О'Cанчес - Пинка Удаче

— Абсолютно ничего сложного. Бартер, это типа натурального обмена. Иногда предки, размякнув после доброго ужина и просмотра программы «Время», одаривают нас с Машкой и Тимкой жуткими воспоминаниями. В начале буйных девяностых был короткий период, когда люди предпочитали проводить сделки, минуя деньги, тупо обмениваясь товарами: горшки, типа, на ячмень. Типа, неверие в национальную валюту при высоких темпах инфляции.

— Ужас какой! Про инфляцию я знаю, это когда все дорожает. А куда мы идем? Кстати, это дорогие шарики? Слушай, Лёник, давай, я в долю войду? У меня в кошельке завалялись какие-то купюры… мелкие правда… почти что металлические…

— Остынь и не усложняй. Считай, что это часть мороженого.

Лёна вдруг расперло, стеснив грудь и горло, громкое желание похвастаться призовым лотерейным билетом на миллион рублей, выигрыш по которому еще предстояло получить в ближайшие недели… Нет, ни слова! Лён удержался, хотя понимал всем сердцем, что от Кати невозможно ждать подвоха. Уж кому-кому, а Рине, она же Катя Тугаринова, все можно рассказать, она не такая как все, она воспримет правильно и не будет полоскать языком… Уникальная девчонка. Но — Маня с Тимкой его не поймут… и родители бы не одобрили подобную несдержанность, назвали бы это порчей светской атмосферы.

— Поняла. Несъедобная часть мороженого. Летучая и несъедобная часть.

— В точку. В ближайшем будущем я сказочно разбогатею — и нам с тобой можно будет заказывать по дюжине порций. Каждому.

— Не-е-етушки, дорогой Лён. Мое нежное девичье горлышко мне этого не позволит. А ты куда сворачиваешь, собссно?

— Гм. Ну а что хорошего — брести по скучной мостовой, среди толпы зевак? Давай, лучше обойдем слева, по берегу, там всюду брусчатка, нет ни песка, ни слякоти, а ты как раз сегодня на низком каблуке — идти будет удобно. Справа угрюмые крепостные стены, выдержавшие, благодаря сторожащей их Сцилле, сотни отчаянных орочьих штурмов, слева загадочно плещутся над Харибдой бездонные синие Невские воды — романтика! Уговорил?

Катя кивнула, легко соглашаясь, и у Лёна опять все поплыло перед глазами от ее мягкого смеха. Ученицам категорически запрещалось приходить на занятия в лицей на высоких каблуках, даже одиннадцатиклассницам; когда лицейские дискотеки — там другое дело, там рассекай в чем хочешь, разве что в мини-юбках меру знай… но сегодня был будничный день, учебный, требующий от своих подданных ношения форменной одежды. Тем не менее — учебный-то он учебный, но счастливый: во всех классах, от девятых и ниже, оставили всего лишь по два урока, день стоял солнечный, теплый и возвращаться домой в такую погоду было под силу только ботанам. Лён и Катя в их число не входили, хотя оба учились, в основном на четыре и пять. У Лёна больше пятерок, у Кати четверок. Но это все там, в туманном далеке, в неволе, в школьных пределах…

— Что-то я никогда не наблюдала у нашей Невы синего цвета. Серого — сколько угодно.

— Бывает, — уверенно возразил Лён, хотя и ему не доводилось видеть в реале подобного чуда, разве что на видовых открытках. — Кстати, мне тут один знакомый писатель рассказывал, что если в полдень встать перед равелином… ну… этим… с которого пушки палят…

— С Константиновского.

— Да, точно, с Конс… погоди, Рина! Я что-то такого не знаю. Где именно он расположен?

— В Севастополе.

Лён послушно фыркнул, признавая чужую шутку и свою незадачливость, а сердиться не стал.

— Один ноль в твою пользу. Нет, а у нас как называется?

— У нас это Нарышкин бастион. Традиция существует с одна тысяча восемьсот семьдесят третьего года. И до этого тоже была известна традиция полуденного одиночного салюта, но… Короче говоря, я потому знаю, что реферат писала, причем, удостоилась похвалы от нашей исторички-истерички. Ну, так, и что твой писатель?

— Он говорит, что при пальбе, находясь непосредственно на пляже, обязательно вздрогнешь, даже если готов к экспириенсу, а если не готов — туши свет, пожизненный заика. И еще говорит, что семейство глухих ворон свило гнездо на дереве около самой пушки.

— Вау! Через семь минут с небольшим! Пойдем послушаем! Пойдем, Лёник?

Лён забеспокоился, ибо в его планы входило совсем иное.

— Нет, ну можно, конечно. Да это в любой день можно, рядом ведь живем. А я предлагаю децл поспешить и к моменту выстрела выйти на площадь перед крепостью. Это будет интереснее.

— Чем же?

— А тем, что мы поддержим питерскую традицию, тоже очень древнюю, восходящую чуть ли не к периоду советской власти. В руках у каждого из нас летучий шарик, ровно в полдень, под грохот орудийной канонады, каждый из нас отпускает шарик, загадывая при этом заветное желание, вслух или про себя, шарик улетает, желание исполняется.

— Круто! Я — за!

— Ну так поспешим же, дорогая Рина, иначе не успеем и облузеем!

— Йес, можешь попытаться меня догнать и обогнать!

Рина бежала по неровным булыжникам очень осторожно, поддерживая равновесие робкими взмахами ладошек, как это делают неопытные цирковые гимнастки; сходство с акробаткой усиливал красный шарик в правой руке — им она словно балансировала на бегу. Лён держался почти вплотную, но не торопился с обгоном, все выжидал, вознося молитвы неведомым богам, чтобы Катя споткнулась, или иным каким способом утратила уверенность и опору — но не упала! — а он тут как тут! Подхватит ее на руки… нет, сначала поймает ее за плечи… нет, сначала правая рука поддержит плечо, а левая, как бы ненароком… Запнулась! Лён ринулся, как можно дальше вытянув вперед руки с растопыренными пальцами — а свой шарик, чтобы Катю спасать не мешал, он еще раньше предусмотрительно закрепил за петлю в лацкане форменного пиджака, — но, увы, не успел оказать ей нежную помощь супермена: Катя, все-таки, удержала равновесие и первая запрыгнула на каменные плиты Комендантской пристани.

— Я первая!

— А я второй! — Лён постарался скакнуть лихо и небрежно, дабы всем окружающим понятно было, что его второе место отнюдь не реактивность «тормоза», но добрая воля джентльмена.

— Значит, я победила!

— Победил разум!

— Вау! Интересно: в данном конкретном случае — ты разводишь, или сводишь эти понятия?

— Свожу воедино, разводками не занимаюсь. Не мой профиль.

— А каков твой профиль? Лёник, ты можешь назвать определяющую характеристику твоей личности?

— А… узнаю, откуда уши растут. У вас тоже исследования проводили?

— Приходили, проводили. У их института договор с нашим лицеем. Между прочим, под влиянием всех этих симпатичных и молодых дяденек и тетенек, я почти решила стать психологом. Пойду учиться в Большой универ, в СПбГУ. А ты?

— А я миллиардером-самоучкой и недипломированным гамером.

— Кем-кем? — Гей… гм… гэймером, гамером, проще говоря. Буду зарабатывать миллиарды и в свободные минуты расстреливать монстров по подвалам.

Тем временем, Лён и Катя вышли на главную площадь Петропавловки. Без двух минут двенадцать. Успели.

— Несерьезный ты человек, Меншиков. Итак, назови определяющую черту в своем характере?

— Да ничего интересного: обычная гениальность. А у тебя?..

— А девиз в жизни у тебя есть?

— Вечного нет, а дежурный, типа сменной обуви, есть. Со вчерашнего дня.

Лён хотел пояснить, что услышал этот девиз от дядя Лука, все от того же знакомого писателя, но почему-то постеснялся.

— Какой?

— «Расти, не унижая!» Он с двумя смыслами, типа, двоесмысл.

— Всё, поняла. Императив и неопределенная форма глагола. Да, Лёник, это круто, честно!

— А у тебя какие черты и какой девиз?

— А у меня… Но ты не ответил на первый мой вопрос, гениальность — это не ответ. А у меня…

— Рина! Отвлекись! — Лён ткнул пальцем наверх, на циферблат часов Петропавловки. — Остались секунды! Сейчас начнет бить — можешь загадывать и отпускать шарик. Но давай попробуем одновременно выпустить? Загадываешь затаенное и самое желанное, все понятно?

— Давай!

— Даю: б-б-ом-м-м!

Часовой механизм заворочался в высоких недрах собора, Лён приготовился отсчитывать про себя удары: на шестом выпускать. Он показал Кате шесть пальцев, и она мгновенно поняла, кивнула ему.

С Нарышкина бастиона шарахнуло так, что Лён сам незаметно вздрогнул, хотя до этого был уверен, что все предусмотрел и ко всему подготовился. Катя весело айкнула, даже съёжилась от пушечного грома, однако не растерялась и — видно было по губам — продолжала отсчитывать звоны, чтобы отпустить шарик на шестом.

Лёна обуревали эмоции и предположения… Обуревали — это значит, что его штормило со всех сторон: Катя наверняка уверена, что он загадал «на любовь»… его к ней. А это не так, хотя влюбился он по уши и думает о Кате круглые сутки напролет, отвлекаясь разумом лишь на ненавистные «домашние задания» и на мечты о приближающемся миллионном выигрыше… да, он ее любит, а загадал на совсем другое, не связанное с алчностью и любовью. На что? А вот этого никому знать не нужно, даже Машке. (Я-то в курсе, но пообещал Лёну молчать. Полагаю не без оснований, что вырастет из него большой оригинал. — прим. авт.)