Вороньи сказы. Книга первая - Юлия Деулина

Так вот, старшой этой Сорки, Крепен, говорит:

– Ты, гляжу, сведущая… Есть беда у нас тут, под боком, цеховые не берутся, мол, покуда вас не едят, так и неча отвлекать. Ну, за монету, стал быть, хотят! Болото у нас тут рядом, да ты, небось, видала по дороге, там, где роща берёзовая будто, вот там и болото. И на болоте этом уж с месяцок кто-то каждую ночь стонет. И на разные голоса, и баба вроде, и мужик, и ребёнок. Ночью жутко из дому в нужник отойти! Может ты глянешь, чего там такое-то? Ребятишек днём отряжу, они тебе болота покажут, ребятишки ловкие, за ягодой туда ходят. Ночью уж одна, ребяток боязно отпускать. Мы тебе тут и лавочку выделим, и накормим от пуза, и кое-какую монетку-то наскребём, но не как лютому, ты уж звиняй, не богаты мы.

А я уж на всё согласна:

– Давай, – говорю, – посмотрю, что у вас тут на болотах.

– Вот и славно-то как! – засветился аж весь старшой. – Ну спасибо тебе, Вранушка!

– Погоди благодарить, может, так выйдет, что и поделать ничего не смогу. Ну коль не смогу, там решать будем. Ты мне расскажи, Крепен, не выходил никто с болот, за собой не звал? Может фигуры туманные какие с огоньком в груди?

Крепен аж сплюнул, видать, доводилось про моро́к слышать.

– Не, такого не бывало, Светл миловал. Отдельно огоньки, бывает, светят на болоте. Ребятишки говорят, что и днём их видали, но тут не знаю, мож и брешут. Вишь, цеховые не взялись, ну, значит, не пожрут нас всех, но ночью прям сил нет, как стонут.

– Ладно, пойду с ребятками погляжу болота, а ночью сама схожу.

Ну и пошла. Отрядили мне пятерых ребятишек, троих мальчишек и двоих девчонок, всех младших. Белобрысые все, весёлые, болота и вправду знают до того, что про каждую кочку мне рассказывают. Поводили меня, показали всё, заодно ягодок насобирали. Огоньков никаких не видали, стонов не слышали, вообще не болото, а загляденье так-то: берёзочки торчат, где водица, а где и сухо, воздух холодный птичьими песнями полнится, ягод видимо-невидимо…

Погуляли с ними, а уж как солнышко обратно к Светлову терему покатилось, я одна вышла. Днём ещё ребята справили мне посошок берёзовый, а я лучинку зачаровала, чтоб горела долго да ярко, нож взяла, простой, не золотой, так скорее для собственного упокоя, и оправилась на болота.

Покуда солнышко совсем не опустилось, всё чин чином было, и не жутко вовсе. А вот как потемнело, да луна ярко разгорелась, тут-то я и услышала стоны эти. Будто жена по мужу убитому надрывается, или ещё горе какое. Похолодела вся, но иду. Раз уж не съели до сих пор никого, может, и не нечисть какая, может, колдовство… Лучинку на посохе ближе к земле держу, чтоб не оступиться и в болото не ухнуть. И вижу – замаячили вдалеке огоньки. Один, другой, да и третий показался. Голубенькие, красивые, так и манят следом. Но знаю я такое наваждение, огоньки и зачаровать можно, и нечисть всякая их послать может, потому сразу нашептала заговор от очарования-то. А они всё равно кружат да будто за собою зовут, и стон этот то умолкнет, а то заново другим голосом начнётся. Решила я пойти за огоньками. Очень уж интересно мне стало поглядеть на того, кто души заблудившиеся заставляет людей подманивать, да сказать ему пару Тёмновых слов, чтоб уж впредь всё желание отбило на такое. Но иду за огоньками, и никого вокруг, только живность всякая беспокоится. Мелькнуло что-то чёрное во тьме, вроде как кикимора. Я тогда заторопилась, а то вдруг не кикимора. Уж перепрыгиваю с кочки на кочку, бегу почти, и огоньки припустили, а стоны всё ближе да ближе. Гляжу – огоньки остановились, и давай хоровод водить. И стоны-то сразу стихли. Ничего такого вокруг, только камень большой из болота торчит. Днём такого не стояло, да и мокрый весь, хоть дождя и не было. Будто из трясины только поднялся! Давай я на него светить лучинкой… и уж тут обомлела вся. Вижу на камне лица человеческие, которые будто статуи рийнские, а которые и черепа.

– Ох, Светл-батюшка, что делается-то! – говорю и Светловым солнышком себя осеняю. А огонёчки голубые давай скакать, будто сказать что-то хотят, хоровод вокруг камня водят.

Я посошок в землю воткнула и давай камень этот обходить да осматривать. Огромадный кусок руды болотной, я таких отродясь не видывала. Коснулась – стонет, и искорки вокруг сразу же голубые да красные.

– Что ж такое тут случилось, – бормочу. А и вправду, думаю, погляжу-ка я, что случилось! Хлад говорил, что Тёмновы невесты могут прошлое ведать, да не пробовала никогда такое делать, не учил меня он, понятно. Ну, думаю, а на что я невеста Тёмнова?! Уж он-то всё на свете ведает, может через него как получится.

Дальше уж по наитию всё устроила: выбрала лужицу, где луна отражалась, заговорила свет её – и будто бы зеркальце стало.

– Зеркальце лунное, именем Тёмна, жениха моего, покажи, что тут было, да что за камень такой! – говорю, и смотрю, чтоб голосок не дрогнул.

Холод по рукам заструился, да слышу, будто шёпот с болота прилетел: «моя». Ну а больше никакой жути, и Тёмн-то за мною не явился. Зато жуть вся будто в зеркальце осела: вижу идёт болотом мужчина, взгляд чёрный, недобрый и тяжёлый, а за ним трое – мужчина тоже, женщина да мальчишка маленький, все будто очарованы. Вижу потом как камень этот из-под воды поднимается, как хватает этот Чёрный Взгляд мужчину, нож выхватывает, бьёт по горлу – и кровь его на камень проливает, прямо на лица и черепа, и те стонут и воют.

– Возьми, Князь Омутов, подношение моё кровью людской! – кричит. – Силы дай ещё, ещё знаний!

Когда женщину за волосы схватил – я уж смотреть не стала, ударила рукой по воде, зеркальце будто и разбилось, и снова лишь лунное отражение передо мною.

Сижу, сердце ухает, будто от люти убежала. Князь Омутов – это, должно быть, из нечистых князей, я слыхала, он вроде наместник у Тёмна над всеми болотами. Да вот не слыхала, чтоб жертвы человечьи ему кто приносил. Посидела, подышала воздухом ночным, на огоньки поглядела, как всё кружатся да прыгают. То ли сам Князь Омутов меня к камню позвал, мол, смотри, где силы