О'Cанчес - Пинка Удаче
Но вернемся вперед, в третье тысячелетие. Не связанные пустозвонной пролетарской идеологией, заведомо невыполнимыми планами повышения народного благосостояния, косностью псевдоэкономических нормативов, новые городские власти стали выглядеть в глазах современников гораздо умнее и начали действовать заметно рачительнее своих краснознаменных предшественников. Ах, если бы еще не было в новых временах воровства, некомпетентности и головотяпства!.. Да как же без них обойтись на российских просторах?.. Все живы и здоровы, и дальше готовы… Законный вопрос — надолго ли сии социальные пороки и бедствия, и насколько долго? На наш с вами век хватит, а дальше кому-нибудь видно будет.
Город оживал и расцветал, постепенно, узкими проталинками, словно заброшенный сад, переживший долгую лютую зиму: открыли в свободный доступ внутренний дворик Эрмитажа, построили по-современному щегольский вантовый мост, всерьез взялись за реставрацию соборов Петропавловской крепости… Но одно дело вымостить гранитными плитами Невский проспект, или даже потихонечку претворять в жизнь настоящий, основательный ремонт старопитерского жилого фонда, не ограничиваясь, как встарь, небрежной жульнической побелкой и покраской фасадов, а другое — превратить город Петербург в единое целое, так, чтобы не разделялся Питер на аристократический Санкт-Петербург и плебейские ленинградские хрущёвники! Всяк сущий в разуме, от губернатора, горько вздыхающего над статьями расходов и доходов, не желающими сливаться воедино, до черного как смоль сенегальского (или кенийского?) иммигранта-дворника, ныне патриота новой родины, важно метущего дорожки за чугунною оградою роскошного кондоминиума на Крестовском острове, не мог не задаваться этим проклятым вопросом: неужели возможно воплотить мечту в реальность, не прибегая к помощи технологически продвинутых инопланетян и всемогущих богов? И как именно??? Снести к чертовой матери Купчино и Гражданку, прочие неотрущобы, а вместо них насадить скверы и парки, окаймленные таким количеством кваренгообразных дворцов, чтобы там, в просторных отдельных квартирах с четырехметровыми потолками, разместилось без давки все осчастливленное население бывших ленинградских окраин? Бред, глупость, дичь! Для подобного градостроительного чуда не хватило бы, в реальное обозримое время, ни скромного питерского бюджета, ни золотого московского, ни даже совокупного всероссийского! Да и новым временам для новых людей потребны иные, свежие события и вещи, а не перелицовка старых. Элегантное вчера становится безвкусным сегодня. Увы, такова действительность, а действительность всюду хозяйка, кроме политики и любви.
Однако же, Город, в отличие от краткоживущих людей, может позволить себе ждать и не спешить, поэтому Город милостиво определил своим одумавшимся поселенцам исходить из возможного, лишь бы их усилия были направлены в нужную сторону: соединять, а не терзать и расчленять! Через век-другой заживут, затянутся раны и шрамы, город вернет себе не только прежнюю красоту, но и новую, молодую силу, дерзость — и вот тогда уже держись, Париж и Барселона, Флоренция и Рим!
Дороги! Они должны быть насквозь едины, качеством своим, удобством своим. Люди взялись за дороги. Поначалу горожанам казалось, что все будет как всегда: нос вытащили — хвост увяз, но шли годы, и вот уже количество грязи и ухабов поуменьшилось настолько, что это стали замечать даже приезжие соотечественники… «Ой, как плохо-то!.. А раньше было еще хуже!»
Инфраструктура! Люди перестали путешествовать за каждодневными покупками на другой конец города — любого обыденного всюду завались, только руку протяни! Нет, ну конечно, если «к своему куаферу», или, там, «разводить мосты» в белую ночь, тогда и сто верст не крюк, а чтобы просто в «киношку», или за мясом — вышел и зашел! Зашел и вышел! Без очереди, но с искомым товаром! То же самое и поездки на работу, с работы, проведение досуга… Времена меняются, изменяя нам. Спроси, современник, у первого попавшегося подростка любого пола: «что такое спальный район?» — Пожует-пожует пузырчатую чвачку, захлопает быстрыми веждами, да и пожмет плечами, не стесняясь яловых своих извилин. Хорошо, если проявит любопытство и переспросит у взрослого приставалы: «и что же такое спальный район?» Но еще того лучше, как ни парадоксально это звучит, что он и объяснений толком не поймет, да и как их понять, продвинутому челу, если замшелые взрослые заплутали во времени и живут в давно ушедших миражах, и пользуются омертвелыми никому не понятными словами-фишками, и реально прутся от собственной жести. Что?.. Какая еще жесть?.. Ладно, пусть кайфуют от фетишей, а не прутся от фишек, — завтра еще как-нибудь обзовем отстойные явления в социуме. Послезавтра переиначим, осовременим, для Города это не принципиально, людишкины слова-мотыльки Ему равнопусты — что жесть, что железо.
Архитектура! Продолжали строиться многоэтажные малобюджетные панельные коровники по проектам развитых маразменных лет, возникали там и сям расфуфыренные, с зубчатыми башенками и русалками в лифчиках, новорусские овины, однако все чаще, на окраинах и в центре, стали возводиться здания, рядом со строгой элегантностью которых не стыдно обывать и классическим петербургским «штакеншнейдерам». Одна снежинка — еще не вьюга, но сто снежинок — уже пейзаж.
Информационное пространство! Ну… здесь в городском воссоединении, объединении этого пространства почти не возникало проблем: стационарная телефонная связь — запросто и всюду, равно как и десятки бесплатных каналов телевидения, мобильная телефонная связь — еще проще, хотя и затратнее стационарной, вот только с Интернетом возникли неожиданные трудности несколько парадоксального свойства: Сеть на окраинах стала развиваться куда динамичнее, чем в центре, сплошь заскорузнувшем в склеротических коммуникациях прежних веков, определенно была быстрее, гораздо дешевле, но, при этом, намного выше качеством!..
И так далее, и тому подобное, и прочая, и прочая… Все, казалось бы, как в других пробудившихся от мертвой спячки российских мегаполисах… Но Питер — это Питер: то, что доступно и органично для разгульной и беспорядочной Москвы — чопорному и надменному Петербургу, привыкшему стоять на особицу от Европы, Азии и Евразии, не только не по карману, но и не по нутру. Не бордюр, а поребрик! На лавочках пусть у вас в Лондоне сидят, а у нас скамейки! Понаехали, понимаете ли!
Где еще можно встретить памятник чижику-пыжику? Кто еще, кроме петербуржцев, может возвести в культурно-бытовую святость массовую привычку пожирать нерестящуюся корюшку? Сверять часы и мобильные трубки по пушечному выстрелу, держать под рукою расписание корабельной навигации по ночной Неве, с разводкой соответствующих мостов, принуждать новобрачных к затяжным поцелуям при пересечении этих самых мостов, а весною мастерить скворечники вместо скворешников?
А ведь все эти градоживущие чудачества, особенности, не хуже костра, пещеры, языка, вождя и охотничьих угодий объединяют горожан в единое племя, в единый образ жизни!
И вот однажды, наряду с мечтами о кардинальной замене и модернизации питерских тепло-электро-газо коммуникаций, в чью-то буйную голову проникла мысль: охватить всю территорию Санкт-Петербурга проектом «Домовые-городовые».
Проект малых архитектурных форм — именно с целью продолжить и углубить объединение городского пространства в слитное топографическое и культурное целое. Утвержден на всех этажах муниципальной и федеральной власти, прошел через все горнила и сита ревнителей вкуса, традиций, бюджета, нравственности.
И воплотился — в камне, в бронзе, в хромированной стали, даже в дереве.
Скульпторы ваяли по предложенному тендеру — кто во что горазд, согласно таланту и фантазии, районные власти сами определяли количество потребных району скульптур и примерное их расположение, но! Вся эта вольница — исключительно в жестких рамках утвержденного первоначального проекта! Без каких-либо исключений!
Много было этих требований, больших и малых, перечислять всё заложенное в проектную документацию — рука отсохнет переписывать, язык устанет говорить, взор устанет перечитывать… Ну, например, высота постамента не более ста сантиметров и не менее девяноста. Чистый размер ее, без постамента — средний человеческий рост, не менее ста шестидесяти сантиметров, не более ста восьмидесяти пяти. Где бы ни стоял домовой-городовой, как бы ни держал руки — распахнутыми в сажень, либо скрещенными на груди — левая должна указывать точно в топографический центр города, а правая — как стрелка компаса, строго на север. Отсюда и необходимость: прежде чем лепить эскиз — узнать конкретное место, где будет расположена скульптура. Место для скульптуры имеет очень большое значение, ибо в районе Проспекта Просвещения, на городском севере, фигура домового-городового должна быть одета потеплее, по-полярному, а в Купчино или в Автово — напротив, полегче… да хоть в бикини, или в набедренной повязке, лишь бы благопристойность не нарушалась. На западе — на Васильевском острове, на Крестовском острове — побольше старались вставлять западно-европейских реалий, а, например, на востоке, в районе Ржевки, в моду вошли Индокитай и Япония… Чем дальше от центра, тем одежды современнее, и наоборот. Сказочность изображенных героев должна быть явной, гротескной, однако же — ни в коем случае не угрожающей! Ничего пугающего и злого, только позитив, располагающий к улыбкам. Как это обычно и происходит там, где решения принимают разумные и знающие люди, способные квалифицированно вникать в нужды и топонимику любимого города, одна, вновь образованная, городская традиция, естественным образом наложилась на другую, старинную городскую, традицию: большинство скульптур решено было ставить на предмостные площади, которые сами по себе вот уже не одну сотню лет являются характерной особенностью петербургской топонимики. А мостов в Санкт-Петербурге много! Там же, где их мало — существуют обычные площади, скверы, парки, перекрестки…
