Картонные стены - Елизарова Полина
«Его можно было бы назвать интересным, статным мужчиной, но эти тонкие, напряженно сжатые, с опущенными вниз уголками губы, демонстрирующие то ли высокомерие, то ли постоянную напряженную работу мысли, делают его облик закрытым и даже отталкивающим…» – подумалось Варваре Сергеевне.
Громоздкий, как шкаф, водитель Виктор, с такой же сосредоточенной, как и у хозяина, физиономией, вошел в дом следом за ним, неся в руках два больших пакета с готовыми роллами и салатами из элитного гастронома «Глобус Гурмэ».
Под роллы хозяин, на сей раз даже не спрашивая мнение гостей, разлил всем подогретое распоряжайкой саке в специальные сосуды, которые выудил из барного шкафа.
Варвара Сергеевна сидела рядом с Тошкой и, под тяжелым взглядом отца мальчика, терпеливо учила его орудовать деревянными палочками, прилагавшимися к готовым японским закускам.
С едой управились быстро, но мальчишка вовсе не хотел уходить в свою комнату, к няне, поджидавшей его с теплой ванной и новой книжкой.
На протяжении всего ужина Андрей бросал на Жанну многозначительные взгляды. Какое-то время старательно их игнорируя, она, наконец, не выдержала, подошла к Тошке и взяла его за руку:
– Пойдем… Взрослым надо поговорить.
– Но я хочу еще побыть тут!
– Спокойной ночи, сынок, – оборвал его отец не то чтобы грубо, но тоном, не терпящим возражений.
Скуксившись, мальчик неохотно протянул Жанне руку и, несколько раз обернувшись в сторону Варвары Сергеевны, будто умоляя ее о чем-то своим пронизывающим взглядом, обреченно удалился.
– Итак, – без предисловий начал Андрей, – начну с того, что мне очень неловко перед вами, – он в упор посмотрел на Валерия Павловича, – за то, что я вынужден вам сообщить…
Самоварова и доктор, отодвинув от себя тарелки, в ожидании каких-то, судя по всему, нехороших новостей, напряженно молчали.
В доме повисла тишина, и сидящим в столовой было слышно, как на втором этаже наливается ванна, а Тошка о чем-то громко и плаксиво спорит с Дилярой.
– Моя вина лишь в том, что я не удосужился выяснить это раньше, – подчеркнуто сухо продолжил Андрей. – В свое оправдание могу сказать, что если уж я и впускаю кого-то в самый ближний круг, – он снова в упор посмотрел на Валерия Павловича так, словно даже не ища, но требуя от него безоговорочной поддержки во всем, что бы он ни сказал, – я этому человеку доверяю… При известной степени доверия, – а кому, как не жене, выносившей и родившей сына, мужчина может довериться?! – у нормальных людей не возникает необходимости перепроверять факты, которые ему сообщают…
Варвара Сергеевна уже начала ощущать себя так, будто находится на рабочем совещании, созванном по какому-то очень скверному поводу.
– Андрей, ты нас не пугай… Если не затруднит, давай ближе к сути, – не удержался Валерий Павлович.
– Суть такова, что моя жена чудовищно врала мне с самого начала! Причина ее вранья мне неизвестна, а смысл, если он вообще может быть, ужасен. Ее девичья фамилия – Рождественская…
Андрей с грохотом отодвинул стул, встал и извлек из внутреннего кармана снятого им перед ужином и висевшего на спинке стула пиджака сложенный вчетверо листок бумаги.
С похожим на омерзение выражением лица он продолжил рассказ, периодически заглядывая в составленную кем-то справку.
– С семьей она разорвала отношения задолго до нашего знакомства. На нашей свадьбе, кроме Жанны, с ее стороны никого не было. Отец Алины умер в хосписе от рака желудка в январе две тысячи десятого года. Об этом она мне как раз говорила, и я предложил ей тогда любую, в том числе материальную помощь, от которой она отказалась.
– Вы что, даже не были знакомы со своим тестем? – искренне удивилась Самоварова.
– Нет. Алина категорически этого не хотела. В свое время она мне говорила про родителей что-то такое… Что-то отвратное…
И Андрей, силясь вспомнить детали, неожиданно резко, будто по тормозам ударил, прервался и замолчал.
– Например? – выдержав паузу, уточнила Варвара Сергеевна.
– Это было так давно…
– И все же?
– Она говорила, что нам обоим лучше считать, что их нет! – вновь с шумом заводя свой внутренний двигатель, резко ответил Андрей.
– А с матерью ее что? – подключился Валерий Павлович.
– Вот здесь-то и кроется самое странное… Мать она якобы похоронила примерно через два года после отца. Уехала куда-то на целый день, от моей помощи вновь отказалась…
– Вы тогда уже были расписаны?
– Да. И у нас уже был ребенок. Она отвезла его, тогда еще совсем маленького, в этот день к моим родителям.
– И вы не сочли необходимым поехать вместе с женой? – жестко уточняла Самоварова. Не вполне понимая, как ей вести себя в этом странном доме, она решила принять единственно понятную ей форму – включила в себе следователя, беспристрастного, имеющего всего одну цель: ухватить суть среди этого бардака.
– Нет. Она была категорически против… Вы должны понимать, что у меня уже тогда была серьезная работа, и мне не хватало внутренних ресурсов, чтобы биться в дверь, которую передо мной не только закрывали, да еще и с необъяснимым упорством подпирали с другой стороны.
– Ситуация, конечно, далеко не типичная, но, думаю, с точки зрения твоей жены она чем-то объяснима, – мрачно кивнул Валерий Павлович.
– Нет, дядя Валер! – с жаром выкрикнул Андрей, и черты его лица вдруг изменились настолько, что Варвара Сергеевна впервые за все это время увидела перед собой не холодного «дядю в костюме», но того чистосердечного «Веснушкина», мальчишку, о котором вспоминал перед поездкой в «Сосны» доктор. – Мне крайне сложно найти этому какое-либо рациональное объяснение! Дело в том, что эта женщина, – сощурив глаза, он нашел в лежавшей перед ним справке нужное место, – и по сей день жива, хотя, судя по частым визитам в поликлинику, не вполне здорова…
– Это как же?! – присвистнул от неожиданности Валерий Павлович.
– А так… Попова Татьяна Андреевна, тысяча девятьсот пятьдесят шестого года рождения, разведенная с отцом Алины аж в девяносто восьмом, проживает сейчас в Калужской области, в квартире некоего Сергея Ефимовича Ткачука, тунеядца, инвалида второй группы, отсидевшего три года за хищение государственной собственности.
– Статья? – машинально уточнила Самоварова.
Изучая перед ужином дневник пропавшей, Варвара Сергеевна остановилась на месте, где Алина вспоминала, как их с отцом бросала эта странная, далекая, и, по всей видимости, действительно нездоровая женщина – Татьяна Андреевна Попова.
Чтобы ответить на вопрос Самоваровой, Андрей, снова сощурившись, попытался найти нужное место в зависшей перед его носом справке. Руки его заметно подрагивали.
– Варь, разве это сейчас важно? – вмешался доктор.
– Действительно, – согласился хозяин дома. – Но…
Сверху, с лестницы, послышались быстрые шаги.
Пока Жанна спускалась, сидевшие за столом, не сговариваясь, замолчали.
Когда распоряжайка осторожно, будто уже чувствуя зависшее в столовой напряжение, вошла, Андрей, как с цепи сорвавшись, подпрыгнул со стула и подскочил к ней:
– Может, ты мне объяснишь, как такое возможно?!
Повиснув над ней с высоты своего почти двухметрового роста, он грубо схватил ее за широкие, оголенные кокетливой кофточкой на резинке плечи и начал трясти:
– Как вы, сучки, могли до такого додуматься?! И зачем? Так сильно хотелось любой ценой в рай въехать? Для этого надо было похоронить живую мамашу?
Жанна, не понимая, о чем он, сжалась в его руках и стала похожа на полную некрасивую девочку, которую обижает бог весть откуда взявшийся хулиган. Ее ярко-розовые губы дернулись и мелко, истерично задрожали.
– Андрей! – вступился за нее доктор. – Ты давай полегче! Жанна могла быть и не в курсе.
Но тот, не слыша и не обращая внимания на то, что молодая женщина, неловко выворачиваясь, принялась беспомощно и тихо рыдать, еще больше распаляясь, все яростней сжимал ее плечи, не позволяя отойти от него ни на шаг:





