Колодец желаний - Эдвард Фредерик Бенсон

В тот день после обеда медсестра, приставленная к Кристоферу, была отпущена на два часа. Вместо нее при муже осталась сама Нелли; она то садилась возле кровати больного, то переходила в гардеробную, смежную с его спальней. Обычно Кристофер пребывал в оцепенении – это действовали лекарства. Нелли знала от Бернарда, что, если больной начнет метаться или выкажет иные признаки сильной боли, нужно дать ему порцию снотворного на основе опиума. Пузырек с этим снадобьем помещался тут же, на столике. И вот Кристофер принялся что-то бормотать, попытался повернуться в постели, и его жена шагнула к столику. В пузырьке было снадобья на три приема, но Нелли вылила в стакан все до капли и дала мужу. Через несколько минут он затих, а примерно через полчаса Нелли велела прислуге позвонить доктору Ивзу и попросить его прийти как можно скорее. Еще через десять минут доктор Ивз был рядом с Нелли.

Она указала на пустой пузырек и произнесла:

– Бернард, я дала ему три дозы сразу.

Он уставился на нее, не веря ушам.

– Это правда, – сказала Нелли.

Бернард ринулся в свою операционную, которая находилась в сотне ярдов от дома Мостинов. Там Бернард не только оперировал, но и готовил лекарства. Он примчался назад, неся некое приспособление и отдельно от него – флакон. Усилия его по возвращению к жизни пациента оказались тщетны, и к тому времени, как пришла медсестра, Кристофер Мостин был мертв, а снотворного в пузырьке было, как и днем, ровно три дозы.

– Больного постиг коллапс, – сообщил медсестре доктор Ивз. – Впрочем, уже много дней я ждал этого.

Похороны были позади. Нелли вошла в дом с ощущением, что сгинул последний черный полукруг на солнечном диске. Затмение, которое продолжалось годами, наконец-то завершилось, жалюзи ее судьбы подняты, и в окна льется полуденный свет. Ни намека на раскаяние или сожаление не гнездилось в ее душе. Кристофер все равно был обречен, Нелли всего-навсего избавила его от прозябания на опиуме, которое могло затянуться еще на многие дни. С Бернардом она не виделась с похорон: почти в тот самый час, на который они были назначены, Бернарду сообщили о серьезной болезни его матушки, и он срочно уехал. Вестей Нелли от него пока не получала, но не беспокоилась: вполне естественно, что Бернард ей не пишет – так и должно быть. Бернарду все известно, он быстро сориентировался, наполнил пузырек до нужного, запомнившегося медсестре уровня – значит, принял и одобрил поступок Нелли. До отъезда он успел написать заключение о смерти, причиной назвал тяжелую болезнь, которая спровоцировала сердечный приступ. Когда Бернард вернется, с прошлым будет покончено. Разумеется, они выждут несколько месяцев, может, даже целый год, и лишь затем поженятся, рассуждала Нелли.

День клонился к вечеру. Стало зябко, порывами налетал дождь, барабанил в окна. Если не считать этой дроби, в доме было тихо. Ни единый, даже приглушенный звук не доносился из спальни, расположенной как раз над гостиной, где сидела Нелли. Еще недавно в этот час послышались бы шаги на лестнице – медсестра спустилась бы, чтобы сообщить Нелли о состоянии больного. Обычно ближе к вечеру Кристофер делался беспокоен и звал к себе жену, а когда она являлась, лежал неподвижно, вытаращив глаза. Бернард говорил, что Кристофер ее толком и не видит; а там как знать… В любом случае Нелли чувствовала великое облегчение. Вот она у себя дома, спокойно сидит, застрахованная от выполнения так называемого долга (до чего же он отвратителен!); слушает стук дождевых капель по темнеющим окнам и гудение огня в камине.

Вдруг до нее долетели звуки электрического звонка – и сердце затрепетало, ведь это мог приехать Бернард. Горничная прошла коридором, но вместо того, чтобы свернуть к парадной двери, проследовала в кабинет Кристофера. Через некоторое время горничная двинулась обратно.

Дверь отворилась.

– Что это был за звонок? – спросила Нелли. – Не в парадную ли дверь?

– Нет, мэм. Это из кабинета звонили, – отвечала горничная. – Я думала, вы там и зовете меня.

– Вы ослышались. Проверьте, не ждет ли кто у парадной двери.

Горничная ушла и не вернулась – значит, под дверью никого не было. Нелли встала и направилась к кабинету. За окнами почти совсем стемнело. Когда Нелли щелкнула выключателем, ей послышался скрип дубового кресла-качалки, в котором Кристофер провел столь много утренних часов над своими записями. Нелли взглянула на кресло. Оно чуть колебалось, как если бы с него только что поднялся человек.

На мгновение Нелли застыла, не в силах шевельнуться, расширив глаза. Это столь знакомое качание возымело кошмарный эффект, ибо Нелли предстал Кристофер. Если бы он и впрямь находился в кабинете, если бы приподнялся с кресла, чтобы достать с полки книгу, то и тогда не показался бы Нелли более реальным. Опомнившись, она покосилась по сторонам, почти готовая увидеть мужа или услышать его голос. Но в кабинете никого не было, только поблескивал полировкой просторный письменный стол да лежали на промокательной бумаге гранки новой книги, доставленные пару недель назад, когда Кристоферу было уже не до них.

Кресло-качалка угомонилось, однако шок никуда не делся, и Нелли, решительно настроенная унять расшалившиеся нервы, прошлась несколько раз по кабинету, приблизилась к окну и выглянула. Дождь перестал; зловещий багровый всплеск на западной стороне небосклона говорил о том, что солнце уже село. Непосредственно за садовой оградой было кладбище с рядами надгробий, и совсем рядом дыбился холмик, обозначая самую свежую могилу. Вечернее освещение производило странный эффект: темная свежеподнятая из глубин земля казалась не возвышением, а, наоборот, прорехой в травяном покрове – словно могилу выкопали, а тело туда не положили. Нелли опустила жалюзи, задернула штору и вышла, заперев дверь.

Смятение улеглось; Нелли была настроена на спокойный вечер. Завтра – неважно, ясно будет или дождливо, – она предпримет долгую прогулку по холмам, а к вечеру, глядишь, Бернард приедет или хотя бы пришлет весточку. Вернувшись, он непременно даст о себе знать и поужинает с Нелли; он должен это сделать. Она расскажет ему о кресле-качалке; он рассмеется, фантазеркой ее назовет… Бацилла страха все еще гнездилась в ее душе; Нелли необходимо было, чтобы ее убедили: это обман зрения, или же она просто наступила на расшатанную половицу, вот кресло и стало раскачиваться… Нелли немножко подремала, немножко почитала, наслаждаясь уверенностью, что ее не вызовут к больному. Горничную она отпустила спать. К одиннадцати вечера стало клонить в сон и ее саму. Нелли двинулась по коридору к лестнице, попутно щелкая выключателями; дошла до кабинета Кристофера, остановилась.

Бацилла страха, кажется, вздумала размножаться; Нелли сейчас уничтожит весь выводок. И вот, собрав все свое мужество, она отперла дверь и шагнула в кабинет. Теперь