Вороньи сказы. Книга первая - Юлия Деулина
Вокруг туман, лучинка из него ничего и не выхватывает. Дудочка затихла, и тишина такая настала, что громом сердечко моё бьётся. Вижу – в тумане голубой огонёк горит повыше других.
– Ау! – кричу. – Есть кто тут? Кто на дудочке сыграл? Покажись!
– Есть, – слышу голос молодой. – Только, коли покажусь тебе, не пугайся.
– Да после такого разве страшно будет! – ему в ответ кричу со смешком, а у самой сердце к хребтине жмётся.
Туман расползаться начал, и вижу я его: молодой паренёк, меня постарше с виду, волос медовый, а заместо глаза одного дырка как у черепа и в ней огонь голубой горит. И руки – не руки, кости!
– Ой, – говорю, и назад от него, ногою в болото!
А он ко мне подался – ловить. Тут я пуще прежнего давай дёргаться, чуть вместе с ним в болото не свалилась. Схватил меня рукою костяной, да говорит:
– Осторожней, девица! Я тебе зла не сделаю, смотри сама, хотел бы зла, уж не стал бы нечисть прогонять!
– А… ежели сам кровушки моей хочешь!
– Ах, вот что подумала, девица… – вытащил меня из болота, отпустил. – Наведар меня звать, я пастух огоньков. В болотах, в лесах их ищу и к дорогам вывожу, чтоб Морива быстрее их нашла.
– Знаю про тебя! Мне наказали тебя беречься… – и смотрю ему в глаза-то: один зелёный, человечий, а один огненный.
– Про меня всякое сказывают, всё больше дурного, потому как, смотри, красавец я какой. Видно, что не Светл в макушку поцеловал. Хочешь – бойся, а из болота я тебя выведу. А то, ишь, работу мою отнимаешь!
И смеётся. А огоньки вокруг него уж крутятся.
Я как отдышалась с первого-то впечатления, меня тут же любопытство разобрало. Вопросы с губ полетели: кто таков, почему таков, откуда? А он волосами трясёт, смеётся:
– Ты бы хоть назвалась, а то так и буду девицей звать! Оттуда я, девица, таков я, девица…
– Прости, Наведар, есть за мною беда, как интересное что-то встречу, вперву очередь думаю, как бы побольше разузнать. Зовут меня Враной. Спасибо тебе, что от нечисти болотной спас!
И кланяюсь ему в ноги.
– Ну будет тебе! Ты тут доброе дело сделала, души томящиеся спасла, это мне тебе кланяться надо. Пойдём, Врана, провожу до дороги, да и души выведу.
Достал он дудочку из-за пояса, чёрную, будто костяную, как руки его, поднёс к губам – и полилась мелодия звенящая да манящая. Огоньки тут же за нами двинулись, покачиваясь.
Он всё играл шёл, а я уж молчала с расспросами-то, потому как делом он занят. Вывел к дороге, подальше от деревни, тут и огоньки в травку сели.
– Заберёт их Морива к рассвету, всех развезёт по нави – кого в светлу, кого в темну… А тебе, Врана, доброго пути!
– Стой, – говорю. – Ничегошеньки про тебя я и не сызнала!
А он мне улыбается.
– Ну раз больше не боишься, хочешь, погуляем с тобой как-нибудь под солнышком, я под солнышком краше. Пойдёшь утром из деревни, возьми дудочку и наиграй вот…
И сыграл простенькую такую мелодию. Я легко её повторила. И успокоилась как-то: ну раз под солнышком, так всё не так жутко. А он поклонился мне – и в туман нырнул болотный, только я его и видела.
Всё любопытство моё, как верх берёт – так и нету во мне страха. Ну ладно, думаю, сразу не съел, так, может, зря Хлад жути нагонял. Нагадал он что ли, что я Пастуха встречу? Всё думаю, чего речь про него вообще завёл. Если нагадал – так гадание на будущее, какой бы ты колдун знаткий ни был, это ученье неточное. Это как глядеть на страницы ещё не написанные, по былому додумать можно, что будет, но может и по-другому выйти. Другое дело на уже написанное в Уложении гадать, это вот точно, да только когда Хлад про Пастуха речь завёл, я даже и не знала, что в Сорках окажусь. Углядел он там в моей судьбе что-то смутное, вот и распереживался. А я всё же попробую, не каждый день с таким нечистым-то встречаешься, надо знания хватать, пока дают.
Как и чему Пастух меня учил
Села писать, а сердце всё колотится и руки трясутся. Но попробую толком рассказать, что недели последние со мною творилось, уж запомнила так ярко, что
