся самые разные люди. Это называется этнография, изучение народов.
– За это платят? за болтовню с гостями? – Рома прыснула.
– Да, если донесёшь до студии или редакции. Взять хотя бы русских – кто их знает? предприниматели, туристы, дипломаты. А у тебя психологический контакт.
– Писать про это? – Она сделала лицо обиженного ребёнка. Гер потормошил её со смехом, пощекотал над горлом:
– Нет – какие они люди.
– Парни с причудами! Молчаливые. Мало улыбаются. Не догадаешься, что у них на уме. Отвечают не то, о чём их спрашивают. Говорят громко, как с глухими. Вдруг встанут и куда-то кинутся. Вроде простые, а всегда выдумают чего-нибудь из ряда вон. Скажем, Рудаков из хозчасти…
– Хозчасть – контора без выдумок.
– Не скажи! Рудаков хитрый, как китаец. Когда разведка служак проверяла, он своих пропустил первыми и тут же половину сдал в аренду Западу. Тут-то всё оголилось, руками работали. Даже я пол мыла. – Рома стыдливо умолчала об аресте.
– Завхоз – ловкач. Оборотистый парень.
– По-моему, русские жуки ещё бегают на Голубом луче. Их вчера видел Чарли, комэск Янки.
– Он-то чего ради туда влез?
– Разобрало Белоснежек смотреть!
– И увидел?
– Говорит, прошёл до второго уровня оцепления. Там его завернули со скандалом.
Помолчав, Рома глухо прибавила:
– Я бы туда отказалась идти.
Ей как-то свободнее дышалось от того, что Голубой луч не виден с галереи. Безразмерная голубая труба в отростках антенн и надстроек… Цвет льда. Цвет бездонного и равнодушного неба. Там, внутри, происходило нечто жуткое и тайное. Врачи пробуждали пассажирок «Глории» от бесконечного сна и… дальше Рома боялась думать.
Она очарованно взглянула в сторону русского госпиталя. Почему-то вид весёленького Жёлтого луча вселял надежду, хотя там тоже выводили спящих из оцепенения, казавшегося вечным.
– Они… Белоснежки видели сны, как ты считаешь?
– Конечно. Они живы, даже если выглядят мёртвыми.
– Может, лучше спать, чем вот так просыпаться. Среди чужих, в другом времени… Странно это – всё, что тут делается.
– Странно – что?
– Я не вижу Белоснежек, но понимаю, чувствую. Как будто мы двойняшки от одной матки. Мне жалко их… и почему-то я завидую. Мы идём друг другу навстречу, но не встретимся. Разойдёмся в темноте. А так бы хотелось поговорить, спросить…
– Вряд ли их сны были добрыми. – Гер с сомнением поводил головой. – Скорее, как колесо – одно и то же повторялось, гасло и бледнело. Для работы мозгу нужен сахар, а его становилось всё меньше.
– Они видели что-то важное. Они идут из сна сюда, – почти шёпотом, мечтательно и отстранённо говорила Рома, – а я – после твоей пилюли, – ухожу отсюда в сон. Когда засыпаю, я жду, чем ночь порадует. Иногда она пугает, даже очень, но всё равно я нахожу что-то хорошее. Просыпаюсь – словно оживаю. Или это плохо – иметь две жизни, здесь и там? Наверно, хорошо. Если умру во сне, воскресну наяву. В позапрошлую ночь я горела. Даже кричала, проснувшись. Весь день была расстроена, всего пугалась… Зачем нужны такие сны? Я бы их убила.
– Бог создал сны, чтобы показать путь спящему, глаза которого во тьме. Но сны – всего лишь тени, милая. – Гер прижал к себе затихшую Рому и провёл ладонями по её талии. – Если тебе страшно, беги на другую сторону, и ничего не бойся.
Они пошли к выходу из галереи. Утешенная девушка прильнула к другу, тихо и благодарно урча.
Гер оглянулся на Красный луч – там, на самом торце, где стоял большой генератор тоннеля, двигались десятки огоньков, вспыхивали искры. Монтажные буксиры подплывали туда, перенося решётчатые фермы и элементы незнакомых Геру конструкций. Он сдвинул брови, пытаясь понять: «Что они там сооружают?»
– Гер, а что говорил Агнец?
– Много всяких мудростей. Амон разный – и добрый, и грозный. Велит быть чистыми.
– В Кошкином Доме это проблемно…
– Речь о душе.
– Ой, душу тоже измочалят. Может, что-нибудь насчёт еды? Что есть, чего не есть? Нас «французом» кормят – кажется, он нечистый. Вот на Голде я ела местные продукты, очень вкусные. По-моему, они подходят к этой вере.
Геру захотелось так обнять Рому, чтобы невзначай зажать ей рот. Пока шёл разговор о чувствах, девушка была прелестна, но едва заговорили о религии – наружу вылезла овца.
* * *
