Полдень, XXI век, 2008 № 11 - Яна Юрьевна Дубинянская
Он встал, поднял табурет и обогнул стол, выставив перед собой четыре металлические ножки, словно оборонительное оружие. Опустил его, сел и пошевелил мышку, пробуждая к жизни компьютер.
Я отставила недопитую чашку, поднялась и заглянула за дверь. В темной комнате чуть побольше кабинета просматривались силуэты четырех кроватей, две из них горбатились спящими сокамерниками... именно так, без малейшей иронии. Вполне естественно, как заметил еще один из них. Это шарашка.
Я прикрыла дверь и обернулась:
— Александр Исаакович...
Нетерпеливый взгляд поверх монитора:
-Да?
В конце концов, я ничем не рисковала. Все самое худшее уже случилось, и вряд ли в моих силах было усугубить происходящее.
— У меня похитили ребенка. Спрятали, чтобы привязать меня к шарашке... Я должна его найти. Помогите мне. Хоть чем-нибудь. Пожалуйста.
Он смотрел на меня без всякого выражения почти минуту, потом опустил глаза. Вздохнул:
— Я понимаю вас, Алла Васильевна... Идите спать.
* * *
— Я просто хочу получше разобраться в нашем распорядке. Вот, например, завтракать вы ходите в столовую или как?
— Если б вы были по-настоящему настроены на работу, деточка, вы не задавали бы глупых вопросов. Жаль, вчера вы показались мне такой увлеченной...
— Я и правда увлеклась.
Мы пили утренний кофе в кабинете вдвоем со старичком из-за стола напротив. Как ни странно, я отлично выспалась и чувствовала себя отдохнувшей и бодрой... первые несколько секунд после пробуждения, пока не вспомнила о Димке. Но застопорила эту мысль в точке, не позволив ей развиться, вырасти, заполнить собой начало нового дня. На который у меня были большие планы.
Александр Исаакович, по-видимому, сова — не знаю, до скольких он накануне работал, — когда я выходила, еще спал, забавно закинув на спинку кровати длинные волосатые ноги, ниже колен обделенные одеялом. Четвертого сокамерника ни в спальне, ни в кабинете не было.
— А где Андрей?
Старичок недоуменно вскинул брови, и я срочно поправилась:
— Антон?
— А-а, Андрон, — закивал старичок (его имени, кстати, я вчера вообще не расслышала). — Увы, он не докладывает нам с Сашей о своих перемещениях. Андроша на особом положении, у него своя тема... — он понизил голос. — И, хочу вас предупредить, несколько более широкие полномочия, нежели...
— Какие именно?
Он посмотрел на меня с упреком. Как будто я употребила за столом не то чтоб неприличное, но очень уж неуместное слово.
Ладно,проехали.
— А чем занимаетесь вы?
Старичок просиял, подобрался, выпятил грудь, отставил чашку кофе. И стало очевидно, что говорить он будет долго.
Он говорил долго. И если в первые минуты вывела из себя знакомая, восторженно-азартная Женькина, Колина, Олегова, всеобщая шарашкина интонация — ну сколько можно, они тут свихнулись все, но уж я-то не дамся в который раз, не попадусь на все ту же удочку интеллектуальной ностальгии! — то чем дальше, тем становилось любопытнее, ведь его речь напрямую касалась прочитанного вчера в автореферате и монографии, и кое-какие моменты хотелось прояснить на месте, кое-что оспорить, кое о чем подискутировать, выдвинуть встречные положения, и вот я уже опять втянулась, увлеклась, повысила голос, отодвинула на край столика недопитую чашку...
А потом в речи старичка проскочило нечто странное. Я даже не уловила сразу, что, а просить вернуться к спорному месту было неловко, оставалось только вслушиваться дальше внимательнее, скептичнее. И вот опять: очевидный логический прокол, игнорирование одного из основных законов — сознательное? — но не может же он не знать таких простых вещей... Не перебила, продолжала слушать, уже не пытаясь вступать в дискуссию. С изумлением отмечая, как собеседник все больше зарывается, заговаривается, громоздит одну нелепость на другую...
Полный наукообразный бред. Старый маразматик.
— Простите, — вклинилась между очередными абсурдными сентенциями. — А где вы работали... до шарашки?
Старичок умолк и глянул неприязненно:
— Это имеет значение?
Я пожала плечами.
— В научно-исследовательском институте, — отчеканил он.
— В каком?
Он сердито молчал. Взялся за свою надщербленную чашку и отхлебнул холодного кофе; несколько коричневых капель скатились в острую седенькую бородку. Типичный старый чудак-профессор из классического романа. Слишком типичный.
— Почему-то там считается, — буркнул он, коротким жестом указав направление «там», — будто самое главное — это место работы, научные степени, образование и так далее. А вовсе не идеи как таковые! Не мысль!! Не разум!!!
Он заводился все больше, и я торопливо кивнула.
—Здесь, как вы изволили выразиться, в шарашке, слава богу, рассуждают иначе. Тут ценится интеллект, научные труды, оригинальные разработки, аналогов которым не было и нет в мировой науке! И ни у кого не требуют этих мерзких корочек. Вот у вас, деточка, признайтесь, наверняка нет никакого диплома?
— Нет.
— Вот и славно. Зато сразу чувствуется мысль, я, знаете ли, с первого взгляда определяю мыслящую личность. Как вы вчера зачитались нашей базовой монографией...
Его близорукие глазки за круглыми очочками разгорелись еще ярче. Наверное, сам ежедневно читает эту монографию от корки до корки. Потому и излагал поначалу довольно-таки связно. Кем он, интересно, был на самом деле — там? Может быть, сторожем... в научно-исследовательском институте?
И в таком случае — зачем он шарашке?
— Скажите, пожалуйста, а кто автор, — я взглядом указала в сторону компьютера, — этой потрясающей работы?
— Вам действительно понравилось?
Я обернулась на голос. В проеме спальни стоял Александр Исаакович. Уже при костюме и галстуке, но в тапочках и с мокрыми после душа волосами, топорщащимися ежиком.
—Доброе утро.
— Утро, — ехидно усмехнулся старичок. Поставил чашку на стол и демонстративно двинулся к компьютеру. Завтракать он, по-видимому, не собирался. Похоже, питаться чем-то кроме кофе с бутербродами тут вообще не принято.
А я во что бы то ни стало должна выйти отсюда. И во что бы то ни стало — под железно благовидным предлогом. Если в качестве такового не подходит завтрак, то как же тогда?!
— Правда?
— Что?
Александр Исаакович смотрел на меня в упор, чуть подавшись вперед, словно собирался подхватить на лету мой ответ. Вот только я совершенно не помнила вопроса. Отмотала нить разговора назад: проверенный прием, спасающий в таких вот идиотских ситуациях. Мы говорили о все той же монографии, больше ни о чем. Наверное, он спрашивает