Страшные истории для бессонной ночи - Лилия Белая

— Господь милостивый, мы кого-то ждем? — улыбнулся Михаил, нехотя отрываясь от поцелуев.

Он собрался было пойти посмотреть на незваного гостя, но Анна его опередила, решив, что попросту Чернышевы приехали раньше, чем обещали.

— Я сама, Миша, встречу, сама…

Странное предчувствие встревожило Аннушке сердце, когда она спустилась вниз. Слуги будто пропали из дома, и никто не открыл двери. Анна сама их распахнула.

На крыльце у парадной стояло нечто тяжелое, накрытое белой простыней. На ступени лестницы лежал конверт. Развернув его трясущимися руками, Анна прочла единственную фразу, красивым почерком выведенную на листе: «Avec amour de Paris!»[5]

Бес дернул снять с непонятного подарка покрывало. Под ним оказалась статуя ангела. Печальными глазами на Анну смотрело изваяние, и странная улыбка кривила его каменные губы…

Александра Фартушная. Черная плакальщица

Англия, начало XX века

Генри Блейк стоял перед огромными коваными воротами, взирая на них снизу вверх. По облупившимся, но все еще изящным прутьям расползался дикий вьюнок, полностью закрывая поместье Стэнхоуп от любопытных глаз.

Суеверные до мозга костей жители крохотного городка Уитфилд побаивались этого места и лишний раз обходили его стороной. Поговаривали, в доме водились призраки, и скоропостижные похороны проживающих были не редкостью. Однако новоприбывшему гостю об этом ничего не было известно.

Прежде чем войти, мужчина пригладил непослушные темные волосы и со вздохом посмотрел на заляпанные грязью мыски туфель. Тяжелая створка нехотя поддалась, оглушительно скрипя и лязгая, словно не желая впускать чужака в свои владения.

Ровно три дня назад Генри пришло письмо с весьма заманчивым предложением. К нему обратилась овдовевшая владелица старого поместья с просьбой написать картину. И, о чудо, даже прислала задаток, чтобы уж наверняка уговорить мужчину. Генри Блейк был самым обычным художником, можно даже сказать заурядным, и такое щедрое предложение получил впервые, поэтому был несказанно этому рад.

Добираться Генри пришлось на поезде и почтовом кебе. Дорога измотала его, но остро нуждавшийся в деньгах мужчина согласился отправиться в такую глушь только по одной причине: он лелеял мечту открыть свою художественную мастерскую. И вдруг такой шанс! Который он всенепременно не желал упускать.

Сдерживая беспокойство, Генри шагал по видавшей виды подъездной дорожке прямиком к главной лестнице. Старинный и некогда величественный дом представлял собой печальное зрелище: темная каменная облицовка выцвела, черепица потрескалась и местами отсутствовала, а арочные окна и витражи затянулись вековой пылью и паутиной.

Острые шпили башен пронзали хмурое небо. Особняк выглядел нелюдимо, как ощетинившийся старый зверь. Даже не верилось, что здесь вообще живут люди.

С крыши двухэтажного особняка на него взирали жуткие твари — гаргульи, некогда охранявшие покой хозяев, а ныне растерявшие весь свой устрашающий вид. Заброшенный сад с фонтаном навевал уныние. Бесспорно, когда-то это поместье было роскошным, но, увы, сейчас оно доживало последние дни.

Холодный ветер завертел сухие листья у ног мужчины, а затем взмыл, бросив их в лицо незваному гостю. Свинцовые тучи сгущались, предрекая ливень, — август в этом году выдался на редкость паршивым.

Поднявшись по вытертым каменным ступеням, Генри замер у входа. Как и ворота, дверной молоток выглядел жалко. Казалось, он рассыплется в руках лишь от одного прикосновения. Генри постучал, слушая гул, эхом раздавшийся в пустом доме. Недовольно каркнув, с ветки ближайшего дерева вспорхнула ворона. Своим присутствием Генри потревожил привычную жизнь этого захудалого места.

Несколько минут прошли в томящей тишине, пока с той стороны не послышались шаги. Дверь со скрипом распахнулась, обдавая мужчину плесневелым душком и старостью. Генри невольно поморщился. Почти все особняки прошлых столетий пропитаны этим удручающим запахом. На пороге стояла седовласая женщина в простой форме прислуги. Она поджала губы и колко оглядела гостя с ног до головы.

— Здравст… — начал было Генри, но его бесцеремонно перебили.

— Мистер Блейк. — Эта фраза была скорее утверждением, чем вопросом. — Мы вас ждали, проходите.

Генри сделал нерешительный шаг вглубь темного дома. Тяжелая дверь за его спиной с силой захлопнулась, заставляя вздрогнуть всем худосочным телом. Появилось странное предчувствие, что пути назад уже не было.

— Госпожа Монтгомери ждет вас в гостиной, — снова приказным тоном произнесла женщина и направилась по коридору, вынуждая Генри последовать за ней.

Внутри Стэнхоуп был так же плох, как и снаружи, отчего настроение Генри стремительно портилось, стоило его взгляду зацепиться за очередное пятно плесени на потолке или трещину в стене. Сможет ли хозяйка заплатить обещанную сумму за работу, если она не в состоянии содержать собственное жилье?

Распахнув тяжелую дверь, прислуга ждала, когда Генри войдет в гостиную. Здесь было ощутимо светлее, чем в остальном доме, и даже по-своему уютно. Неяркие лампы освещали комнату, разгоняя мрак и уныние, заставляя его прятаться в плесневелых углах.

У окна, в побитом молью кресле, сгорбившись, сидела старуха. Сквозь остатки тонких седых волос просвечивал череп. Кожа на лице висела, как у бассет-хаунда. Старуха повернулась, и Генри отметил еще большее сходство с этой породой собак: глаза у женщины были красные, с вывернутыми веками и очень уставшие.

— Садитесь, — прошамкала она беззубым ртом и махнула рукой на соседнее кресло.

— Меня зовут Генри Блейк…

Но его речь снова бесцеремонно оборвали:

— Я знаю, кто вы, мистер Блейк.

Женщина прищурилась, вглядываясь в гостя.

— Отбросим любезности, давайте к делу. Мне осталось совсем недолго, и все, чего я хочу, — чтобы моя семья снова собралась вместе, пусть только и на картине. Для этого вы здесь. Оживите их, Генри, для меня. Прошу.

Мужчина хотел было удивиться, но на самом деле слышал такую просьбу не в первый раз. Новомодные фотографические карточки запечатлевали только то, что реально существовало. Но порой людям нужно было нечто большее: собрать всех родных, увидеть их счастливые и молодые лица. Залечить душевные раны и спокойно уйти на небеса.

— Как скажете, миссис Монтгомери, я приложу все усилия, — заверил ее Генри и слегка поклонился старой аристократке. — Мне потребуется все, что у вас есть: другие портреты и рисунки. Ну и конечно, ваша память. Опишите мне своих близких, будьте добры.

Но старуха уже отрешенно смотрела куда-то в окно. Ее взгляд мечтательно блуждал, а на бесцветных губах расползлась улыбка. Вдруг безмятежность резко сменилась растерянностью и паникой.

— Кто вы?! — закричала старуха, пытаясь подняться, и тут же обессиленно рухнула обратно в кресло. — Что вы здесь делаете?!

— Тише, миссис Монтгомери, я — Генри Блейк, приехал из Лондона, художник. Вы сами мне писали, узнаете?

Генри достал потрепанное письмо и показал женщине. Увы, разум миссис Монтгомери угасал. Вот она, старость без прикрас