Солнцестояние - Кэтрин Болфинч

– Прости, ведунья, очень уж помощь твоя нужна. Завелся в полях черт какой, работать не дает, а без запасов мы все по миру пойдем раньше срока. Успеть бы рожь посадить, а он нещадно досуха выпивает задержавшихся допоздна мужиков.

– Как черт-то твой выглядит, знаешь? – скрестила руки на груди Ведана, с прищуром поглядывая на паренька.

– Я-то сам не видал, но люди говорят, высокий, шустрый, на теле ни единого волоска, глаза горят, а зубы как есть острые колья. На четвереньках, словно дикий зверь, на мужиков прыгает.

– Чем отплатишь, молодец?

– Бери что хочешь, ничего не жалко, лишь бы от черта избавиться, – развел руками парень, а в глазах страх плещется.

– Что ж, будь по-твоему. Избавлю от нечисти и плату возьму, в долгу не останешься.

Не сдержавшись, парень выдохнул от облегчения, что ведьме служить не придется, и, водрузив шляпу на голову, кивнул, скрепляя договор.

– Сестер моих не видывали, случаем? – спросила Ведана, помогая Углешке выбраться из ямы со шкатулкой, полной священного пепла.

– Нет, ведунья, не встречались.

В этот миг, не успели они и шагу ступить, раздался звон колоколов прямиком из деревни. До поля он доходил пронзительными отголосками, словно бьющиеся о края утеса волны, оповещая всех в округе о случившейся напасти. Мужики и бабы поспешили к деревне, оставив одних замерших на месте жрицу и ворожею. Переглянулись девушки и, не сговариваясь, одновременно направились на звук, не предвещающий ничего доброго.

Локтями растолкав столпившихся у домика на окраине зевак, Ведана и Углешка подошли ближе. Парни и девушки, потворствуя праздному любопытству, охали и вздыхали то ли от страха, то ли от облегчения. Завидев их, молодая хозяйка, сама еще дитя, за юбку которой прятался старший сын лет пяти, запричитала, бессвязно что-то бормоча, прижимая как можно сильнее к груди новорожденную малышку. Так ничего и не добившись от девицы, Ведана нырнула в проем открытой настежь двери и шумно втянула вставший поперек горла воздух. На полу посреди крохотной комнатушки лежала ее старшая сестра, бледная, словно кто мукой присыпал, со сложенными на груди руками, точно спящая. Подле Казимиры, уронив голову в ладони, горько рыдала Греза, ее тонкий стан подрагивал при каждом всхлипе, а темные волосы, будто полевые ужи, подпрыгивали, вторя скорби.

– Что теперь будет, что станется с деревней, Ведя? Нечисть со свету сживет, а так пожить, еще подышать хочется. Бедная, бедная Казя, – шептала Греза, покачиваясь взад-вперед.

Ведана опустилась рядом с сестрами, с нежностью, на которую не осмелилась бы при жизни Казимиры, погладила охладевшие щеки и волосы цвета воронова крыла, поправила взлохмаченные пряди. Несмотря на то что Казя никогда особо не любила Ведану, отдавая предпочтения младшей из них – Грезе, чувства ее были не взаимны. Средняя сестра всегда брала со старшей пример. Ходила хвостиком по деревне, едва встав на ноги. Светилась тайным обожанием. Но Казимира лишь изредка позволяла себе быть с Веданой мягкой, не преминув больно уколоть девушку за худо сваренный отвар или неправильно собранные травы. Не со зла, но ученья ради. Завидовала Казимира, что силу свою от матушки приобрела, а средняя с рождения видела больше остальных, подолгу порой с пустотой разговаривая.

– Скажи, что не оставишь нас без защиты, Ведя, что примешь дар! – до боли стиснула пальцы сестры Греза, вымаливая согласие.

– Ритуал проведем на закате, а после дадим огню подношение. Боги будут довольны. – Маленькая ладошка Углешки легла на плечо подруги, едва ощутимо сжимая.

– Греза, как вы оказались здесь, чего ради сестру хоронить придется? – не сводя взгляда с сестры, бескровными губами спросила Ведана.

– Дак хозяйка нас и позвала, говорит, дух нечистый завелся. Все молоко прямо из коровы выпивает, вещи с места на место перекладывает да сундуки перерывает, видать, ищет что-то. А мы как зашли, он выпрыгнул и так быстро из окна наружу, что Казя тотчас замертво упала, – вновь заплакала младшая сестрица, роняя крупные капли на домотканое платье.

– Не домовой. Чую, чужой кто был, – поднялась Ведана с места, сдернула с кровати простынь и положила рядом с Казимирой. Лучше сестру домой унести поскорее, нельзя оставлять там, где нечисть околачивается, того и гляди не только душой завладеет, но и телом. Пересуды местных стали громче, не спешили люди по домам расходиться, не зная, что без их ведома делается. Только когда сестры Казю в простыне на улицу вынесли, голоса смолкли. Старались мертвой ведьме в лицо не смотреть, то и дело крестились, расступаясь в стороны.

– Как же со зверем-то быть, а? Убежал, но воротится ведь, – спросила хозяйка дома, стыдливо поглядывая на завернутое в ткань тело, закрывая сыну глаза, чтобы сам не смотрел. Ведана стиснула зубы от подступающей злобы: не успела она сестрицу старшую оплакать, а жители все о себе толкуют, помощи ждут, словно ведьмы не люди вовсе и горевать им не положено.

– Соседи ваши, случаем, лучше жить не стали, когда беды случаться начали? – нехотя спросила за ведунью Углешка, на соседский дом поглядывая. Жрица и вовсе помогать не желала, не ее это дело, да и может ворожею вовсе сами местные и отравили или напугали, с них станется. Недолюбливают они ведьм, не понимая, что без них совсем пропадут. Навалилась вдруг на девочку смертельная усталость. Сколько веков она в этой деревне живет, скольких душ повидала, тел несчастных огню предала, но что было делать, коли боги ей поведали, что родится в этом месте нечистая сила, способная весь мир в прах обратить, только лишь телу данному семнадцать зим исполнится. Много жизней загублено, но боги свое твердят. На покой бы уйти поскорее, да Ведану жалко будет, привязалась Углешка к девице, словно к сестрице родной.

– Стали, стали! – закивала девица, еще долго перечисляя, какие счастливые сделались соседи в последнее время, как стол полон яств оказался, ткани добротные у печи сушатся, пока окончательно из виду не исчезла вместе с ворожеями.

На свежевырытую ямку поставили деревянные козлы, обложили камнями, чтобы огонь не перебрался на дом. Завернутая в полотно Казимира покоилась на них, ожидая, когда ее тело передадут в объятия пламени, а душа, свободная от мирских тягот, отправится дальше. Греза, сложив руки в молитве, надеялась, что выпитый Веданой на настое полыни яд не лишит ее и второй сестры. Но таков обычай: чтобы отпустить одну ведунью и принять ее дар, было необходимо испить горький отвар из трав и суметь удержаться между жизнью и смертью. Ведана дрожащими руками откупорила бутылек с ядом и молила богов дать ей достаточно сил и