Полдень, XXI век, 2008 № 11 - Яна Юрьевна Дубинянская
Первый след я обнаружил возле сосны. Он был едва различим, и я, когда, наконец, понял, что передо мной, остолбенел. На песке был след голой ступни человека, примерно сорокового размера. Точно сказать было нельзя, след был слишком размытым. Второй след, вернее цепочку следов, я обнаружил метрах в ста от сосны, на песчаном берегу речки. На оставшейся после разлива реки мягкой и влажной почве четко были видны следы человека, те же самые, что и у сосны. Первое, что мне пришло в голову, — след оставила женщина или подросток, так как отпечаток был очень узким. Но каким образом в лесу могла оказаться женщина, да еще босиком? Этот вопрос поставил меня в тупик, но еще большее удивление вызвал резкий обрыв следов. Они кончились так же резко, как и начались. Просто тянулись среди влажного песка и... оборвались. Единственным объяснением мог стать прыжок человека в речку, с целью сбить след. До реки было около полутора метров. Прыгнуть с места в реку, да еще без разбега — конечно, при желании возможно, да уж больно мудрено, почему бы не зайти просто в реку. Столкнулся я с той же проблемой, что и возле места гибели двух других шабашников, что-то было не совсем чисто со следами убийцы.
Я хоть и милиционер, но за прогрессом следил, выписывал «Науку и жизнь». Напрашивающуюся версию о снежном человеке сразу отбросил. Оставалась еще одна. Кто-то из сбежавших зеков, среди которых, возможно, есть женщина или подросток, осели в старых лагерях. Опять же — почему не взяли деньги? Вопросов слишком много, а ответов нет. Выхода у меня не было, и я, бросив свой газик, пешком пошел к лагерям. То, что один был, не слишком тяготило. Во-первых, войну прошел и всякой швали не боялся в принципе, а во-вторых, помимо табельного «Макарова», прихватил старый «ТТ», которому доверял больше. Пока шел, странность одну отметил. Тишина стояла непривычная. Нет, ветер, как всегда, в верхушках пел, сосновый треск раздавался, только вот птиц не видно и не слышно было. Как будто вымерли все. Время уже клонилось к вечеру, и нужно было найти место для ночлега. Обычно я с удовольствием ночую в тайге. Раньше, еще до войны, с отцом ходили охотиться на глухарей, всегда ночевали в лесу, чтобы с утра настрелять побольше птицы. Все премудрости ночевки в лесу освоил еще в детстве, поэтому за себя не боялся. Только вот к вечеру появилось у меня знобящее чувство, что кто-то за мной наблюдает. Чувство это опасное. Я еще на фронте такое испытал, когда на передовой немецкий снайпер появился. Вроде и нет ничего, а чувствуешь, там он, смотрит за тобой. Вот и здесь, нутром ощущаю, что кто-то наблюдает. Несколько раз останавливался, осматривался, но ничего подозрительного не увидел. Уже подходя к заброшенному лагерю, решил к баракам не соваться. Сумерки не самое лучшее время для задержания. Да и в шурфы в темноте попасть тоже дело не из приятных. Лагерь я обошел с западной стороны, поближе к скалам. Там же отыскал место для ночлега. Небольшая узкая щель в скале, на мое удивление, метра через два в глубину начала расширяться. Смущал несколько неприятный запах, но пережить его можно было. Фонарик я включать не стал, боялся, что можно увидеть свет со стороны бараков. Наскоро ощупав руками Стены, понял, что особой сырости здесь нет и переночевать, хоть и без особого комфорта, можно. Сходив к ближайшим соснам, нарезал ветвей для подстилки и лег недалеко от выхода, чтобы в случае чего открыть огонь на поражение, если кто появится в проеме.
Началось все часа в два ночи. Весенняя прохлада заснуть не давала, поэтому странный звук я услышал почти сразу. Череда негромких хлопков около входа в мою небольшую пещерку заставила вскочить на ноги. Я буквально нутром ощущал, что кто-то стоит перед щелью в скале. Было такое чувство, что этот кто-то раздумывает, заходить ли в пещеру. Я аккуратно, как можно тише поставил пистолеты на боевой взвод и стал ждать. Минуты три — полное отсутствие каких бы то ни было звуков. В абсолютной темноте казалось, что тишина струится сквозь меня, и в это время я услышал совсем тихий щелчок. Кто-то, приближаясь ко мне, наступил на сухую веточку. В панике я присел и лихорадочно стал искать фонарик. Благо положил его рядом с собой. Резко выпрямившись, нажал на кнопку. Метрах в двух от меня стоял человек. Вернее, что-то похожее на человека. У существа было человеческое тело, женская грудь, абсолютно лысая голова и огромные, острые на кончиках уши. А главное, у существа были крылья. Длинные, свисающие почти до земли кожистые отростки. Очевидно, испугавшись яркой вспышки, существо взмахнуло руками, и я, прежде чем нажал на курок, успел рассмотреть, что кожа покрывала все пространство между раскинутыми руками и туловищем. В следующий миг раздался жуткий вопль. Пули, выпущенные из пистолета, попали в цель. Закладывающее уши верещание и неимоверная боль в теле — последнее, что запомнилось мне. Очнулся я утром. Очевидно, находясь в умопомрачении от увиденного и боли, одним лишь усилием воли я пытался выбраться из своего убежища. Когда окончательно пришел в себя, то увидел, что у меня раздроблена правая рука, кость полностью перебита. Лицо разрывала жуткая боль. Недалеко от меня, на камнях лежало еще шевелящееся существо. Крылья трепетали, хотя тело уже было бездыханным. Превозмогая боль, мне удалось рассмотреть его. Ростом существо было чуть ниже обычного человека, около 150 сантиметров. Крылья с прожилками вен чем-то напоминали крылья летучей мыши. На лице и на голове был легкий пух, который издалека почти не был виден, поэтому сначала мне и показалось, что голова существа лишена растительности. Существо было женщиной. В руке она сжимала обработанный камень. На краях крыльев у нее были татуировки, целые композиции. Какие-то круги, лабиринты и цветы, похожие на женьшень. Я в сорок пятом, в Манчжурии, во время боев с Квантунской армией, уже видел такие татуировки у одного китайца. Дождавшись, пока она умрет окончательно, я левой рукой, которая хоть немного шевелилась, закидал тело камнями и пошел в сторону Большой Салбы. Видимо, от большой потери крови недалеко от деревни потерял сознание. Нашла меня Егоровна. Привела мужиков, и уже потом меня откачали в поселковой больнице. Руку и глаз я, правда,