Полдень, XXI век, 2008 № 11 - Яна Юрьевна Дубинянская

Не знаю, как насчет комфорта в том вагоне, в котором мы должны были ехать с дядей Витей, но в служебном с этим делом по-любому было намного хуже, потому что еще хуже просто и придумать нельзя. Гнутые пластиковые лавки вдоль стен, между ними узкий проход через вагон — вот тебе и все удобства. Окна были такие грязные, что даже в хорошую погоду через них не разглядишь ничего, да и разглядывать не получится, потому что не протиснешься к окнам—народу в вагоне было просто жуть много. Да еще вонь.

Лавки-были широкие, сидели на них в два ряда. Лучшие места, наверно, у стенки, там сидишь себе, скрестив ноги, и никто не прогонит, только если в туалет захочется, фиг вылезешь, а и вылезешь, назад уже не вернуться, поэтому делать приходится под себя. Да и туалетов в служебных вагонах, как я понял, не полагается, не было там ничего похожего, только вонь стояла. Так что и вылезать незачем.

Когда мы садились, вагон уже был переполнен, но маме каким-то чудом удалось сесть. Сначала-то она меня на то место ладила, но я что, маленький? Почти насильно воткнул ее между толстенными бабищей и мужичищей. Мужичище, хоть в вагоне совсем не жарко было, а просто даже и холодно, потел и вонял, а бабища сидела смирно, только она в сто раз хуже была, чем тот мужичище, потому что глядела на нас так, будто жалела, что и нам тоже головы не поотрывали заодно с дядей Витей.

— Иди ко мне на колени, — сказала мама, я просто даже на нее засмеялся, хотя и совсем не до смеху было. Потом, когда ноги устали, взял и сел на пол. Пол был жуть грязный, но мама ничего не сказала про только что стиранные штаны, ничего, даже и не обратила внимания, все вбок смотрела.

Сначала лайнер долго стоял, потом поехал, уже вечером. Мама сказала безнадежно:

— Ну, слава Богу.

А какой-то лысый геморрой неподалеку от нас все волновался, все спрашивал, когда взрывы взрывать намечено. Ему ответили:

— А как только всех вывезут, так сразу и начнут. Чего ждать-то? Не бойсь, не раньше.

— С них и раньше станется, — буркнул геморрой, и все вокруг него сразу испуганно замолчали, но геморрой энциклопедий устраивать не стал, заткнулся, сам себя испугался. Он потому что нервничал очень, вот и ляпнул.

А другой геморрой, вежливый такой, но строгий, с умной противной мордой, он сидел по другую сторону, сразу видно, что из бывших ученых, а то даже и из технологов, услышал слова про взрывы и как бы вроде проснулся. Проснулся и красивым голосом начал нам лекцию про глобальное потепление излагать.

— Вот вы говорите, глобальное потепление, — сказал он, хотя никто таких слов при нем даже и близко не говорил, еще чего. —А знаете ливы, что уже больше ста лет наука всего мира, сколько ни бьется, не может дать четкий, окончательный Ответ на вопрос, что на самом деле вызывает глобальное потепление и так ли уж парниковы основные парниковые газы. Физика атмосферы, должен вам напомнить, очень сложна, она настолько перенасыщена неизвестными факторами, взаимно друг на друга влияющими и, соответственно, влияющими на климат в ту или другую сторону, что даже самый квантовый из существующих компьютеров пока не может адекватно просчитать все возможные варианты и предложить нам верный ответ. Позже? Да, конечно, согласен с вами, лет через тридцать, а то и двадцать, правильный ответ будет получен, потому что технологии не стоят на месте, это так же верно, как и то, что меня зовут Адальберт, но помилуйте, мы не в состоянии ждать тридцать лет в тот момент, когда по всему миру уже воцаряется состояние катастрофы, мы должны, мы просто обязаны что-то предпринимать. Мы должны решиться на шаг (тут он поднял вверх указательный палец, и слово «шаг» у него получилось всё заглавными буквами — ШАГ), и пусть этот шаг окажется рискованным или даже вообще неверным, но в данной сложившейся ситуации, я полагаю, это будет оправданный риск, единственное правильное решение. Теперь рассмотрим влияние на климат множественных локальных ядерных взрывов, одновременно произведенных в удаленной лесистой местности. Не могу спорить — риск катастрофического сценария налицо. Однако физика ударных атмосферных процессов намного проще, при подобных силовых воздействиях большинство факторов, нелинейно влияющих на состояние климата, становятся пренебрежимо малыми, так что ими мы в своих уравнениях можем со спокойной душой пренебречь...

Тут ему сказали:

— Заткнись, ученый, а то в морду дам. И без тебя тошно.

— Вот вы говорите заткнуться, — сказал геморрой с умной мордой и красивым голосом учителя русского языка. — Что ж, я заткнусь. '

И в самом деле заткнулся. А мне понравилось. Хоть я и не все понял.

Лайнер шел как бы и быстро, но на самом деле медленно, потому что все время останавливался — то ссаживал кого-то из других вагонов, то новую партию таких же, как мы, неприкаянных принимал. А иногда останавливался и стоял уже совсем не по делу. Просто так, станет и стоит, и никто не понимает, зачем.

А потом, когда он еще раз остановился, уже совсем темно было, дверка в дальнем от нас конце вагона разъехалась, и в нее вошла компания рослых, наглых таких, накачанных чемоданов.

Меня сразу обдало страхом, потому что впереди чемоданов шел тот самый молодой комиссар, который отвалил дяде Вите голову. Я его сразу узнал, хоть он был без кожаной шляпы, да и вообще одет по-другому. Хохотал, веселился, выставлял себя — смотрите, мол, какой пуп к вам пришел.

Весь вагон на чемоданов тех головы повернул, а я от ужаса сжался в комочек и нырк под лавку.

Потом слышу, Молодой весело закричал:

— Внимание, внимание, внимание! Всем смотреть на меня! Сейчас вам будет агромадный сюрприз!

Все сначала загалдели, кто с интересом, а кто с тревогой, а потом вдруг наступила полная тишина, так тихо стало, как в том кино, когда на тебя быстро летят тучи и ты ничего не можешь с этим поделать.

Тишина была ненадолго, секунды на две, от силы на три. Потом начался грохот.

Я сперва даже и не понял, что за грохот — тоже жуть страшный, он двигался ко мне, как волна, все громче и громче, от того конца вагона, где вошли чемоданы. Даже и не грохот, дробные стуки и шлепки, не знаю, как